Теодор Драйзер - Гений
Юджин вернулся с Анджелой в Америку и, узнав, что может оставаться в старой студии до первого декабря, засел кончать работу к предстоящей выставке.
Первые признаки, по которым Юджин стал догадываться, что с ним происходит что-то неладное (не считая все возраставших опасений насчет того, как примет американская публика его парижские этюды), заявили о себе осенью, когда ему начало казаться, - а может быть, это действительно было так, - что на него плохо действует кофе. Уже несколько лет как он избавился от старого своего недуга - желудочных недомоганий, но теперь болезнь стала постепенно возвращаться, и он жаловался Анджеле, что его мутит после еды, а кофе определенно вызывает у него тошноту.
- Придется попробовать пить чай или что-нибудь другое, если это не прекратится, - сказал он.
Анджела предложила перейти на шоколад, и он так и сделал. Но результаты получились ничуть не лучше, если не хуже. У Юджина начались нелады с работой. Не в состоянии добиться желанного эффекта, Юджин переделывал картину снова и снова, пока она не утрачивала всякое сходство с первоначальным замыслом, - и впадал в отчаяние. А когда ему уже казалось, что он достиг нужного эффекта, утро возвращало его к прежним сомнениям.
- Ну вот, теперь получилось как будто хорошо, - обычно говорил он.
Анджела вздыхала с облегчением, так как вместе с ним переживала его тревоги, его вспышки отчаяния и неверия в свои силы, но радость ее обыкновенно длилась недолго. Спустя несколько часов Анджела обнаруживала, что он снова работает над тем же полотном и что-нибудь переделывает. Он похудел, побледнел, и его опасения насчет будущего вскоре приняли явно болезненный характер.
- Черт возьми! - сказал он однажды Анджеле. - Недоставало только, чтобы я слег. Меньше всего мне хочется сейчас болеть. Нужно как следует подготовиться к выставке, а потом ехать в Лондон. Стоит мне написать серию лондонских и чикагских видов вроде нью-йоркских, и репутация моя утвердится. Но если я свалюсь...
- Ну что ты, Юджин, - прервала его Анджела. - Тебе это только так кажется. Вспомни, как много ты работал этим летом, как много ты работал прошлой зимой. Тебе необходим хороший отдых, вот что тебе нужно. Почему бы в самом деле не сделать передышки, когда все будет готово к выставке, и не позволить себе как следует отдохнуть? Денег у нас на некоторое время хватит. Мосье Шарль, возможно, продаст еще несколько старых картин, да найдутся покупатели и на новые, и тогда ты можешь не торопиться. Зачем тебе ехать весною в Лондон? Лучше всего отправляйся куда-нибудь побродить или поезжай на юг, или попросту поживи где-нибудь спокойно. Вот что тебе нужно.
Юджин смутно догадывался, что нуждается не столько в отдыхе, сколько в душевном покое. Он не чувствовал усталости. Только нервы были возбуждены и донимали всякие сомнения и страхи. Его терзала бессонница, мучили кошмары, стало пошаливать сердце. В два часа ночи, когда в силу непонятных для человека причин в его организме происходят какие-то внутренние потрясения, он просыпался с чувством, словно летит в бездну. Сердце едва билось, и он нервно хватался за пульс. Иногда его бросало в холодный пот, и, чтобы прийти в себя, он вставал с постели и начинал ходить по комнате. Анджела в таких случаях тоже вставала и ходила вместе с ним. Как-то днем, стоя перед мольбертом, он вдруг почувствовал странную слабость: яркие круги поплыли у него перед глазами, в ушах зашумело, казалось, что его колют десятки тысяч иголок. Что-то странное происходило с его нервной системой, как будто у него сдал каждый нерв. В первый момент им овладел ужас, он вообразил, что сходит с ума, но никому не сказал ни слова. Он понял, что причина его расстройства - невоздержание, что единственное для него лекарство воздержанность, полная или хотя бы частичная, что он, по всей вероятности, так измотался и физически и нравственно, что ему будет трудно восстановить свои силы, что его дарование художника находится под серьезной угрозой, и, следовательно, вся его жизнь может быть искалечена.
Он стоял перед холстом с кистью в руке, погруженный в раздумье. Когда припадок миновал, он дрожащей рукой отложил кисть. Потом подошел к окну, вытер лоб, покрытый холодной испариной, и повернулся к шкафу, чтобы достать пальто.
- Куда ты идешь? - спросила Анджела.
- Немного прогуляться. Я скоро вернусь. Мне что-то не по себе.
Она проводила его до двери и поцеловала, но на душе у нее было тревожно.
"Как бы он не заболел, - подумала она. - Ему необходимо бросить работу".
