Уильям Берроуз - Мое образование (Книга Cнов)
Громко и ясно голос Ханке -- 9:58 вечера.
Школа в Англии. Школа -- голая. Спартанская, там лишь горстка учеников -- в зависимости от того, насколько велика ваша горсть. Школьный инспектор -- худой, увлеченный своим делом и очень английский. Он добросовестен и пытается подобрать для учащихся жилье -- а учеников очень мало, как я уже сказал. Я вижу апатичного коричневого пса и нескольких кошек. Джеймс ранен и прикован к постели, кожа у него на лице на вид рыхлая и мертвая. Я слышу, что Инспектор ведет очень одинокую и преданную делу жизнь. его жену зовут Сэлли Синсиэр(19) -- уже этого достаточно, чтобы человеку было одиноко... по преимуществу.
Ах вот... нашел какие-то старые записи снов в "Женщине-Ягуаре" Линн Эндрюс(20). Инспектор связан с Филдингом из "Путешествия в Индию" (21), или, возможно, сам им является -- таким весьма приличным английским типом со скептическим взглядом на жизнь и смерть.
Есть после смерти что-нибудь?
-- Боюсь, что нет! -- отвечает Филдинг.
Вечеринка "Дольче Вита" в Италии. Много изысканной еды и человек с огромным пистолетом. Я говорю, что Вдохновенную Авантюру здесь поддержат.
-- Как именно поддержат? -- проницательно спрашивает Брайон.
-- Насилием и грабежом. Лучше, чем ничего.
Я пользуюсь собой как отправной точкой для оценки текущих и будущих тенденций. Это не мания величия. Просто единственный доступный измерительный артефакт. Наблюдатель Уильям: 023. Тенденции можно ужать до одного слова... БРЕШЬ. Расширяющиеся БРЕШИ. БРЕШЬ между 023 и теми, кто может дубинками забивать до смерти тюленят, поджигать кошек, выбивать лемурам глаза из рогаток. (Ох, разумеется, они нищи и голодают. С точки зрения 023 они могут нищать и голодать еще сильнее; 023-му плевать, если они подохнут от голода. Нет никакого сочувствия, никакой общей почвы.) Те, кто говорит: "Я думаю, что животные -- прекрасный инструмент для исследований". ...По большей части они довольно бесполезны. Но они же спасают жизни. Человеческие жизни. И так уже слишком много... 023-му все равно. Он делал взносы в "Гринпис", в Центр Приматов Университета Дьюк, в приюты для животных "без убийств". Ни цента на исследования рака!
БРЕШЬ между 023 и антинаркотическими истериками вроде Дэрила Гейтса, шефа полиции Лос-Анжелеса, который говорит, что случайных курильщиков гашиша следует выводить и расстреливать, или какого-то Дэйви, писавшего в журнале "Спецназ": "Всех торговцев наркотиками, как бы молоды они ни были, следует казнить по законам военного времени. Они -- многократные убийцы". (Вроде сигаретных компаний?) В той же категории -- гонители пакистанцев, гонители педиков и все, у кого на драндулетах наклейка "Убей Пидараса Во Имя Христа".
Убийцы черномазых -- сырье для линчующих толп, "Библейский Пояс", мусульмане-фундаменталисты -- 023 ничего не испытывает к этим экземплярам. БРЕШЬ.
Мировые вожди, потакающие придуркам и фанатикам. Буш говорит, что война с наркотиками объединила нас как нацию. Нацию стукачей и полоумных? Какое им дело до того, чем кто-то другой занимается в своей собственной комнате? С них же шкуру не спускают.
БРЕШЬ. 023 не любит лжецов. А для политика ложь так же естественна, как дыхание.
Вожди отчаянно пытаются добиться стандартного и податливого человеческого продукта. Но вместо этого насильственным приближением непримиримые различия интересов и основной ориентации постоянно укрепляются и усугубляются.
Факт тот, что Хомо Сап дробится на подвиды: 023 предсказывает, что эта тенденция к разъединению будет продолжаться и наращиваться и скорее раньше, чем позже отразится в основных биологических различиях.
Вожди, оторванные от каких бы то ни было разумных и чутких наблюдателей, утратят контроль. Те движения, что они совершают, их конвергенции и соглашения будут иметь все меньше и меньше отношения к подлинным событиям. Это уже происходит в России. Еще одна тенденция, которая будет продолжаться и наращиваться в геометрической прогрессии.
Неистовые фанатики будут все больше и больше зверствовать, вырождаясь в отвратительный подвид злобных и неуклюжих бабуинов.
"Мы знаем свой долг".
"Огромная армия лиловозадых бабуинов".
Ученые будут и дальше отрицать свидетельства, касающиеся экстрасенсорного восприятия и НЛО, и прятаться в академическом вакууме.
БРЕШЬ. БРЕШЬ. БРЕШЬ.
Землетрясение в Нью-Йорке. Брайон там. "Попал в ловушку в Нью-Йорке под зверинцем Деревни. Дудочник обрушил небеса".
Я могу читать мысли моих врагов по телевидению. Вкрадчивые лживые рожи, вроде Ларри Спикса, пресс-атташе Белого Дома.
Белый Дом. Белила.
