Славомир Мрожек - Любовь в Крыму
ЧЕЛЬЦОВ. Ушли.
ЧЕЛЬЦОВА. Все уезжают.
ЗАХЕДРИНСКИЙ (к Чельцову). Вы сейчас насчет домино обмолвились.
ЧЕЛЬЦОВ. Да, что-то говорил.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Может, сыграем партию до ужина?
ЧЕЛЬЦОВ. С вами?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А вы бы с кем хотели?
Чельцов достает из кармана кожаную коробочку, дорожный комплект домино. Отодвигает стаканы и тарелки, высыпает кости домино на стол.
ЧЕЛЬЦОВА. Но ты-то хоть не уезжаешь?
ЧЕЛЬЦОВ. Мне ехать некуда.
Чельцов и Захедринский присаживаются к столу, чтобы играть в домино. Чельцова садится на диван, достает из сумки рукоделие и начинает вязать на спицах.
Пауза.
Чельцов и Захедринский играют в домино.
ЧЕЛЬЦОВ. Что это вы?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А разве так нельзя?
ЧЕЛЬЦОВ. Да это же сюда не идет!
ЧЕЛЬЦОВА. Саша, господин Захедринский знает, что делает.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Тогда, может, так. (Берет кость назад, ставит другую.)
Игра в домино продолжается. Чельцов, сосредоточившись, что-то напевает. С улицы доносится, сначала слабо, а потом все громче, цокот конских копыт по мостовой. Захедринский отвлекается от игры и прислушивается.
Пауза.
ЧЕЛЬЦОВ. Чего вы ждете...
Цокот копыт нарастает. Захедринский встает из-за стола и выходит на балкон.
(С упреком.) Иван Николаевич, а домино!
Цокот копыт затихает, отдаляется. Захедринский возвращается с балкона.
Ну, и что вы увидели?
ЗАХЕДРИНСКИЙ (садясь к столу). Извозчика.
ЧЕЛЬЦОВ. Эка невидаль.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А на извозчике сестры Прозоровы. Возвращаются с вокзала.
ЧЕЛЬЦОВ. Не уехали, стало быть, в Москву?
ЗАХЕДРИНСКИЙ. По-видимому, нет.
ЧЕЛЬЦОВА. Ну и хорошо, да с какой им стати куда-то ехать.
ЧЕЛЬЦОВ. Ваш ход.
С левой стороны входит Анастасия Петровна.
АНАСТАСИЯ. Телеграмма для господина Чельцова.
ЧЕЛЬЦОВ. Вот черт... (Встает из-за стола и берет у Анастасии Петровны телеграмму.) Матреша, еду!
ЧЕЛЬЦОВА. Боже мой, куда же опять...
ЧЕЛЬЦОВ. В Тульскую губернию. Продают.
ЧЕЛЬЦОВА. Кто продает, что продают...
ЧЕЛЬЦОВ. Вишневый сад.
ЧЕЛЬЦОВА (с подозрением). Вправду продают?
ЧЕЛЬЦОВ (читает телеграмму). "Раневская оставляет имение и переселяется в город. Продает вишневый сад. Выезжай тотчас". Подписано: Ермолай Алексеевич Лопахин.
ЧЕЛЬЦОВА. А кто такой этот самый Лопахин?
ЧЕЛЬЦОВ. Ермолка Лопахин, мой компаньон.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А на что вам этот сад?
ЧЕЛЬЦОВ. Как на что, сад вырубим, а землю опять продадим. Дело выгоднейшее.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. А не вырубать нельзя?
ЧЕЛЬЦОВ. Рассуждаете как дитя малое. Матреша, собирай саквояж.
ЧЕЛЬЦОВА (выходя налево). Боже ж ты мой...
Захедринский встает.
ЧЕЛЬЦОВ. Ну, Иван Николаевич, может когда еще свидимся.
Троекратно обнимаются, похлопывая друг друга по спине.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Если когда-нибудь захотите...
ЧЕЛЬЦОВ. То к вам наверняка не обращусь. В делах вы ничего не смыслите.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да не продавать, просто поболтать.
ЧЕЛЬЦОВ. А, это другое дело. С вами - всегда готов, вы человека понимаете. (Идет налево.)
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Александр Иванович, а в чем я смыслю?
Чельцов останавливается, поворачивается и в недоумении разводит руками. Поворачивается и намеревается выйти налево, но с левой стороны входит Чельцова, в плаще и шляпе. Несет большой саквояж, а также плащ и картуз Чельцова.
ЧЕЛЬЦОВА. Уезжаем.
ЧЕЛЬЦОВ. Мы оба?
ЧЕЛЬЦОВА. Я еду с тобой. Хватит с меня!
ЧЕЛЬЦОВ. Но... Но мы вдвоем не поместимся в поезде!
ЧЕЛЬЦОВА. Мог бы придумать что-нибудь поумней. (Ставит саквояж на пол и помогает ему надеть плащ, Чельцов послушно подчиняется, она надевает ему на голову картуз.) Иван Николаевич, не простужайтесь и ешьте побольше фруктов.
ЗАХЕДРИНСКИЙ. Постараюсь, Матрена Васильевна.
Чельцова подает руку Захедринскому.
Мадам...
ЧЕЛЬЦОВА. Ну, Саша. (Идет направо.)
Чельцов берет саквояж и идет за ней. Они выходят направо.
Захедринский возвращается к столу, перемешивает кости домино, садится и начинает снова их раскладывать. Играет в домино сам с собой.
С левой стороны входит Владимир Ленин.