ГЛАВА X
Так начался период, которому суждено было длиться пять-шесть лет, период, когда Юджин был сам не свой, чтобы не сказать больше. Он ни в коем случае не потерял рассудка, если считать, что признаками здравого ума является способность ясно рассуждать, умно острить, осмысленно спорить и читать. Но в глубине его души царил хаос, в нем боролись самые противоречивые мысли, чувства и ощущения. Обладая умом, склонным к самоанализу и рефлексии, он всю свою исключительную способность глубоко мыслить и переживать обратил теперь на самого себя и на свое душевное состояние, и, как всегда бывает, когда мы слишком близко заглядываем в тайны бытия, результатом было полное смятение чувств. Юджин давно уже пришел к заключению, что человек ровно ничего не знает. Ни в религии, ни в философии, ни в науке нельзя найти ответа на ту загадку, которая именуется жизнью. Вот крохотный, слабо мерцающий мирок человеческой мысли, а что за ним, над ним? В далях, не доступных для сильнейших телескопов, в бездонных пространствах мира виднеются звездные туманности. Что происходит там? Кто управляет их движением? И были ли когда-либо вычислены их орбиты? Жизнь представлялась ему отталкивающей, сумрачной тайной, жалким, полубессмысленным функционированием, бесцельно протекающим во мраке. Никто ничего не знает, - в том числе и творец мироздания, - а сам он, Юджин, и подавно. Взаимная вражда, жизнь, питающаяся смертью, открытое насилие - вот человеческое существование. Если человек изнемог и свалился у дороги, если судьба обделила его при распределении своих благ, если он не родился под заботливым крылышком фортуны, его ждет прозябание. Даже в то время, когда Юджин был полон сил, когда он преуспевал, жизнь представлялась ему довольно грустным зрелищем; а сейчас, когда ему грозило вынужденное безделье и полное крушение надежд, она внушала ему ужас. Ведь если талант изменит ему, что у него останется? Ничего! Жалкая, эфемерная репутация, которую он не в состоянии поддержать, полное безденежье, жена, о которой нужно заботиться, годы страданий, а затем - смерть. Пучина смерти! Стоило Юджину унестись мыслями к тому, что ждет человека за пределами жизни и мечтаний, и как страшно, как больно ему становилось! С одной стороны - жизнь, счастье, любовь и здоровье, с другой - смерть и небытие, бесконечное небытие.
Юджин не сразу утратил всякую надежду, не сразу впал в отчаяние перед лицом этих грозных симптомов, хотя и видел, что все вокруг него рушится. Он месяцами пытался уверить себя, что это только временное состояние, что лекарства и врачи помогут ему. В газетах усиленно рекламировались всевозможные патентованные средства - очищающие кровь, восстанавливающие нервную систему, дающие питание мозговому веществу; все они, судя по объявлениям, обещали исцеление от той или иной болезни. И хотя Юджин с недоверием относился к патентованным лекарствам, он все же делал исключение для тонических средств, вернее, для одного определенного тонического средства. Врач, к которому он обратился, прописал ему покои и какое-то превосходное, как он уверял, укрепляющее снадобье. Он спросил Юджина, не страдает ли тот какой-нибудь изнурительной болезнью. Юджин сказал, что нет, но признался, что позволяет себе излишества в половой жизни. Врач, однако, не допускал и мысли, чтобы это могло, при отсутствии других причин, вызвать расстройство нервной системы. Его состояние, несомненно, связано с переутомлением, с душевной тревогой. Такие натуры, как Юджин, от рождения предрасположены к нервным срывам, и им необходимо соблюдать строжайший режим. Больному следует вести нормальный образ жизни, вовремя принимать пищу, спать возможно больше, ложиться в определенный час. Неплохо было бы заняться гимнастикой. Он может обзавестись гирями или другим гимнастическим снарядом - это быстро восстановит его здоровье.
Юджин заявил Анджеле, что займется, пожалуй, гимнастикой, и записался в гимнастический клуб. Он стал принимать прописанное ему тоническое средство, много гулял с Анджелой и старался отвлечься от мысли, что находится в состоянии нервной депрессии. Но все это, в сущности, не приносило никакой пользы, так как его здоровье было сильно подорвано и ему предстояло пройти через все муки и весь ужас упадка сил, пока организм не возьмет свое.
А между тем его отношения с Анджелой продолжали оставаться прежними, несмотря на все растущую уверенность Юджина, что это в какой-то мере вредит его здоровью. Но воздержаться было нелегко, и каждая новая попытка давалась все труднее и труднее. Он то и дело решал, что надо взять себя в руки, но это было лишь зароком пьяницы, который ищет для себя оправдания в постоянных обещаниях исправиться.
