Эльмира Нетесова - Женатые холостяки
— Выходит, тебе там круто доставалось?
— Еще как! Особо поначалу. Всяко приходилось, даже кулаки в ход шли, других менты забирали. Иные, завидев нас, удрать успевали. Ну, а были, кто с бутылкой возникал.
— Тех пропускали в дома?
— Нет, Ленка! Ни единого из тех, кого увидели.
— А почему? Ведь все брошено! Кому надо?
— То не нашего ума дело. Сказано было охранять, мы и стерегли. От всех паскудников разом! Да разве они люди? Если б было можно, я бы обоймы не жалел, всякого под расстрел поставил, ведь они ту радиацию по всем городам и поселкам распыляли вместе с награбленным. Люди покупали у них, не зная, откуда эти вещи и продукты.
— А сами себе не взяли?
— Да ты что? — округлились глаза Вениамина:
— Даже мысли такой не было ни у кого. Мы жили в отдельной будке— вагончике и всякий раз поливали ее раствором, смывали радиацию. Нам харчи привозили.
— А выпивон? — спросила Ленка.
— И это имели, не жалуюсь. Понятно, что не столько, сколько хотели…
— Ну, коли мне, так пока из ушей не закапает, все мало будет! — улыбалась Ленка.
— Значит, мы с тобой дружить будем, я тоже борзой на выпивку! — схватил Ленку за колено.
— Вот это ты зря! — сбросила руку и добавила строго:
— За такое, слышь, зубы из жопы доставать будешь! Врубился, придурок! В другой раз за эти дела вышвырну из дома и больше на порог не пущу! Секешь, старая грыжа! — глянула на соседа, свирепея.
— Ленка! Да ты что, чумовая? Я бабам не опасен давно. Про это моя жена всему городу натрепалась. После Припяти, мне хоть молодку, иль красотку, все едино, никто не нужен, ни на кого не вскочу, все опало навсегда. Давно уж не мужик. Не только какую-то зажать, свою бабу давно не могу ни согреть, ни порадовать. Так что не вскипай, я не хахаль, я алкаш. А если квасить брошу, тут же накроюсь. Усекла? Я не просто пью, а лечусь, чтоб пожить еще немного. Знаешь, все кто с поддачей завязал, давно откинулись. Про то я доподлинно знаю.
— Тогда давай лечиться! — опрокинула свой стакан Ленка и сунула в рот котлету.
Венька, выпив, потянулся к хлебу:
— Меня баба не за выпивку пилит, а за то, что вырубаюсь. Я ж как пью, от меня запаха нет.
— Как так?
— Да просто! Выпил и тут же сухую гвоздику на зуб положил. Разжевал хорошенько и все на том, никакой вони. Ту гвоздику в капусту, в мясо, даже при засолке помидоров и огурцов кладут в банку по несколько штук. Она и нам полезна. Съел и без мороки. Баба не почует, мент не придерется, и самому во рту приятно, аромат гвоздички изо всех дыр прет. Коли на своих ходулях держишься, никто и не подумает, что бухой.
— А у тебя есть?
— Понятное дело. Целый пакетик. Завсегда при себе держу, без него ни шагу.
— Дай и мне! — попросила Ленка.
— Возьми половину! — отсыпал в блюдце.
Баба ликовала:
— Кто ж тебе подсказал?
— Да все ж на Припяти! Я ж говорил, что наш старший свирепым мужиком был. Запах спиртного не уважал. Мутило от него. Бывало, поведет своим шнобелем, да как гаркнет:
— Кто ужрался до визга? Опять сторожа? Сейчас под брандспойт всех суну!
— И давай жучить каждого, с говном мешать.
— А где ж вы водку брали?
— В соседской деревне. А потом сами брагу заделывали, все же мужики, нормальные люди. А там условия не сахар, надо было выживать. Вот и крутились, как могли.
— А чего ты ушел оттуда? Иль выперли?
— Не-е! Никто не выгонял. Мы ж больше года там пробыли. А тут, глянули, батюшки-светы, старики, что в Припяти жили, в обрат воротились. Три семьи, прямо на грузовиках приехали, вместе с хозяйством. Даже коров приволокли с собой, кур и свиней, и разом в свои дворы запустили. Ну, мы их не хотели пускать, а они в ответ, мол, некуда деться, никто нигде нас не принял, отовсюду погнали как заразных, вот и воротились, будем в своих домах жить, сколько Бог даст. Лучше родных углов ничего в свете нету. Их даже милиция не смогла отговорить. Люди ничего слышать не хотели. Так вот и остались в своих домах. Сказали, мол, жизнь каждого от Господа, ни радиации, а греха бояться надо. Выпустили они кур в сарай, коров на траву выгнали пастись. Мы смотрим, а старикам ничего не делается. Едят яйцы, пьют молоко, там лук и укроп у них свой появился. И никакой беды, слышь, Ленка. А вскоре другие вертаться стали. Шибко молодых не было серед них. Но уже не только старики. Устали люди по чужим углам скитаться. В своем доме стены помогают! Сами стали сторожить свою Припять. Она — ихний дом!
