Элвин Джонсон - Битва дикой индюшки и другие рассказы
Теперь ей это понравилось, это была новая игра. Я как-то обнаружил, что если повернуть голову вправо, то и она поворачивает направо, если повернуть голову влево, и она поворачивает налево. Выяснилось, что, если садиться слишком далеко назад, она останавливается, если наклониться вперёд - трогается с места. Если поелозить, она идёт рысью.
Я вспомнил об американских индейцах, которые умеют ездить на своих конях без седла и уздечки куда угодно. Отец купил бы мне седло, но оно мне было ни к чему.
Живая спина Тони была именно то, что мне было нужно. Когда я собирался ехать на Тони в город в четырёх милях от фермы, отец настаивал на узде. Но как только мы скрывались из виду, я снимал уздечку и вешал её себе на плечо. Мы с Тони выбирали направление по нашей общей доброй воле.
Когда цвела кукуруза, запахи с поля сводили с ума и человека, и животных. Вскоре начали завязываться початки, и запах становился ещё более одуряющим. Тони обязательно нужно было попасть на это поле. Но у забора были ворота, на которые отец предусмотрительно установил три запора. Был сделан запор, крючок и проволочная петля, одевавшаяся на столб и стойку ворот.
Тони очень хотелось выяснить, как можно попасть в ворота. Она старалась держаться неподалёку, когда видела, что я иду к воротам. Затем она подходила поближе, чтобы посмотреть, как я попадаю в них. Я подымал крюк из ушка и затем снова опускал его. Она подымала крюк губами. Я отодвигал засов. Она тоже проделывала это зубами. Затем я снимал петлю со столба. Она и это ухитрялась выполнить. Но тем временем я либо накидывал крюк, либо задвигал засов. И у Тони был такой растерянный вид. Ведь она сделала всё, чтобы отпереть ворота, а они не открывались. Ей удавалось выполнить две из необходимых операций, но с тремя она не справлялась. Я дал ей возможность сделать несколько попыток. Ей удавалось решить любые две из трёх задач, но третья превращала ворота в метафизику.
Наконец я понял, что эта метафизика раздражает её, и сорвал ей несколько наливающихся початков кукурузы, которые она с благодарностью приняла, но больше уж не пробовала отпереть ворота.
В воспоминаниях время летит так быстро! Тони вдруг стала взрослой четырёхлетней лошадью, а я - мужчиной одиннадцати лет. На датско-американской ферме при хорошей пище ребята растут очень быстро. Едят они много и с аппетитом. За столом не соблюдались даже отдалённые нормы диеты, а в продуктах не было никаких добавок или консервантов, практиковавшихся вболее изощрённых технологиях их обработки в пищевой промышленности в городах. На фермах же дети едят то, чем люди питались тысячи лет.
Я был рослым, и в силе не уступал иному взрослому. И я выполнял мужскую работу.
Управлялся с плугом не хуже любого мужчины. При вспашке борозду вёл ровную как стрела. Бороновал, управлялся с культиватором, работал на сенокосилке и на конных граблях. Короче говоря, я был уже "настоящим крестьянином". Мне приходилось быть таковым поневоле, так как отец был полуинвалидом, и мы не могли себе позволить нанимать работника при цене на кукурузу в 15 центов за бушель, пшеницу - 30 центов, масло по 5 центов за фунт и яйца - по шесть центов дюжина.
В городах или на железной дороге мужчина обычно получал доллар с полтиной за короткий десятичасовой рабочий день. На это можно было купить десять бушелей кукурузы, пять - пшеницы, 30 фунтов масла. Разве мы могли так платить? Нет, не могли. И кроме того, нам и не нужен был он со своими городскими привычками и изысканной речью. А ему не подходили мы при нашем ревностном внимании к его рабочему времени. Мы, фермеры, знавали нужду, но и не помышляли о помощи от правительства. Политики и не обещали нам ничего. С чего бы это? Большинство наших соседей были ветеранами гражданской войны, и на них можно было рассчитывать в день выборов, что они опять "задавят" южан и мятежников. Тони жила себе вольной жизнью. Если бы нам вздумалось спарить её с каким-либо из наших коней в два раза больше её по размерам, то это вызвало бы дикое ржанье соседей. Летом она проводила время на пастбище, как правило на вершине холма, где трава была мелкой, но питательной, и где ветер разгонял мух. Зимой же у неё было самое теплое стойло, самое лучшее сено и самый хороший овес. За этим следил я, ведь мы же были друзьями.
Но однажды отец сказал мне: "Элвин, ты уж извини, но твоей Тони придётся браться за работу. У бедной Нелли стерлись все зубы, и она не наедается настолько, чтобы продолжать работать. Мы запряжём Тони с Фрэнком и сместим оглоблю в сторону. Она будет тянуть на одну треть, а Фрэнк, такой большой и сильный, может тянуть на две трети.
Отец был справедливым человеком, справедливым как по отношению к лошадям, так и людям. Он, пожалуй, был даже более внимателен у лошадям, так как они не могли потребовать отмщения. Его приверженность к правам лошадей даже стоила ему обвинений в ереси со стороны одного набожного соседа-методиста. За то, что он якобы сказал, что хорошая добросовестная лошадь более заслуживает бессмертия, чем ленивый фермер, позволяющий голодать своей жене и детям. Я же воспринял идею о бессмертии вполне серьёзно благодаря Тони. Насколько мне было известно, библия не имела ничего против этого. Мне казалось, что Валаамова ослица больше заслуживала бессмертия, чем сам Валаам. Ведь ослица увидела ангела и послушалась его, а Ваалам - нет. В течение года отец каждый день замачивал для Нелли на ночь ведро овса и кукурузы. Он делал бы это для неё всю жизнь, хотя она уже была на пенсии.
Я привёл Тони с пастбища и стал надевать на неё упряжь. Хомут, уздечка и сбруя были ей, конечно, велики, но туго затянув подпругу, я соорудил ей хоть и неприглядную, но вполне рабочую упряжь. Я подвёл её с Фрэнком к подводе, запряг их, мы с отцом забрались на рессорное сиденье и понукали лошадей. Бедная Тони вначале перепугалась оттого, что повозка двинулась за ней сзади, но она мигом сообразила, что ей надо тянуть, и она потянула так усердно, что повезла телегу одна.
- Придётся поставить оглоблю обратно по центру, - сказал отец. - У Фрэнка вдвое больше мускулатуры, но у Тони вдвое больше силы воли. А груз перемещается именно силой воли, как у людей, так и у лошадей.
- Возьми вожжи, папа, - предложил я.
- Нет, править придётся тебе. Тони, видно, такая лошадь, которая лучше слушается одного хозяина. Ради тебя она сделает то, чего не сделает ни для меня, ни для кого-либо другого.
Немного спустя отец сказал: " Тебе надо будет сделать одно дело. Обрезать шоры с уздечки. Ей хочется видеть тебя и приходитсяпостоянно поворачивать голову в ущерб тяге вперёд."
- Хорошо, - ответил я. - Сейчас сделаю. Гоп! - Я спрыгнул с телеги, и через минуту обрезал шоры ножом. Мы поехали дальше, и Тони с усердием выполняла свою работу. Глаза у лошади устроены так, что видят как вперёд, так и назад.
Естественно, она следит за возницей. Не все способны постоянно выдерживать взгляд двух пар честных лошадиных глаз. Именно поэтому к уздечке пришиваются кожаные шоры, ограничивающие поле зрения лошади.
- Есть два способа управлять лошадьми, - философствовал отец. - То, что называется германским способом, и старый датский способ. Когда-то я работал в течение года у одного датского коннозаводчика в Ютландии, а затем - год у немецкого в Гольштейне. У немца было правило: "Не давай лошади повода считать, что у неё есть собственная воля. Если едешь мимо водопоя, и лошадь даёт понять, что ей хочется пить, хорошенько огрей её кнутом. Если, подъезжая к конюшне, она ускоряет ход, придержи её или даже развернись и поезжай в другую сторону. Хорошо вышколенный конь никогда не подаст виду, что ему чего-то хочется."
У датчанина был другой принцип. - У каждой лошади, - говорил он, - свой собственный норов, и нужно к нему приспособиться, если хочешь получить от неё максимум полезной работы. Обращайтесь с ней правильно, и она скоро научится подчинять свою волю вашей. Конь, как и человек, лучше всего работает, когда работает с охотой.
Думаю, что немецкий способ вернее, если готовить лошадь к войне. Вышколенный по-немецки конь бросится и на пехотный взвод, и на артиллерийскую батарею, как бы он ни был напуган. Датский же конь может заколебаться. Но датский способ вернее для лошадей, работающих на ферме. Посмотри на Тони. Она готова тянуть даже более тяжёлый груз, чем ей положено, потому что ей хочется сделать то, что, как ей кажется, ты хочешь от неё.
Маленькая Тони недолго работала в паре с Фрэнком. Веначале у нас было небольшое недоразумение. Единственными часами у нас было солнце, и Тони заметила, как я поглядываю на солнце в течение дня. Она вскоре решила, что определённый взгляд на солнце означает благословенное время распрягаться,идти на водопой и в стойло.
Получив такой знак, ей хотелось действовать немедленно и тут же бежать через всё поле. Дотянуть плуг до конца борозды ей теперь казалось почти невозможным, и Фрэнку приходилось тянуть её почти насильно. Я разрешил эту трудность, отказавшись смотреть на солнце до тех пор, пока не доходили до конца поля. Мы с Тони проработали семь лет, и мне ни разу не пришлось тронуть её кнутом или кричать на неё. Но в конце концов мне пришло время уезжать с фермы в колледж.