Захедринский поднимает голову, но тут же возвращается к своему занятию.
Ленин садится напротив Захедринского и пристально на него смотрит, опершись локтями о стол.
Пауза. Захедринский, занятый игрой, не обращает внимания на Ленина.
Ленин берет со стола банку с вареньем и ложечку.
Вместе со стулом поворачивается так, что теперь он сидит фронтально к зрителям, а левым профилем к Захедринскому. Сев поудобнее и положив ногу на ногу, поедает варенье из банки.
Захедринский поднимает голову и сбоку смотрит на Ленина.
Немного спустя Ленин перестает есть варенье и поворачивает голову к Захедринскому.
Некоторое время они смотрят в глаза друг другу.
ЛЕНИН. А я знаю все.
Еще минуту продолжается поединок взглядов.
Ленин отворачивается от Захедринского и продолжает, сидя фронтально к зрителям, есть варенье.
Захедринский не опускает голову и не перестает сбоку смотреть на Ленина, поедающего варенье.
Занавес.
АКТ II.
ОБОРУДОВАНИЕ СЦЕНЫ
Архитектура сцены та же, что в I акте. Однако цвет стен изменился, он стал грязно-желтым. Исчезли плюшевые портьеры и ламбрекен, которые обрамляли выход на балкон в I акте. Их заменил обычный, легкий, небольшой занавес, состоящий из двух половин. Сейчас он раздвинут. Вид на балкон и перспектива, до самого горизонта, те же, что в I акте. С левой стороны, у стены перпендикулярной авансцене, то есть у стены 1-й, там, где в I акте стоял секретер, теперь стоит "функциональный" столик машинистки, на нем пишущая машинка, модель первой четверти XX века. Стопка листов уже напечатанных, чистая бумага, подготовленная к работе. Все разложено очень аккуратно, что свидетельствует о педантичности машинистки. В машинке - лист бумаги с копиркой и подложенным вторым листом для копии, уже частично заполненные текстом. Перед столиком
конторский табурет.
На середине сцены, но не точно по центру, чтобы не перекрывать выход на балкон, а немного влево от центра, письменный стол, стоящий перпендикулярно авансцене. Это не типовой, современный письменный стол, представляющий собой столешницу, лежащую на двух тумбах с ящиками, но старинный стол на четырех ножках, из темного, благородного дерева, частично крытый зеленым сукном (не в стиле "бидермайер", а более раннем и легком). В отличие от столика машинистки, где царит строгий порядок, здесь хаос и неразбериха. Высокие стопы разнообразных папок, бумаг, документов и т.п. небрежно перемешаны. Чернильный прибор и ручка в том же изысканном стиле. Графин для воды и стакан. Воды в графине нет.
Слева от стола стул для сотрудника, который будет называться: "стул за столом". Справа - стул для посетителей, называемый: "стул перед столом". Оба стула с мягкой обивкой, по стилю соответствуют письменному столу. У скошенной стены справа, то есть у стены 4-й, - крытый клеенкой "современный" диван, с торчащими из него пружинами и волосом. Возле правой стены, перпендикулярной авансцене, то есть возле 5-й стены, неподалеку от выхода направо и ближе к авансцене - прямоугольный столик, обращенный передней (одной из двух длинных) стороной, к зрителям. С противоположной, не видимой зрителю стороны в столе имеется выдвижной ящик. На столе большая конторская книга (или гроссбух), небольшой обгрызенный карандаш на толстой цепочке (почти цепи), не соответствующей размерам карандаша. Книжечка билетов, две квитанционных книжки, стакан с недопитым чаем и ложечкой.
На стене, примыкающей к коридору, перед правой рамой сцены, в самом выходе за правую кулису, казенная табличка с надписью по-русски, но латинским шрифтом: "Ne kurit".
День. Погода такая же, как в I акте.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
II акта в порядке их появления на сцене
ИВАН НИКОЛАЕВИЧ ЗАХЕДРИНСКИЙ
ТАТЬЯНА ЯКОВЛЕВНА БОРОДИНА
АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ ЧЕЛЬЦОВ
ИЛЬЯ ЗУБАТЫЙ
РУДОЛЬФ РУДОЛЬФОВИЧ ВОЛЬФ
ЛИЛИ КАРЛОВНА СВЕТЛОВА-ВОЛЬФ
МАТРЕНА ВАСИЛЬЕВНА ЧЕЛЬЦОВА
ФРАНЦУЗ
ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ СЕЙКИН
ДЕЙСТВИЕ
Занавес поднимается.
В балконных дверях, опершись вытянутой рукой на левую притолоку двери, стоит Иван Николаевич Захедринский и смотрит наискосок вправо на сад, расположенный под балюстрадой и не видимый для зрителя. Захедринский в том же возрасте, что в I акте, ему около пятидесяти лет. На нем - подпоясанный в талии, махровый купальный халат ярко-красного цвета длиной до половины голени, спереди два больших накладных кармана. На босых ногах домашние туфли с задником (лучше: пляжные сандалии, но в любом случае обувь не должна ограничивать свободу движений актера, навязывая ему определенную пластическую манеру).
За столиком с пишущей машинкой сидит Татьяна Яковлевна Бородина. Она в том же возрасте, что в I акте, ей около двадцати восьми лет. Одета в военную гимнастерку защитного цвета российского постреволюционного образца, с воротником стойкой, стянутую в талии военным ремнем. Юбка синего, флотского цвета и военные сапоги. Короткая прическа "под мальчика" с пролетарским, спартанским нюансом.
