Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад
754
Угуччион (другая форма Ugo), сын Уголино. Бригата, прозвание внука уголинова Нино.
755
Поэты вступают теперь в третье отделение девятого круга – в Птоломею (ст. 124), названную по имени Птолемея, сына Авувова, умертвившего Симона Маккавея с его сыновьями Иудою и Маттафием и множество друзей их во время пира (Кн. I Макков. гл. XVI, 15 и 16). Поэтому Пиетро ли Данте полагает, что здесь наказуются души только тех грешников, которые изменнически погубили своих друзей во время пира, стало быть, души нарушителей гостеприимства.
756
Грешники в Птоломее лежат на спине; они вечно плачут, но слезы, начиная от глазниц, замерзают в тяжелые льдины и потому, не находя выхода, ложатся тяжелою скорбью на сердце. Изменивший другу оскорбляет сокровенные недра самого себя, потому что друг есть, так сказать, часть нашего сердца. Потому скорбь об измене другу должна сильнее тяготить сердце, нежели всякое другое горе. Копишь.
757
Т. е. может ли возникнуть ветер, когда лучи солнца не извлекают здесь паров и когда, стало быть, ничто не нарушает равновесия в атмосфере? Филалетес.
758
Она возникает от взмахов крыл Люцифера (Ада XXXIV, 50–52).
759
Тень эта принимает Данта и Виргилия за грешников, которые по важности совершенной ими измены идут занять место в последнем отделе этого круга – в Джиудекке.
760
Альбериго де' Манфреди, монах из Веселой Братии (Ада XXIII, 103 и пр.), член могущественного дома Манфреди, в Фаэнце дома, стоявшего во главе гвельфской партии. Однажды, поссорившись с родственником своим Манфреди де' Манфреди, Альбериго получил от него пощечину. Пылая мщением, он скрыл однако ж свою злобу и, по-видимому, примирился с Манфреди. Для заключения окончательного примирения он пригласил Манфреди с его сыном Альбергетто, еще почти ребенком, к себе на пир. В конце обеда он закричал: «принесите фрукты!» на этот условленный знак прибежали Уголино и Франческо де' Манфреда и убили несчастного отца с сыном. Филадетес.
761
Mathaeus de Griffonibus говорит, что фрукты брата Альбериго вошли в пословицу; Данте делает, по-видимому, намек на эту поговорку, а также и на то, что убийство, согласно с преданием, совершено в саду. Смысл этой пословицы: за худое получаю худшее, или из огня да в полымя.
762
В подлин. Атропос, парка, перерывающая нить жизни, смерть.
763
«Как скоро душа изменит другу, тотчас вся любовь ее исчезает, душа цепенеет во льду вечной ненависти, она утратила жизнь и все ее удовольствия; она умерла вживе и все ее действия устремлены к одной цели – делать зло.» Копишь.
764
Сер Бранка д'Ориа, генуезец, из гибеллинской фамилии Д' Ориа, в союзе с своим племянником, изменнически умертвил во время дружеской трапезы своего тестя Микеле Цанке (Ада XXII, 88 и пр.), чтоб завладеть его поместьями в Сардинии. Подробнее о д' Ориа и Спинола, двух фамилиях, управлявших в то время Генуей, см. у Филалетеса, Die Hölle р. 282.
765
Данте изменяет данному слову. «Этот поступок ставили в упрек поэту; но на земле он конечно бы так не поступил. Мог ли он представить нам свой яд ужаснее, нам изобразив его таким местом, где исчезают все человеческие чувства и где нарушаются все понятия о долге? Выше он выказывал более человеколюбия, но здесь – он на дне ада.» Каннегиссер.
766
Этой выходке Данта против Генуезцев может служить оправданием следующее место из собственного их летописца Иакопо д' Ориа. Изобразив цветущее состояние, торговлю и богатство Генуи, он прибавляет: «Но хотя Генуя и стояла тогда на такой степени могущества славы и богатства, однако ж, не смотря на то, стали появляться все чаще и чаще убийцы, злодеи и всякого рада нарушители правосудия нам внутри, там и вне городя; ибо эти злодеи в правление упомянутого подесты день и ночь ранили и убивали друг друга мечами и копьями. Поэтому мудрые (sapientes, buon' uomi, prud' hommes) положили на общем совете избрать из среды своей 18 предусмотрительных и умных людей, предоставив им на месяц полную свободу и власть делать все, что найдут они необходимым для водворения спокойствия в городе (bonum statum ciyitatis).» (Annal. Genuea. Mur. Sc. rer. It. Vol. VI, 608). Замечательно, что Данте в одной и той же песне беспощадно порицает два соперничествовавшие между собою города – Геную и Пизу. Филалетес.
767
Душа из Романьи есть Альбериго, родом из Фаэнцы в Романье; другая же тень есть генуезец Бранка д'Ориа.
768
Vexilla regis prodeunt inferni – начало несколько измененного Дантом католического гимна; слова эти значат в переводе: знамена Ада приближаются к нам.
769
Не без умысла сравнен Люцифер с мельницею, если вспомним, что он зубами дробить по грешнику в каждом из трех своих зевов. Копишь.
