Андрей Арев - Мотя
— Здравствуйте, дядя Вилли! — обрадовалась Мотя, — так вы теперь здесь, в Москве? у доктора Календарова?
— Григорий Семенович арестован, — сказал Тиц, — я теперь в Казахстане, сюда в командировку приехал. А вы? на экскурсии?
— Нет, — ответила Мотя, — дела у нас здесь.
И рассказала о детской Либерее, золотой пластине и пергаменте.
— Ага, — покивал Тиц, — ну пойдемте, присядем где–нибудь.
Он приглашающе протянул ладони вперед, указывая на кафе с вывеской «Отан».
В кафе было малолюдно, на небольшой сцене мужчина в даопао хриплым голосом читал стихи:
На глазах у детей
Съели коня
Злые татары
В шапках киргизских…
Ювелир и ребята расположились за столиком у окна, големы Тица — за соседним. Официант принес карту чаев, и Тиц заказал Japanese Sencha spider legs, на коробке которого была нарисована Людмила Сенчина в костюме спайдермена. Гайвань с чаем и маленькие пиалы принесли почти мгновенно, к чаю же подали удивительно вкусные казахстанские конфеты–трюфели в обертке цвета нацфлага, каждая конфета, как граната, была снабжена пластиковой чекой, пока не сорвешь — до конфеты не доберешься, и засахаренный имбирь.
Ювелир рассказал, что занимался в секретной лаборатории созданием деревянного магнита, но Календарова арестовали по обвинению в участии в антисоветской организации, и тогда работы по магниту передали в ведение Тимирязева.
— А когда Климент Аркадьевич стал борщевым телом, работы свернули, я остался не у дел, хотел уже домой возвращаться, — рассказывал Тиц.
— Каким–каким телом стал Тимирязев? — переспросила удивленная Мотя.
— Ах, да, вы же научный коммунизм не проходите, — замахал руками ювелир, — на втором съезде РСДРП, в 1903 году, партия раскололась на желтошапочных и красношапочных, или меньшевиков и большевиков.
— Ну, это мы знаем, — сказал Кока.
— Да–да, — продолжил Тиц, — лидер меньшевиков Мартов утверждал, что цель истинного социал–демократа — реализоваться в джалу, Тело Света, или, как его еще называют, радужное тело. А Ленин говорил, что настоящий эсдэк может реализоваться в любое тело, хоть в безоболочно–осколочное, хоть в говно собачье — простите, цитирую. Тогда и произошел раскол. Меньшевики, большая часть которых была из Бунда, постепенно отошли от дел и организовали на Дальнем Востоке Еврейскую автономную область, на флаге которой изображена радуга. А большевики, как менее щепетильные и более радикальные — победили. А Тимирязев стал телом борща. Да вы на памятнике ему сами можете прочитать — борщу и мыслителю. Вот так.
— Интересно. Так вы сейчас чем занимаетесь?
— Я со скуки сначала опять в ювелирку ударился, делал конструкции из напряженного золота. Кто–то мои изделия увидел, и мне предложили работу в космическом ведомстве, в казахстанском Степлаге. Там сейчас строится огромный космический дом, очень высокий — решено иметь свое постоянное советское космическое представительство, чтобы в космосе непрерывно находился наш человек, а то мало ли чего буржуи удумают. Социализм — это учёт и контроль.
— Но ведь… но ведь он должен быть ОЧЕНЬ высоким, этот дом? — сказала Мотя.
— Да, конечно! Сейчас дошли до высоты около 20 километров, преодолели линию Армстронга, — гордо сказал Тиц, — взяли разработки Татлина, Меркурова, мои идеи, строим. В следующую пятилетку планируем выйти к тройной точке воды. Проект называется «Объект Вайсс», в честь чешского товарища Яна Вайсса. На первом этаже — лаборатория Майрановского, Григория Моисеевича. Удивительный человек! Лечит всех сверхмалыми дозами иприта и заодно охраняет вход в здание. Отравляющий газ К-2 изобрел, от которого человек уменьшается и умирает через 15 минут. Да и вообще в Степлаге удивительные люди сидят! Чижевский, например, Александр Леонидович — хоть и враг, но какой мощный человечище!
— Здорово! — воскликнула Мотя, — и что, там живет уже кто–то? Ну, наверху?
— Была одна женщина–космонавт, — Тиц печально помакал кусочек имбиря в чай, — Людмила. Погибла. До десятого этажа на лифте, дальше пешком. Несколько дней шла. Передавала постоянно по рации перед самой гибелью: «мне жарко, мне жарко» — думали, это от мандрагоры, у нее такой эффект бывает. Мандрагору космонавтам дают, чтобы не страшно было, потому что она понятие о расстоянии полностью разрушает. А потом оказалось, что у нее проводка в скафандре замкнула. Перед смертью пыталась стекло в шлеме о перила разбить. Страшная смерть…
Помолчали. На сцене девушка в ципао пела «а молодо–ва дайнагона несли с пробитой головой…»
— А в командировку зачем? — Мотя понизила голос, — новые разработки? секретные?
