Джеймс Олдридж - Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра
— Все в порядке, — хотел он сказать, но издал лишь какие-то нечленораздельные звуки.
Из мешка он вылезать не стал, но все же поднялся и начал прыгать в нем по полу.
— Вот правильно, — ободрял его неподвижно лежащий Водопьянов. — Правильно, молодец! — Он взволнованно кивал головой в такт движениям Ройса, который прыгал взад и вперед по свободному пространству в два-три метра, отделявшему их друг от друга.
Но это оказалось слишком утомительным, а Ройс знал, что если он обессилеет, асе будет кончено. Поэтому он снова лег, считая, что самое лучшее сейчас — уснуть.
Он втянул голову в мешок, и расслабил мускулы, не сдерживая больше дрожи своего разбитого усталостью тела, и закрыл воспаленные глаза. Сон — его единственный шанс на спасение. Но ветер по-прежнему сотрясал фюзеляж, и при каждом толчке Ройс невольно вздрагивал. Если их подбросит еще раз, он будет не в силах вылезти из мешка и приняться вновь за работу. К тому же он беспокоился за Водопьянова. Тот так и остался лежать в своем спальном мешке на полу.
А потом он вдруг заснул, и ему приснилось, что он едет по Англии в поезде; дым от паровоза затянул купе и скрыл от него сидящих напротив — жену Джоанну, шестилетнюю Тэсс и десятилетнего Роланда, в школьном костюме с длинными брюками, которые он соглашался надевать только по настоянию матери.
Глава пятая
Джоанна, наверно, считает, что он погиб.
А дети?
— Нет, нет, — грустно уговаривал он ее в полусне. — Не делай этого, Джо. Не говори им, пока не будешь абсолютно уверена.
Не надо думать о семье, это отнимает мужество, надежду.
У него щемило сердце при мысли о Джо, такой женственной, пышущей здоровьем, и о детях, которые издали казались, как и все дети, когда их нет рядом, бесконечно прекрасными и трогательными; он без конца вспоминал их лица и повадки, их доверчивые глаза.
Почему он не подумал о них перед тем, как прыгнуть на льдину? Что он делает здесь, вдвоем с этим беспомощным русским? Зачем он тут?
«Оставьте меня!» — снова и снова приказывал он своим мыслям.
«Я становлюсь сентиментальным», — решил он и, открыв глаза, опять почувствовал, как горят ссадины на ногах и руках, как болезненно слиплись гноящиеся веки и каким тяжким грузом лежат на нем усталость и голод.
— Ну как, Руперт? — спросил Водопьянов. — Вам лучше? А фонарь погас. Я пробовал до него дотянуться, но не мог.
Темнота на этот раз подействовала на Ройса угнетающе, и он был рад, что снова слышит голос Водопьянова.
— Ничего, — сказал Руперт. — Сейчас встану. Сколько я спал?
— Четырнадцать часов, — ответил Водопьянов, поглядев на светящийся циферблат своего хронометра. — Уже, наверно, утро.
Это было одно из неудобств, которые причиняла им вечная темнота: они никогда не могли определить, утро сейчас или вечер. В первые дни зимы они сбились на полсуток со счета и теперь иногда затевали спор, что сейчас — десять часов утра или вечера.
— Сейчас утро, — настаивал Водопьянов. — И вдобавок сегодня зимнее солнцестояние. Солнце светит над южным полюсом. У меня там, в Мирном, двое друзей. Наверно, думают, что я погиб. Вздыхают небось: «Бедняга Водопьянов!» Но с сегодняшнего дня, Руперт, солнце начнет потихоньку поворачиваться к нам. Да, да.
Он прав. Сегодня солнце начнет свой долгий путь на север, и, может быть, через месяц его бледные отблески появятся на востоке, а гам оно протянет из-за горизонта и свой первый луч.
— Как вы себя чувствуете? — снова спросил Водопьянов.
— Полежу еще немного, — очень медленно произнес Руперт, — а потом поднимусь. Только не давайте мне заснуть. Чуть-чуть полежу и встану.
Водопьянов посмотрел на него с сомнением, и Ройс опять забылся тяжелым, нездоровым сном.
Глава шестая
Джо и правда было тяжело. Она не хотела верить, что Руперт погиб, и с неослабным упорством продолжала разузнавать о его судьбе. Многочисленные друзья Ройса тоже не верили, что его нет в живых, тем более что в министерстве авиации не говорили ничего определенного. Филлипс-Джонс, начальник сектора, в котором работал Руперт, сообщил Джо, что когда самолет «дакота», на котором он летел, разбился при посадке в Туле, среди обломков были обнаружены останки всех, кто там был, кроме Руперта. Никто не знает, куда он девался и что с ним случилось. Но как бы там ни было, надежд на то, что он жив, почти не осталось.
