Эльмира Нетесова - Женатые холостяки
Сантехник объяснил, показал свою работу, напомнил человеку, что ванной пользоваться нельзя, покуда раствор не просохнет. Человек понятливо кивал головой, а потом спросил:
— Сколько я должен? — полез в карман.
— Ничего…
— Откуда знаешь, что и сегодня не продал ни одной картины? — заглянул в глаза.
— Да потому что сам не купил бы ни единой, — сказал честно.
— А почему?
— Хочешь правду знать?
— Конечно!
— Горя и неприятностей хватает каждому за стенами дома. От них не знаешь куда спрятаться. Одна радость, вернуться домой вечером, в свою семью, в квартиру, где каждый угол родной. Ну и зачем мне твоя картина, какая повесит тяжесть на душу и плечи. На кой черт мне это говно? Оно будет злить всех. Дом должен улыбаться хозяину, а не давить на его душу. Ну, вот скажи, зачем тебе эта хренатень на всех стенах?
— Для памяти, — ответил глухо.
— Ты от нее никуда не денешься. Она всегда с тобой! В душе и сердце, в самой середке приморилась. А другие этого не хотят.
— Они не воевали в Чечне и не были в плену. Им нечего помнить, но, пусть знают…
— Пашка! Хватает нам и без твоих картин по самое горло. Твоя война уже закончилась. А вот у нас своя непруха одолела, почище твоей. Вот с нею окаянной справиться бы…
— Это ты о чем? Что может быть хуже войны? — подвинул табуретку Юрке, сам присел рядом.
— Знаешь, мы с женой много лет мечтали о ребенке. Теперь у нас сын. Он уже бегает. Говорит,
зубешки, правда еще ни все выросли. И меня уже папкой зовет, вернусь с работы, он навстречу бежит, на руки просится. Кто может быть дороже своего мальца? Да лучше его на свете нет. Я думал, что все так же своих любят. Ан нет! Сегодня с напарником открыли люк, засорился он, хотели почистить. Глянули, а там ребенок! Ведь вот какая-то стерва решилась и сгубила душу. У меня руки задрожали, хоть мужик. Напарник и вовсе напугался. Чуть сам не угодил в канализацию. Вызвали милицию, а оперативники глянули на нас и хохочут, мол, у них такие находки чуть не каждый день. То в мусоропроводе, то в контейнерах, в туалетах, короче часто мертвых ребятишек находят. Давно перестали удивляться. А я до сих пор в себя не могу придти. Вот где ужас! Своих детей убивают родные матери! Ты говоришь война? А это чем объяснишь? Или вон старуху из квартиры невестка выкинула. А за счет бабкиного дома квартиру получили. Трехкомнатную! Что, места мало? Или воспользовалась пока мужик в командировке, сын той бабки. Короче, мы, мужики двора, милицию вызвали. Вернули всех по своим местам. Старушку в квартиру, невестку с кодлой на улицу, вернулась к родителям. Мужик в дом воротился и уже не пустил бабу. А сам вместе с матерью живет. Хотя мог потерять ее. Вот где изверги! Разве это люди? Но подумай сам, если человеков всегда грузить горем, они не вынесут, свихнутся. И кому от того радость, если вокруг одни зацикленные останутся, совсем просвета в жизни не будет!
— Люди не должны жить бездумно! — не соглашался Павел.
— Да никто не живет легко. Заботы точат каждого. От них не то дома, во сне ворочаешься. Нет теперь веселых и бездумных. Даже дети озабоченные. А ты последнее отнять хочешь — тепло своего дома. Кому охота родную квартиру в склеп превращать? Уж и не знаю, как Лариса терпит, Nho никакая другая не согласилась бы!
— Она меня любит!
— Так ты ею дорожить должен!
— Она меня понимает! Вот ты неправ! Человек должен жить духовно! Понимаешь, есть другие, бесценные ценности. А ты о настроениях и бытовухе. Она всегда губила даже самые светлые умы.
— А перестань мне мозги канифолить. Сам признался, что не продал ни одной картины. Жрать-то, что будешь? Духовность или свой талант? Ими сыт не будешь. Ты про жизнь подумай. Она у тебя на кухне в пустом холодильнике совсем замерзла.
— Ни черта ты не смыслишь в искусстве! А потому, говорим впустую. Разные мы! — поник головою Павел. Юрка молча ушел. Хозяин вернулся в свои воспоминания. Он не слышал, как закрылась дверь за сантехником, не сказал ему ни спасибо, ни до свидания. Юрка, обслужив еще несколько вызовов, вынес сына во двор, чтоб погулял малыш на свежем воздухе.
Он долго сидел в одиночестве, пока не спустились во двор несколько мужиков. Поговорили о своем, насущном. И вдруг сантехник увидел Ларису. С тяжелой сумкой она спешила домой.