Мы с Джеймсом отправляемся в один особый ресторан в Мехико. Снаружи сидит кучка людей. То и дело выкрикивают номер.
Гостиничный номер. В коридоре несколько кошек и какое-то крупное животное, вроде барсука, с грубой серо-коричневой шерстью.
В моей кровати полно кошек. Розовато-лиловая с зелеными глазами, примерно четырехмесячная -- около подушки, а также черный котенок, он кусается и царапается. Две миниатюрных кошечки падают в биде, где полно воды. Я их вылавливаю. Просыпаюсь во сне и записываю сон.
В Париже с записями снов. На другой стороне широкой улицы вижу Иэна -собираю заметки, чтобы перейти через дорогу. Это занимает много времени, и к тому времени, как я преодолеваю плотный поток машин, его уже нет.
Захожу в дверь зала суда. Люди говорят по-французски и меня не видят. Иду по широкому коридору и дохожу до раздевалки, где встречаю Иэна. Мы обнимаемся -- и дальше идем вместе. Иэн превращается в кота. Я иду дальше и подхожу к длинному стеклянному ящику. Там -- пятисотфутовый обрыв к железнодорожной станции. Я собираюсь прыгнуть и спланировать вниз. Просыпаюсь и записываю сон.
На Прайс-роуд. В комнате другие люди. Я открываю две капсулы и втираю в волосы шампунь. Липкие. Входит мама. Мы обнимаемся, и я говорю, что я ее люблю. Захожу в ванную смыть шампунь. Там Стью Майер. Я решаю принять ванну. В ванной -- ветеран Вьетнама, которому прострелили макушку. Пуля (.223) вышла из его бока. Его лицо странно искривлено толстыми губами. Рана у него до сих пор болит.
Мне нужно складывать вещи.
Ищу, где можно позавтракать. Столовая с тарелками, хлебом и маслом. Неужели я опоздал? Десять минут одиннадцатого утра. Входят остальные. С кем-то я захожу на кухню, вижу там именинный торт.
В этот момент я съел бы что угодно.
Я на Пикадилли. Все так уныло, что просто хочется домой. Но я не знаю, куда идти. Хожу по узким извилистым улочкам, как в арабском городе. Может быть, выпить в баре прежде, чем идти домой? Я озираюсь и вижу что-то похожее на греческий бар и ресторан. Арабский мальчик завязывает со мной беседу. Явно подходы с предложениями. Мы заходим в зал с танцплощадкой, там за столиками сидят люди. Мне хочется уйти оттуда и пойти домой. Я начинаю спускаться по лестнице, надеясь, что мальчик отстанет. Спрашиваю у человека, который работает в этом баре, где здесь выход. Он показывает вниз по лестнице и говорит: "Voila"(22).
Иду с Фелисити в арабский бар, чтобы найти свои очки -- они где-то потерялись. Брайон роняет на пол деньги. Я какую-то их часть подбираю. "Пальцами ног? Пришлите сюда кого-нибудь!"
Встречаю бледного мальчика с очень большим передним зубом, очень белым и сколотым наполовину.
Странное воспоминание о теннисном корте пробуждает ощущение предельного отчаяния. Здесь ничего нет, кроме теннисного корта.
"Пропало! Всё пропало!"
Там Брайон. И Иэн.
Я где-то во время землетрясения. В комнате трясутся вещи, а я не знаю, насколько землетрясение сильное. Теперь уже качаются картины на стенах, ползут трещины. Как землетрясение в Мехико: я на кровати, рядом со мной Билли, я замечаю, как потряхивает абажур на шнуре с потолка, и думаю: еще один толчок, и мне лучше забрать с собой Билли на стоянку "Сиэрз-Рёбака" в полуквартале отсюда.
Я не вспомнил о сне про землетрясение, пока не увидел газетный заголовок о землетрясении в Сан-Сальвадоре в пятницу, 10 октября 1986 года.
Громкий разговор с Брайоном о том, кто уроженец, а кто не уроженец этой планеты. Мы разговариваем за кофе в кафе. Я поднимаю взгляд от стола и вижу, как очень бледный молодой человек пьет из стакана. У него -- мертвый вид, и я понимаю, что это -- манекен в какой-то экспозиции. Быть может -Чернушник. И я формулирую одну ясную фразу по поводу этих уроженцев: "Он -уроженец этого места, если место не может без него существовать".
Место для рыбалки в конце булыжной мостовой. Глубокая синяя вода. Кто-то бросил поплавок, и он уже покачивается.
Портлэнд-плейс. Пустой дом. Листья несет ветром, точно обрывки времени. Радиомолчание на Портлэнд-плейс. Вороватые сомнительные личности, ночлежки и закусочные, опиумные притоны, бордели.
Свежие южные ветры. Нью-Йорк. Дальняя гостиная, завешенная шторами. Мраморный камин. Графин портвейна. Стол. Карты и кальки.
"Есть много альтернатив".
Я еду в метро, в первом вагоне. Машинист -- прямо передо мной, но его скрывают наполовину опущенные жалюзи. В вагоне лишь несколько пассажиров, а дальше никого нет. Конец линии. Вагон уже довольно мал, металлические стенки тускло-серого цвета, но не крашенные, и меня это начинает душить. Поезд не движется. Я колочу по стенам.