— Да нет… — Тиц замялся, — видишь ли, сейчас в Степлаге Кенгирское восстание. И верховными товарищами решено заменить осужденных кем–нибудь другим. Я приехал в Ленинку, мне нужны книги по криптозоологии, у нас в лагере сидит Мария—Жанна Кофман, согласилась помочь в обмен на расконвоирование. Она крупный криптозоолог. В Ивдельлаге эксперимент по замене прошел удачно, теперь там марганец вместо людей менквы добывают, правда, пришлось девять человек, студентов Уральского политеха, в жертву принести. Но ведь это светлая жертва, ради могущества Родины.
— Ну, да, конечно, — закивала Мотя, — а вы случайно не можете нам помочь в секретную Ленинку попасть, нам тоже вот книги нужны? Для Родины.
— Смело входим в грядущее,
Хоть дорога нелегка,
Все в нашей власти для счастья,
Для счастья на века!
— пропел Тиц модную песенку, поднимаясь из–за стола, — конечно, помогу! Пойдемте!
Они вышли из кафе и отправились в сторону Красной площади. По дороге Тиц достал из кармана пластиковый пропуск и назвал код для замка.
— Это пропуск в метро-2, или Д-6, как его еще называют. Пропуск действителен до конца месяца, пользуйтесь. Передавай привет всем во дворе, — сказал Моте бывший ювелир, — а теперь до свидания, мне пора.
Тиц пожал руки пионерам и кивнул одному из своих големов — тот аккуратно приподнял и переставил Мотю на пару шагов в сторону, расчистил ногой снег, достал откуда–то нечто похожее на ломик, и поддел им заледеневший канализационный люк, на котором, оказывается, только что стояла Мотя.
— Вам туда, — улыбнулся Тиц, приложил два пальца к каракулевой шапке — «пирожку», развернулся на каблуках, и ушел. Големы отправились следом.
Из люка парило и пахло сыростью, Мотя и Кока спустились по ржавой лестнице, и оказались в грязном сумеречном помещении со сточной канавой вместо пола и дверью в стене. «Там солнце улыбалось бетону, кирпичу, и Лазарь Каганович нас хлопал по плечу», — пропел Кока.
10
На обитой нержавейкой двери был обычный электрозамок, Мотя набрала 25.11.38, и ребята вошли в помещение с низким сводчатым потолком, ярко освещенное помаргивающими люминесцентными лампами. Комнату перегораживал турникет и стеклянная с окошечком стена, за которой сидел читающий газету человек в монашеском балахоне крапового цвета, перепоясанном толстой васильковой веревкой. На стекле был нарисован глаз в треугольнике, под которым шла надпись: Magnus frater spectat te, и ниже, шрифтом помельче — Московское отделение Братства магнуситов, ЦАО.
Мотя поздоровалась и протянула в окошечко пропуск, который дал ей Тиц. Дежурный магнусит пропуск молча взял, крутанул рычажок полевого телефона ТА-57 и сказал в трубку: два–двенадцать. Положил трубку в гнездо, буркнул Моте: «Ждите», и снова уткнулся в газету.
Пока ждали, Мотя разглядывала комнату. Хотя, разглядывать там особо было нечего — видавший виды стол–тумба с телефонным аппаратом, в углу столик с электрическим чайником и стопкой сканвордов. Над ним — календарь–бегунок с пальмами. Под календарем — привинченный к стене вертикальный ящик со стоящим в нем АКМСУ.
Скучно.
Разве что странный портрет на стене, изображавший человека в форме генерального комиссара ГБ, но с лошадиной головой.
— А что это у вас за лошадка, брат дежурный? — поинтересовалась Мотя у магнусита.
— Это не лошадка, — заученно ответил дежурный, — а Николай Иванович Ежов, нарком внутренних дел и водного транспорта, изображенный в образе докшита, защитника ленинского учения, единственно верного и потому непобедимого, понятно вам? Докшит — это гневный палач переводится, понятно вам? А лошадиная голова — потому что в образе Хаягривы, докшита и покровителя транспорта, понятно вам? Если у Родины не будет докшитов, то это будет не Родина, а бардак № 34, понятно вам? Хаягриве отрубили голову, и приставили лошадиную. А Николаю Ивановичу не приставили. Но он вечно живой и вечно с нами, понятно вам? Пион–неры юные…
Брат дежурный нервно поправил висящий на поясе штык–нож.
— Да, спасибо, — ответила пораженная Мотя, и на всякий случай отошла от окошечка подальше, срифмовав про себя: «Ник Иванович Ежов с утра ходит безголов…»
