Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага
Скамья, отведенная для клеверингской прислуги, тоже заполнилась, и молящиеся с восторгом увидели там обоих лондонских лакеев, "не иначе как обсыпанных мукой", и диковинного кучера в серебристом парике, который занял свое место чуть позже, успев отвести лошадей в конюшню при "Гербе Клеверингов".
Во время богослужения юный Фрэнсис поднял такой крик, что по знаку баронета Фредерик, самый длинный лакей, встал со своего места и, подойдя, забрал его и вынес из церкви. Прелестный ребенок орал и колотил лакея по голове так, что пудра клубилась над ним подобно фимиаму, и на улице не успокоился до тех пор, пока его не посадили на козлы коляски и не дали в руки кнут - поиграть в лошадки.
- Он, понимаете, пе'гвый раз попал в церковь, мисс Белл, - томно объяснил баронет молоденькой гостье, - ну, и понятно, что гасшумелся. В Лондоне я и сам не езжу в церковь, а здесь, в деревне, пожалуй, следует... как-никак показываешь пример... и все такое.
Мисс Белл отвечала смеясь:
- Нельзя сказать, чтобы мальчик показал хороший пример.
- Ну, не знаю, - заметил баронет, - ду'гным примером это тоже не назовешь. Когда Фрэнк чего-нибудь хочет, он всегда кричит, а когда кричит, всегда добивается своего.
Тут его наследник громко потребовал пирожного и, потянувшись за ним через весь стол, опрокинул рюмку с вином на самый нарядный жилет другого гостя - мистера Артура Пенденниса, который был этим весьма раздосадован, так как чувствовал, что выглядит смешным и что закапана его белоснежная батистовая манишка.
- Балуем мы его, - сказала леди Клеверинг, обращаясь к миссис Пенденнис и нежно поглядывая на милое дитя, которое к этому времени успело перепачкать лицо и руки тем подобием мыльной пены, что составляет начинку лакомства, именуемого meringues a la creme {Меренги с кремом (франц.).}.
- Что я вам говорил? - сказал баронет. - Вот видите - покричал и добился своего. Молодец, Фрэнк, п'годолжай в том же духе.
- Сэр Фрэнсис - в высшей степени разумный отец, не правда ли, мисс Белл? - шепнула мисс Амори. - Нет, я не буду называть вас мисс Белл, я буду называть вас Лорой. Я так любовалась вами в церкви. Платье ваше неважно скроено, и шляпка не новая. Но у вас такие красивые серые глаза, и цвет лица прелестный.
- Спасибо! - рассмеялась Лора.
- Ваш кузен очень интересный и знает это. Он не умеет владеть de sa personne {Своей наружностью (франц.).}. Он еще не знает жизни. Скажите, у него есть таланты? Он много страдал? Одна дама, такая маленькая, в мятом атласном платье и бархатных туфлях... мисс Пайбус... была у нас и сказала, что он много страдал. Я тоже страдала... а вы, Лора, признайтесь, ваше сердце еще молчит?
Лора отвечала "да", но все же слегка покраснела при этом вопросе, так что собеседница ее сказала:
- Я поняла. Это - le beau cousin {Красивый кузен (франц.).}. Расскажите мне все. Я уже люблю вас, как сестру.
- Вы очень добры, - с улыбкой сказала мисс Белл. - И... надобно сознаться, что любовь эта очень внезапная.
- Всякая любовь внезапна. Это - электрический удар... это взрыв. Это возникает мгновенно. Стоило мне вас увидеть, и я поняла, что полюблю вас. А вы этого не чувствуете?
- Нет еще, но, верно, почувствую, если постараюсь.
- Так назовите меня по имени!
- Но я его не знаю! - воскликнула Лора.
- Меня зовут Бланш - правда, красиво? И вы меня так называйте.
- Бланш... и верно, очень красивое имя.
- Пока мама разговаривает с этой леди - у нее очень доброе лицо, кем она вам приходится?.. В молодости она, должно быть, была красива, но сейчас немного passee... {Увядшая (франц.).} Перчатки у нее нехороши, а руки красивые... пока мама с ней разговаривает, пойдемте ко мне, в мою комнату. Комната у меня премиленькая, хоть ее и обставлял этот противный капитан Стронг. Вы в него не влюблены? Он говорит, что да, но я-то знаю, у вас на уме le beau cousin. Да, il a de beaux yeux. Je n'aime pas les blonds, ordinairement. Car je suis blonde, mois - je suis Blanche et blonde {Глаза у него очень хороши. Обычно мне блондины не нравятся - я сама блондинка, я Бланш (белая) и блондинка (франц.).}.
Она взглянула в зеркало, сделала гримаску и как будто уже не помнила, о чем только что спрашивала Лору.
Бланш была вся светлая и легкая, как сильфида. В ее светлых волосах играли зеленоватые блики. Но брови у ней были темные, и длинные черные ресницы прикрывали прекрасные карие глаза. Талия ее была на диво тонка, а ножки такие крошечные, что, кажется, даже не могли примять траву. Губы были цвета розового шиповника, а голос журчал как прозрачный ручеек по безупречным жемчужным зубкам. Она любила их показывать, потому что они были очень красивы. Она очень часто улыбалась, и улыбка не только освещала наилучшим образом ее зубы, но также обнаруживала две прелестные розовые ямочки - по одной на каждой щеке.
Она показала Лоре свои рисунки, и Лора пришла от них в восхищение. Она сыграла несколько своих вальсов, очень быстрых и блестящих, и Лора восхитилась еще более. А затем читала ей стихи, французские и английские, тоже собственного сочинения, - которые хранила в альбоме - своем дорогом, любимом альбоме - синего бархата, с золотым замочком и с тисненным золотом названием: "Mes larmes" {"Мои слезы" (франц.).}.
- Mes larmes, правда, красиво? - сказала эта молодая девица, которая всегда была довольна всем, что делала, и делала все превосходно. Лора с ней согласилась. Она смотрела на мисс Амори как на чудо; никогда еще она не видела создания, столь очаровательного и совершенного, столь хрупкого и прелестного, так прелестно щебечущего в такой прелестной комнате, среди такого множества прелестных книг, картин и цветов. В своем восхищении честная и великодушная провинциалка забыла даже о ревности.
- Право же, Бланш, - сказала она, - в вашей комнате все прелестно, а самое прелестное - это вы сами.
Мисс Амори улыбнулась, погляделась в зеркало, подошла к Лоре, взяла ее руки и поцеловала их, а потом села за фортепьяно и спела песенку.
Дружба между девушками в один день выросла до неба - как бобовый стебель у Джека. Длинные лакеи то и дело носили в Фэрокс розовые записочки, - возможно, они тем охотнее посещали этот скромный дом, что там была хорошенькая служанка. Мисс Амори посылала Лоре то новый роман, то ноты, то картинку из французского модного журнала; или от миледи прибывали с приветом цветы и фрукты; или мисс Амори просила и умоляла мисс Белл отобедать у них, вместе с дорогой миссис Пенденнис, если она хорошо себя чувствует, и с мистером Артуром, если он не боится, что ему будет скучно; за миссис Пенденнис она пришлет шарабан, и она очень, очень ждет, пусть не вздумают отказываться!
Ни Артура, ни Лору не нужно было особенно уговаривать. А Элен, которая и вправду прихварывала, радовалась, что ее дети могут развлечься, и, когда они уходили, ласково глядела им вслед, в душе моля бога, чтобы он дал ей дожить до того дня, когда эти двое, кого она любила превыше всех, станут мужем и женой. Пока они спускались к речке и переходили пост, она вспоминала другие летние вечера, двадцать пять лет назад, когда она тоже пережила свою краткую пору любви и счастья. Все миновалось! Луна смотрит с темнеющего неба, и загораются звезды, точь-в-точь как в те давнишние, незабвенные вечера. Он лежит мертвый, далеко-далеко, за бурными волнами океана. Боже мой! Как ясно она помнит его лицо в тот последний день, когда они расстались! Оно глядело на нее из глубины прошедших лет, такое же ясное и печальное, как тогда.
Итак, мистер Пен и мисс Лора с большой приятностью проводили летние вечера в Клеверинг-Парке. Бланш изливалась в своих чувствах к Лоре, а мистер Пен, судя по всему, ничего не имел против Бланш. Он снова обрел свою былую живость, смеялся и болтал, так что Лора только диву давалась. Тот Пен, что входил в гостиную леди Клеверинг - быстрый и ловкий, улыбающийся, нарядный, был совсем непохож на другого, который дома, надев старую куртку, часами зевал на диване. Иногда молодые люди музицировали. У Лоры бил приятный низкий голос, а Бланш училась в Европе у лучших учителей и с гордостью взялась наставлять свою подругу. Иногда и мистер Пен принимал участие в этих концертах, хотя чаще он только пожирал глазами поющую мисс Бланш. Иногда пели на четыре голоса - тут вступал капитан Стронг, обладатель объемистой груди и раскатистого баса, которым он очень гордился.
- Славный малый этот Стронг, верно, мисс Белл? - говаривал сэр Фрэнсис. - Играет с леди Клеверинг в эка'гте... играет во что угодно, и в крибедж, и в орлянку, и на фо'гтепьяно. Угадайте, сколько времени он у меня живет? Приехал погостить на неделю, с одним чемоданчиком, а живет уже три года, ей-богу. Ве'гно, славный малый? Вот только откуда у него деньги бе'гутся, не знаю, мисс Лора, право не знаю.
А между тем если капитан проигрывал леди Клеверинг, он всегда платил, и хоть прожил у своего друга три года, платил и за это своей любезностью, веселостью, добродушием, бесчисленными мелкими услугами. Какой джентльмен не пожелал бы иметь своим другом человека, который всегда в духе, всегда под рукой и никогда не мешает, который готов выполнить любое поручение своего патрона, - спеть песню и договориться со стряпчим, подраться на дуэли и нарезать жаркое?