— Это точно! — подставила стакан Ленка и велела:
— Наливай! Пусть и нам помогут стены!
Они выпили. И, слегка закусив, Ленка спросила:
— А как жена с тобой живет?
— Ты это про что?
— Ну, если не мужик, как тебя терпит?
— Ей не семнадцать. Полтинник в прошлом году исполнился. Хотя и по молодости прытью не отличалась. Холодная, как рыба. Иные своих хоть когда-то приласкают, моя только бутылкой. Хорошо хоть порожней, успеваю выглотать, иначе, давно насмерть приласкала б. Я уж и забыл, когда с ней в одной койке спал. Все врозь, как два постояльца в одном сортире. Давно за одним столом не сидели. Я ее лицо не помню, годами не вижу. Если подходит, ничего хорошего для себя не жду, стараюсь быстрей спрятаться под стол или под койку. Иначе достанет больно.
— Если был бы мужиком не била б, — заметила Ленка.
— Моя еще чудо-баба! Равных нет. Живет смирно, кормит, обстирывает, не попрекая. Все понимает и не обижает как других. Не грозит и не гонит всерьез. Ну, иной раз брехнет злое. Так я понимаю, стараюсь не нарываться, чтоб не попасть под горячий утюг.
— А мой мужик строгий! Я вот недавно выпила, он пригрозил, что выкинет из дома.
— Федька может! Этот крутой!
— А я люблю бухнуть! — призналась Ленка.
— Давно «керосинишь»?
— Когда как удавалось. В деревне не разгуляешься. Там мамаша враз за ухват и за вожжи бралась.
Бабка за кочергу! Я от них на печку, в сарай или на чердаке пряталась, — соврала баба.
— Дите тебе нужно!
— А у самого есть?
— Конечно. Два сына.
— Где ж они?
— Старший в торговом флоте, младший в армии служит. До дембеля полгода осталось.
— Внуки есть?
— От старшего, внучка. Ей скоро в школу.
— Это уже хорошо. А у меня пока никак, — пожаловалась Ленка.
— Моя первые два года тоже не беременела. А потом наладилось и порядок. Вот на Припяти мы от баб слышали, что ихние молодайки совсем разучились рожать. Нахватались радиации, и крышка! А тебе-то что? Баба молодая, здоровая, родишь еще! — оглянулся за окно и подскочил со стула:
— Твой приехал! — бросился к двери.
Ленка мигом спрятала в ящик под мойкой недопитую бутылку.
— Гвоздику не забудь! — напомнил сосед на пороге и тут же юркнул в свою дверь.
Ленка жевала гвоздику морщась. Куда деваться, спешно убирала со стола закуску, открыла форточку и пошла отворить дверь мужу. Тот, оглядев ее, подошел вплотную:
— Дохни! — велел зло.
Ленка послушно дохнула.
— И ты гвоздики нажралась? Это старый прием. Им все шоферюги пользуются. И я о нем давно знаю. А ну, колись, с кем пила? — указал на два стакана на подоконнике. Баба их просмотрела, а Федька, взяв в руки, понюхал и побагровел:
— Опять пила! И снова с соседом-придурком! Иль забыла, что я запретил ему заходить сюда! Ты что, круглая идиотка, законченная дура? Или привыкла все делать наоборот, так у меня это не пройдет! Живо собирайся! — кидал в кучу тряпки Ленки.
— Завтра на развод подам!
— Ну и ладно! Не грози! Подумаешь, выпили! Что такого? В деревне бабы чаще пьют, никого из них за это не выгоняют!
— Сначала пьют, а потом рога ставят мужикам!
— Тебе это не грозит! Венька не мужик. Он со своей бабой давно не спит. Сам сказал. Все потерял в Чернобыле. Он там сторожем работал и облучился, — вступилась за соседа.
— Во, до чего уже договорились! А если бы был мужиком?
— Тогда б не пил, а теперь лечится, чтоб не сдохнуть. Сам так признался. Да и не нужен он мне. Тебя хватает, — хотела обнять, но Федька оттолкнул:
— Собирайся живо! — подтащил узлы к порогу и через полчаса заволок их к Прасковье, следом втолкнул Ленку.
— Забирай ее обратно!
— Что случилось, сынок?
— Пьет зараза! Веришь, с соседом бухает. Я ей запретил, а она снова надралась. Ну, зачем мне алкашка? Ведь я ее как человека взял. Обул, одел, расписался, на работу не гоню. Так она бухать взялась, стерва. Короче, мне пьянчуга не нужна! Пусть образумится, — выскочил, не оглянувшись.
А вечером тоскливо стало. Некому ужин разогреть, убрать со стола, не с кем словом перекинуться. В каждом углу серая тоска на корточках притаилась.
Федька вышел на балкон, во дворе мужики собрались, про жизнь судачат, баб ругают. Но ни один свою жену не выгнал, все в квартирах сидят.
— Вот так и Ленку какой-нибудь дурак уведет из-под носа. Назовет придурком и будет прав. Ну, что с ней делать? Баба как баба, все при ней, а глотка гнилая! Как отучить ее? — подходит к зазвонившему телефону.