Джо обращалась к приятелям Руперта, работавшим в разных министерствах, и к дяде его — члену парламента, но сколько она ни хлопотала, как ни настаивала, никто ничего выяснить не мог. Джо позвонила своему двоюродному брату в адмиралтейство — неужели они не чувствуют никакой ответственности, кто-то ведь должен отвечать за то, что произошло? Но тайна не рассеивалась, и теперь Джо с волнением ожидала приезда подполковника авиации Мура. Он только что позвонил ей по телефону и сообщил, что у него есть для нее кое-какие вести. Он обещал сам заехать в Хемпстед, где у Ройса был собственный дом, который Джо не без труда удалось отстоять, когда Руперт расправлялся после войны со всем своим имуществом.
— Только богачи могут позволять себе такие причуды, какие позволил себе ты, когда мы поженились! — горько попрекала она мужа во время бесконечных споров о деньгах или о любви.
В общем, она была права насчет денег. Кое в чем она была права и насчет его причуд, хотя это его злило.
Когда они познакомились, он еще жил на доходы с капитала, полученного в наследство. Как было не влюбиться в такого человека? Ей нравились его ясные глаза, сухощавая, спортивная фигура и светлые волосы. Он был молод, серьезен, деликатен, хотя и чересчур упрям. Война только что кончилась, и он пытался поступить в университет, но его не хотели принимать без свидетельства об окончании средней школы. Тогда он вернулся в Афины и стал снова — только уже без всякого увлечения — перебирать черепки в раскопках возле Коринфа; но в Греции шла гражданская война, и это занятие казалось ему неуместным. Стыдно предаваться дилетантским развлечениям, когда земля горит от напалма. Он уехал из Афин и вернулся в Англию, откуда непоседливость чуть не погнала его в Мексику. Не он вовремя одернул себя, понимая, во что превратится его жизнь, если он не перестанет бесцельно слоняться по свету, пошел к своим приятелям из военно-морского флота и попросился назад на метеослужбу, где работал после госпиталя. Служба скоро ему прискучила, и он почувствовал, что снова жаждет перемен. В то же время Руперт понимал, что если бросит и эту работу — он на всю жизнь останется бездельником. Отцовский пример всегда стоял у него перед глазами. Деньги необходимо отдать, если он хочет, чтобы из него вышел толк.
Все устроилось проще, чем он предполагал. Действовал он в общем сгоряча и сразу переписал через поверенного, который всячески пытался его отговорить, все свои акции, страховые полисы, боны и долю в фамильном предприятии на имя матери. Руперт и не подумал с ней предварительно посоветоваться, она же спокойно приняла это неожиданное богатство, лишь спросив о письме, из каких средств ей платить новые налоги и кому завещать капитал. Надо ли оставить деньги ему?
Руперт ответил ей предельно коротко: «Делай, что хочешь!» Он знал, что когда-нибудь она оставит ему все — и его деньги, и свои. Быть может, эта мысль и была тем запасным выходом, на который он подсознательно рассчитывал. Но пока что он не желал облегчать себе жизнь такими расчетами.
«Я передам состояние кому-нибудь еще или истрачу на что-нибудь стоящее», — решил он для себя. По правде говоря, он не любил, когда зря транжирят деньги, даже те деньги, которые больше ему не принадлежали.
Поэтому ко времени их второй встречи с Джо он был уже «бедняком», но как раз в это время ему удалось (с помощью друзей) получить более интересную работу в самом метеорологическом управлении, где был создан специальный отдел исследований верхних слоев атмосферы в Арктике. Там он как будто нашел себе занятие по душе, занятие, которое, по-видимому, его удовлетворяло, давая ему ощущение причастности к настоящему делу.
Единственным минусом его новой работы было то, что в отделе скоро стали задавать тон квалифицированные математики, а не практики, каким был он, умевшие только вести наблюдения. Высшей математики Ройс не знал, и его начальник Филлипс Джонс не упускал случая напомнить ему, что он не ученый.
И хотя Руперт был старателен, точен и (по его мнению) предан своему делу, стычки с начальником были неизбежны. Руперт твердо стоял на своем, причем идеи его бывали довольно оригинальными; несмотря на недостаток теоретической подготовки, работа была для него святыней.
Тогда он женился на Джо. Она была возмущена его безумной выходкой — тем, что он отказался от своих денег. Она решила уговорить его взять их назад. Джо не была стяжательницей. Она просто смотрела на вещи трезво, как подсказывал ей здравый смысл. Зачем делать глупости? Она еще не очень хорошо знала мужа, и ее не покидала надежда, что рано или поздно Руперт поумнеет и возьмет свое состояние обратно. Хотя, разумеется, она любила его и будет его любить независимо от того, беден он или богат. Но Руперт твердо стоял на своем.