— Лариса! Не забудьте, не пользуйтесь ванной. А ключи от квартиры я отдал Павлу. Он давно дома, — окликнул женщину. Та благодарно кивнула, даже забытое мужем спасибо сказала. И, вспомнив, вернулась к Юрию:
— Сколько я вам должна? — спросила торопливо.
— Как-нибудь по возможности оплатите «колено», вот чек. Там сумма проставлена.
Баба порылась в кошельке, покраснела:
— Можно завтра отдам? — спросила еле слышно.
— Ладно, — ответил мужик согласно. Вскоре он забыл о семье чудаков.
Весь дом удивляло то, что в окнах этой квартиры почти до утра горит свет. Иногда его гасили, но вскоре зажигали вновь.
Случалось, на балкон выходил человек, он смотрел куда-то вдаль, потом, будто спохватившись, убегал в квартиру. Все окна этот человек закрыл газетами. Даже в спальне и на кухне не было занавесок.
— Неужель так тяжело живут? — не выдержал как-то Никита Попов.
— И детей у них нет…
— Небось алкаши или наркоманы, — отозвался Степа.
— Ни то и ни другое, — оборвал Юрка и рассказал, как побывал в этой семье.
— Недавно к ним старуха приходила. Днем наведывалась, квартиру проветривала. Я ее на балконе видел, чья-то мать. Уже в сумерках ушла. Вот так же быстрой мышью двор проскочила, а ночевать не осталась. Наверное, неспроста, — сказал Женька.
— А ведь вроде интеллигенты, — поддержал Борис.
— А что, по-твоему, интеллигентность барахлом измеряется? Круто же ты загнул! Теперь зайди к любому, в квартире как в ломбарде, чего только нет! И чешский хрусталь, и китайский фарфор, и японская техника, и персидские ковры, хочешь убедить меня, что там живут интеллигенты? Как бы ни так! Сплошные проходимцы и негодяи! Нахапали, наворовали и сидят за семью замками. По нескольку собак держат. В своей квартире громко чхнуть боятся, чтоб на лестничной площадке не услышали, что они дома взаперти сидят, деньги пересчитывают, друг другу не доверяют. Интеллигентами не становятся, ими рождаются. А тряпки и мебель ничего не прибавят к человеку. Поверь, пастуху хоть корону нацепи, царем он все равно не станет. Происхожденье даст трещину. Так что, не болтай пустое, Борис! Не знаем мы тех людей. А и нужны ли мы друг другу? Лично мне никакого дела нет до ^их! — сказал Александр Петрович Порва и пошел навстречу бабульке, ради какой пришел во двор. Старушке нужно было замерить давление, сделать уколы, проверить общее состояние
человека. Сколько таких было во дворе. Стоило врачу появиться, люди шли к нему торопливо. Может потому не выносил Порва пустых разговоров, пересудов и сплетен, искренне считая, что люди должны помогать, а не вредить друг другу.
Так же думали и Лариса с Павлом. Одно их частенько угнетало, что помочь другим они никак не могут из-за скудных возможностей. Потому не подходили к соседям, ни у кого ничего не просили. Старались жить незаметнее, не привлекая к себе внимание, никому не навязывались в друзья.
О том, что Павел иногда ходил продавать свои картины, в микрорайоне долго не знали. Ведь продавал он их в городском парке на аллее. Не один, обычно в воскресенье, когда в парке собирались все художники и выставляли свои работы на обозрение и суд горожан.
Что и говорить, народу здесь было немного, в основном молодежь. Многие из них и не смотрели на картины. Проскакивали мимо, даже не взглянув на работы, не задержав взгляд ни на одной картине.
Редко когда здесь появлялись солидные люди. Эти интересовались, долго рассматривали, а потом покупали одну или две работы. Возле Пашки никто не задерживался. Глянут мимоходом и дальше проходят. Его работы не замечают, не хотят всмотреться, вдуматься.
Павла это обижало. Он считал, что горожане отупели, не способны по достоинству оценить его картины. И вот однажды возле него остановилась пожилая женщина. Она долго рассматривала картины, а потом спросила внезапно:
— Ты долго был в Чечне?
— Как узнали?
— Я сама там была, медсестрой. И, указав на картину, где подбитая снарядом санитарная машина перевернулась в кювет, спросила:
— Сколько стоит?
Узнав цену, заплатила не торгуясь.
— У вас кто-то остался в Чечне? — спросил женщину.
— Да! Молодость, память и любимый. Это не забыть, — поторопилась уйти.
А вскоре подошли военные. Их было пятеро. Внимательно всматривались в Пашкины картины.
— Крутой ты человек. В самую душу бьешь не щадя. После твоих работ ночи покажутся мукой. Ведь и так пережито нимало, — заметил пожилой майор.
— Война закончилась. А твои картины все еще пахнут порохом и смертью. Стоит ли душу изводить такою памятью? Жизнь короткая! Каждой минутой дорожить надо, — купил одну из работ капитан, сказав тихо:
