Шемас Маканны - Мои рыжий дрозд
Тот день был очень солнечным, на Британских островах редко выпадают такие дни. Юная Салли Хоулм стояла за кустом боярышника. Как теперь. Какой же молодой она была тогда! Какой красивой в том новом платье, узком и коротком по моде послевоенного времени. Она ждала. Ждала уже почти час, время от времени зябко поводя плечами от вечернего холода. Он что-то хотел сказать ей, просил прийти на «их место». Послышался шум шагов, и знакомая фигура появилась из-за деревьев. В руке он держал светлый плащ. Он оглянулся вокруг себя, потом позвал ее: «Салли!» Она тихо засмеялась в своем укрытии. Он позвал ее еще раз, потом сел на поваленное дерево. Салли стояла затаив дыхание и как бы впитывала в себя его облик, скользя взглядом по его, такому любимому лицу, шее, рукам, плечам… Но сегодня что-то было чужим, что-то в его лице тревожило, заставило погаснуть улыбку. Салли тихо вышла из-за куста и подошла к нему. Он сидел спиной, оттого и не слышал ее шагов, пока она не опустила руки ему на плечи, резко повернулся:
— Это ты!
Она хотела улыбнуться, но лицо его вдруг показалось ей таким страшным, что губы ее искривились и задрожали.
— Знаешь… мне надо уехать… Я поеду в Дублин… Ты, в общем, я хотел сказать… Ты не жди меня!
Он сказал все это так медленно, так вроде бы спокойно, будто отмерил, отвесил, завернул в бумагу и преподнес ей эти слова вместо подарка. Он шутил? Салли хотела обнять его, но он её отстранил рукой:
— Я серьезно.
В эту минуту Салли охватила безудержная ярость, подступившая откуда-то из горла. Она схватила с земли палку и начала бить его по голове, по плечам, по рукам, которыми он пытался прикрыться, по дрожащим ногам.
— Уходи! Уходи! Ну, уходи! — кричала она, толкая его к воротам. — Уходи и никогда не возвращайся! Слышишь? Никогда!
Потом она захлопнула за ним створку ворот и двумя руками потянула ржавый засов. Вот! Все! Пусть никто теперь не посмеет переступить через границы ее сада, пусть она будет одна, совсем одна, всю жизнь, всегда… Отбросив в сторону палку, Салли снова подбежала к поваленному дереву, на котором только что сидел Патрик. Сад был пуст.
— Патрик… — прошептала она и закрыла лицо руками. Но заплакать не удавалось.
Прошло всего несколько дней после похорон отца, на которых она старательно проливала слезы, может быть, стыдясь недостойной мысли о том, что теперь, уже в восемнадцать лет, станет полновластной хозяйкой всех владений Хоулм и яблоневый сад станет теперь ее садом. Стоя у гроба, она плакала так обильно и громко, что даже вызывала удивление соседей: все знали, каким мрачным и тяжелым человеком был ее отец, да еще пил последние годы без просыху, особенно после смерти жены и старшего сына.
— Конечно, невеста она теперь самая богатая, — шептались у нее за спиной, — да только странная какая-то. И, говорят, дед-то ее не сам умер, а руки на себя наложил. Нет, вправду говорят: у всех Хоулмов безумие в крови.
Сейчас она сидела на поваленном дереве, закрывая ладонями сухие глаза и повторяла:
— За что?! За что?!
И откуда-то изнутри слышала она тихий голос, верить которому не хотела:
— Как «за что?»? А твой дом, самый большой в округе? А твоя английская кровь? А дорогие платья из Лондона? А твой брат? А твоя религия?
— Да не надо мне ничего этого! — закричала Салли, почувствовав наконец едкий вкус слез в носу.
Бедная девочка! Бедная маленькая Салли!
Она понимала, что бессильна изменить что-либо в этом мире, который оказался таким жестоким, и поэтому решила навсегда остаться запертой в своем яблоневом саду, куда будет закрыт вход беспощадной Истории.
С тех пор прошло много лет. Огромный, вечно запертый яблоневый сад стал чем-то вроде местной достопримечательности, о которой даже рассказывали приезжим. Мальчик еще в детстве наслушался историй про чудесный сад, в котором растут самые вкусные яблоки на свете, но войти в который нельзя. Брат деда рассказывал ему, что в юности часто бывал там и ел яблоки, вкус которых помнит до сих пор. Наверное, тогда мальчик и задумал пробраться в этот таинственный сад и посмотреть: что же там такое. А потом, думал он, сорву самое красивое яблоко и принесу деду, а откуда оно — не скажу. Интересно, догадается он или нет? Ведь уже целых шестьдесят лет прошло. Из-за куста боярышника вышла женщина. Глаза ее вздрагивали и сверкали, как роса на солнце, в руке крепко была зажата длинная палка. Бесшумно скользнув по траве, она встала у ног лежащего на земле мальчика и стала всматриваться в его спокойное, подернутое сном лицо. Оно почему-то казалось ей знакомым, это нежное, прекрасное, чистое лицо.
— А ведь он совсем не изменился, — подумала она и улыбнулась. — Да, сколько уже лет прошло, а он все такой же… Патрик, милый мой… Конечно, я тебя сразу узнала… Вот ты и вернулся. Я ведь знала, что ты обязательно вернешься ко мне.
Она смотрела на него и улыбалась, чувствуя, как постепенно возвращается в ее сердце любовь. По морщинистой щеке покатилась слеза. Шестьдесят лет прожила она в добровольном заточении, каждый день вспоминая горькие слова, которые когда-то сказал ей этот человек. Но вот он снова тут, она снова видит его прекрасное юное лицо и не чувствует больше ничего, кроме любви.
— Патрик! — позвала она. Он услышал. Резким движением откинул со лба светлые волосы и открыл глаза.
Голубыми они были. Голубыми.
Увидев стоящую рядом с собой незнакомую старуху, Патрик вскочил на ноги и попятился, не решаясь даже нагнуться за оставленной на земле курткой.
— Патрик, милый, иди ко мне! — Она протянула к нему руки.
Тут он испугался всерьез и осторожно стал продвигаться к воротам, стараясь при этом не выдать своих намерений и продолжая смотреть прямо в глаза старухе. Она сразу разгадала его маневр. «Сейчас он опять уйдет от меня», — пронеслась в ее голове внезапная мысль, и руки сами собой подняли вверх палку. Гнев накатывал откуда-то изнутри темной волной. Патрик подбежал к высокой раскидистой яблоне и стал быстро лезть по ее стволу, но конец палки все же успел задеть его по ногам. Подтянувшись на руках, он вскарабкался на длинную ветку, тянувшуюся до самой ограды, и стал осторожно продвигаться по ней, стараясь поскорее добраться до железных прутьев. Старуха подбежала к дереву и, стоя внизу, начала неловко тыкать в мальчика своим длинным «копьем». Когда он был уже почти у самой ограды, ей удалось попасть палкой ему по ногам, от чего он потерял равновесие и упал вниз.
Скользнув затылком по верхушкам железных прутьев, — он упал на спину у подножия кирпичной стены. Он лежал тихо, смотрел в небо и, как ей показалось, улыбался.
— Патрик, милый! — Она кинулась к нему. — Я испугалась, что ты снова уйдешь от меня!
Она опустилась рядом с ним на колени и начала целовать его лицо, гладить волосы, плечи, руки, и снова впивалась губами в его губы, нос, щеки, шею, машинально вытирая о траву руки, испачканные в чем-то теплом и липком. Что это было? Она посмотрела на свои пальцы и в первый момент удивилась: откуда на них кровь? Патрик! Вскрикнув, она вскочила и побежала к воротам. С какой-то звериной силой она дернула ржавый засов, потом еще и еще, пока он не заскользил нехотя в петлях. Она распахнула ворота и закричала прямо в спины двух убегавших мальчишек:
— Эй, вернитесь, скорее, помогите ему!
Они остановились, потом нерешительно подошли к ней и заглянули за ограду в сад. Увидев лежащее на земле тело своего товарища, подбежали, стали неловко поднимать, стараясь не дотрагиваться до рассеченной головы. Кое-как пристроив его посредине, они повели, а точнее — потащили его из сада.
Старуха смотрела им вслед. Ну все, больше она никогда его не увидит. Вот он уходит, чтобы никогда не вернуться. И рубашка у него сзади вся испачкана чем-то красным…
Постояв в воротах, она повернулась и вышла в сад. Куртка! Он оставил куртку! Она подняла ее, встряхнула и выбежала на дорогу. Надо отдать ему! Но на дороге уже не было никого. Вздохнув, старуха вернулась в сад и подошла к тому месту, где только что лежал Патрик. На решетке, на кирпичах, на траве — всюду темнели пятна крови. Она макнула в кровь палец и нарисовала на шершавом стволе дерева сердце. Потом макнула еще раз и поставила под ним буквы С и П: Салли и Патрик. Прямо под буквами она старательно вывела дату их последней встречи: 1922. Потом подумала и поставила еще одну — 1982. «Какой же он всегда был глупый!» — вдруг подумала она и засмеялась. Он всегда что-то придумывал, всегда что-то рассказывал, сам увлекаясь. Салли вспомнила сейчас почему-то его рассказ про ирландского короля Конхобара. Ему тоже потом чем-то пробили голову, бедному, и он, кажется, от этого умер. Салли нагнулась и подняла с земли яблоко. Оно оказалось на удивление жестким и таким горьким, что она заплакала.
А через три дня в деревне были похороны. Их положили в одну могилу: старика, которого сбил в Дублине мотоцикл, и мальчика тринадцати лет, его двоюродного внука, упавшего с яблони. Обоих звали Патрик О’Хултаны. Странно, правда? Но в жизни и не такие совпадения бывают.
