Горячая штучка - Вайн Люси

Я подглядываю сквозь пальцы. Софи выглядит оскорбленной.

— Ты говоришь, что у меня в доме грязно? — говорит она, топая ногой. — Ты думаешь, что должна убираться здесь каждый день? Я скажу Райану, чтобы он лучше вытирал ноги. — Теперь Софи озорно улыбается, и я смеюсь, фыркая соплями себе в ладони. Сделав шаг ко мне, она обнимает меня. — Это мне жаль, Элли, ты не заслуживала ничего из того, что я сказала. Это было так несправедливо, и ты знаешь, что я считаю тебя необыкновенной. Знаешь… знаешь, как одиноко было мне здесь. Не всегда, но часто. Здесь только я и Сиара, и мне одиноко. Быть матерью — это удивительно, но это совершенно изматывает, и ты начинаешь однобоко смотреть на мир. Больше непозволительно просто быть, просто проваляться в постели весь выходной день, как мы обычно делали. Я должна быть на ногах каждую секунду. И невозможно отделаться от чувства вины и беспокойства, и все время хочется спать. Я очень люблю Сиару и ничего не хотела бы менять, но ты напоминаешь мне о свободе, которая была у меня раньше. Теперь моя роль состоит в том, чтобы быть матерью, а если не матерью, то женой. И в этом нет ничего плохого, просто мне кажется, что больше не остается пространства для Софи. Мне нравится моя жизнь, но она отличается от той, что была у меня прежде. Я немного запуталась, пытаясь найти ответ, устраивает ли меня такая жизнь.

Я прижимаюсь к ней, крепко обнимая и шмыгая носом в ее джемпер.

Она не умолкает.

— Я обвиняла тебя, потому что боюсь того, что происходит со мной. Рядом с тобой я чувствую себя забытой. Я заставляла тебя ходить на свидания для того, чтобы ты могла устроить свою жизнь и стать такой же, как я. Но даже твои свидания вызывали во мне чувство, что я осталась в стороне. Я скучаю по нашей прошлой жизни, когда мы были вместе. Моя новая жизнь, как ни посмотри, замечательна, но мне грустно оттого, что моя прежняя жизнь осталась в прошлом. Мне так жаль, что я обвинила тебя во всем. И жаль, что заставила тебя зарегистрироваться в Tinder. Мне кажется это ужасным, прошу тебя, забудь об этом.

Я смеюсь, мне приятно это слышать.

— Я поняла, — говорю я, качая головой. — Я, правда, поняла, и прости, если я уделяла тебе мало внимания. Я хочу быть рядом с тобой и хочу разделять твою жизнь заботливой наседки. — Я улыбаюсь, Софи улыбается, мы снова смеемся.

— Знаешь, моя жизнь не бесцветна, — после небольшой заминки говорит она, жестом указывая на стены. — Она — белая, как яичная скорлупа.

Слышно, как кто-то покашливает у нас за спиной.

— Для меня найдется местечко? — говорит Томас, только что появившийся в проеме кухни.

— Томас! — восклицаю я, и он присоединяется к нашим объятиям.

Так мы стоим пару минут, не отпуская друг друга, вспоминая о том, как хорошо быть вместе, вдыхать запах друг друга, крепко сжимать друг друга в объятиях, забыв о болезненных переживаниях последних двух недель.

Я отстраняюсь первой и, прищурившись, смотрю на Томаса.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, вспоминая свои сны наяву о том, что они с Софи остались друзьями, забыв меня. Вспоминая о том, как я боялась, что у них появятся новые воспоминания, которые будут касаться только их двоих.

— Ну, — говорит он, сжимая мою руку. — Я больше не мог терпеть этого молчания, поэтому позвонил на работу, сказавшись больным, и сегодня утром заехал к тебе домой. Я искал тебя. Я хотел исправить ситуацию, а потом притащить тебя сюда, чтобы выяснить отношения с Софи. Тебя там, естественно, не было, но я встретил Джоша. Э-э, красивый парень.

Дерьмо.

— Он сказал, что ты улетела в Лос-Анджелес, — добавляет Томас, удивленно подняв брови. — И сказал, что я, ну, «счастливчик».

Дерьмо.

— Не совсем понимаю, что он имел в виду. (Софи щиплет меня), но я не стал спрашивать. Он попытался напоить меня пивом, поскольку ему было грустно и хотелось поболтать. Я соврал, что оставил машину не закрытой, и ушел оттуда.