770
«Адский ветр, волновавший, как мы видели, сперва море житейское (Ада I, 22–24), потом укрощенный блеском божественной молнии, (Ада III, 133–134) и, наконец, явлением божественного посла (Ада IX, 64–72), теперь с большею яростью повеял на поэта; но он берет в защитники Виргилия, разум человеческий, и смело идет ему на встречу.» Копишь.
771
Поэты вступают в последнее отделение Коцита, в так наз. Джиудекку (ст. 117), где казнится грех высочайшего эгоизма – измена благодетелям и Богу. «Здесь полнейшая замкнутость души самой в себе: все горе здесь тяготеет прямо на сердце; здесь грешники вполне оцепенели во льду своих грехов; здесь никакое человеческое движение не имеет уже места: все тут окаменело как от окаменяющего взгляда Медузы (Ада IX, 56–61 и примеч.) Копишь.
772
Это создание, когда-то прекраснейшее и светлейшее из Ангелов, теперь безобразнейшее чудовище, есть сам Люцифер, Вельзевул, Дис (имена у Данта однозначащие); возмутившись против своего Создателя, он вмести с своим воинством был свергнут в эту пропасть Архангелом Михаилом (Ада VII, 12).
773
Приняв величину гигантов, по вышеприведенному расчислению (Ада XXXI, 59 и пр.), в 54 париж. фута, а длину человека обыкновенного роста в 72 дюйма или 6 футов, найдем, что рука Люцифера по малой мере должна равняться (54x64)/6 или 405 пар. футам, а как рука составляет 1/3 длины тела, то выходить, что весь рост Люцифера равняется 1458 париж. футам, или 810 браччиям. Филалетес.
774
В подлин.: S' ei fu si bel, com' egli è ora brutto; простой народ в Неаполе и до сих пор называет Сатану brutto falto.
775
Древние комментаторы видели в красном лице символ гнева, в бледно-желтом – символ зависти, в черном – символ праздности и лени. По толкованию Ломбарди, различные цвета лиц обозначают три тогда единственно известные страны старого света, на которые жадными глазами смотрит Люцифер: красное соответствует розовому цвету лица Европейцев, бледно-желтые – цвету азиатского или монгольского племени, черный – цвету Мавров и Негров. Если допустить, что поэты спустились в адскую бездну из Италии, обратившись лицом к Иерусалиму (через который, по представлению Данта, проходить продольная ось ада), и теперь, описав почти полную спираль (как можно заключать из Ада XIV, 127), опять идут в прежнем своем направлении, т. е. обратившись лицом к Иерусалиму, то лицо Люцифера, обращенное к Азии, направлено на право, а лице, обращенное к Африке, – на лево. Филалетес.
776
Т. е. было черно, как у народов, обитающих у водопадов Нила.
777
Мяло (maciulla), орудие, которым мнут лен, или пеньку.
778
64. «Чудовищный образ Люцифера задуман по идее весьма глубокомысленной. Вооруженный бесперыми крыльями, свойственными только птицам ночи, чем более усиливается он взлететь на них, тем более чувствует вечную свою неволю; ибо поток греховный, им же возбуждаемый (Ада XIV, 112 и прим.), обратно устремляет к нему свои волны, которые и замерзают в мертвый лед от веяния крыл его – прямая противоположность тому потоку блаженства, который, исходя свыше, животворит вселенную (Рая XXX, 61). Как прекрасен был некогда Люцифер, так теперь он гнусен. Безобразно-страшным чудовищем воздымается он в средоточии вселенной, в центре тяжести амфитеатра адских кругов – исполинский символ самой черной совести. В каждом из трех своих зевов он терзает по одному грешнику; но, сам мучитель, плачет, на себе испытуя жесточайшую муку, плачет кровавыми слезами, орошающими три соединенные вместе лица его! Мудрость божественная уже не светит ему, мысль о Божием всемогуществе есть его огненная мука, а от святой любви божественной он сам отложился: таким образом, испытует он сам на себе все казни своего тройственного царства – тьму, жар и холод (Ада III, 87 и пр). Из очей его черного лица льются слезы его чувственного ослепления, слезами кроваво-огненного лица он оплакивает свое дерзновенное насилие; бледно-желтый заливается слезами его обмана. Этим трем греховным побуждениям соответствуют и три бури, возбуждаемые его крылами; им же соответствуют и три чудовища первой песни: обезумливающий сладострастием Барс, угрожающий насилием Лев и, мать обмана, губительная своею скупостью Волчица. Три грешника испытывают злейшую муку в тройственной власти Люцифера: в передней – Иуда, предатель своего Божественного Благодетеля и царствия Божия: за то и казнь ему из всех жесточайшая; другие два виновны веред светскою властью Римской Империи, как изменники своей верховной главе и благодетелю Цезарю; они висят вниз головами: увлеченный страстями Брут из черной, действовавший по холодному расчету Кассий из бледно-желтой пасти. Так на самом дне ада Данте является в одно время и Христианином и гибеллином.» Копишь.