Томас умолкает.

— Кроме того, было около десяти утра. Кажется, парень немного пьян.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

— Прости меня, Томас, — искренне говорю я, — за все, что случилось, а также за то, что тебе пришлось побывать в Грязной дыре.

— Ты тоже прости меня, Элли, — говорит он, нежно похлопывая меня по руке.

Софи переводит взгляд с Томаса на меня.

— Ты на самом деле была в Лос-Анджелесе?

— Да, — киваю я. — Летала навестить сестру, и вчера мы вернулись. Они с Милли ненадолго прилетели вместе со мной — у Джен проблемы с Эндрю. Она сейчас на улице, в машине, вместе с папой и Милли.

Софи бросает взгляд на окно.

— Пригласи их войти, — не слишком доброжелательно предлагает она. На самом деле они с Джен никогда не ладили друг с другом, и я знаю, Софи боится, что Милли окажет дурное влияние на ее дочь.

— Нет, пусть они остаются там, давай лучше обнимемся еще раз, — говорю я, снова притягивая их к себе. — И пообещаем, что больше не будем ругаться, — с надеждой в голосе говорю я.

Софи, словно чем-то обеспокоенная, отстраняется от нас.

— По правде сказать, есть еще одна вещь, в которой я должна признаться, — нерешительно говорит она, садясь на диван. — Пожалуйста, не злись на меня, но, знаешь, я о том конкурсе, в котором принимала участие твоя компания.

О, черт.

— Я знаю, ты сказала, что не хочешь участвовать (я этого не говорила), но я подумала, что будет здорово, если я… — она чувствует себя очень неловко, — сделаю это за тебя. Я передала на конкурс ту картину, которую ты написала в прошлом году. Ту, что ты подарила мне на день рождения, обычно она висит в моей комнате. Ну как бы то ни было, но сегодня утром мне позвонили, она вошла в первую двадцатку! Ты можешь в это поверить, Элли? Из тысяч конкурсантов в первую двадцатку вошла ты. Ты — одна из победителей.

Она нервничает и выжидательно молчит, напряженно глядя на меня. Томас тоже наблюдает за мной. Я не произношу ни слова, и она продолжает:

— Твоя картина примет участие в туре по стране. Разве это не замечательно? Это может дать старт колоссальным изменениям в твоей жизни.

Она снова выжидает, а я думаю, как сказать ей о том, что нужно сказать.

— Ты сердишься на меня? — спрашивает она дрожащим голосом. — Я просто хотела что-то сделать для тебя. Подтолкнуть. Ты — такая талантливая и…

Я обрываю ее.

— На самом деле, — я делаю глубокий вдох, — я вошла не в первую двадцатку, я заняла первое место.

Софи сконфужена.

— Но ты…

Я опять прерываю ее.

— Я не сержусь, Софи, поверь мне. Спасибо за то, что ты так поступила. Но ты ошибаешься, я не боялась принять участие в конкурсе, я просто боялась сказать кому-то, что представила на конкурс свои работы. Дело в том, что я одной из первых подала заявку на участие. — Томас и Софи смотрят на меня, открыв рот, а я продолжаю. — Помнишь Элизабет, с которой мы познакомились на вечеринке в «The Hales»? Она говорила о «новом Бэнкси», который так взволновал публику? Ну… так это моя работа. Сегодня мне позвонили, так же, как и тебе. Я стала победителем конкурса.

Лица у обоих вытянулись. Они смотрят на меня с неподдельным удивлением.

Первым заговаривает Томас.

— Но… но твои работы не имеют ничего общего с Бэнкси. Ты пишешь яркими красками, и лица на твоих картинах так филигранно выписаны… — Я тронута тем, что он с таким вниманием относится к моим картинам.

— Наверное, они имели в виду, что я похожа на Бэнкси в том, что не подписала свою картину, — объясняю я. — Я не указала в заявке своего имени. Потому что, как говорит Софи, я — трусиха.

— Ты победила? — наконец говорит Софи. — Ты, черт побери, ПОБЕДИЛА? — выкрикивает она последнее слово, подпрыгивая, вопя и обнимая меня. Томас следует ее примеру, и оба они начинают кричать от радости, заглушая друг друга.

Неожиданно Томас перестает прыгать, вытаращив округлившиеся глаза. — Но премия огромная, да? Наверное, гигантская куча денег?

— Да, это крупный грант, — осторожно говорю я. — Так они оценили мои — как они выразились? — мои «художественные усилия».