Рейчел Кляйн - Дневник мотылька
Эрнесса летела сквозь время, летела стремительно, в поисках таких же, как она. И теперь она вернулась туда, откуда начался ее путь.
Я перелистнула к более поздним записям, ближе к концу тетради:
«Первое мая, Брэнгвин, потеплело». Вот и все! Ее трогала только погода. Она чувствительна к солнечному свету, к дождю, снегу и ветру. Ни слова о сухих волосах Люси в лунном свете или о серебристых листьях плакучих вишен. «Я верю в вечность, я не верю в привидения».
Я выдрала все страницы из дневника и разбросала внутри кофра.
Белые бумажки кружились и опускались на дно, как огромные порхающие мотыльки.
У нее осталось всего несколько страниц. Ей удалось втиснуть столько лет в одну-единственную тетрадь.
Я тоже не вмещаюсь в отведенное пространство. Слова вылезают за поля, сползают со строчек. Почерк у меня такой мелкий, неразборчивый.
6 мая
Время ланча
Сегодня я пропустила математику. Спустившись в репетиторий ровно в 10.45, я дождалась, когда она выйдет. Она показалась в коридоре в 10.53. Ей нужно семь минут, чтобы дойти до школьного помещения и успеть на урок.
После ужина
Как только закончился урок, я пошла в свою комнату. Я пропустила тренировку по софтболу, которая началась в 15.15. Прикрыв плащом форму, я пошла мимо станции в город. Ближайшая заправка находилась возле того самого супермаркета, где мы с Люси покупали наши любимые воскресные медовые булочки. Я сказала заправщику, что за несколько кварталов отсюда у моей мамы кончился бензин. Он продал мне галлон бензина и одолжил пластиковую канистру и лейку, чтобы залить бензин в бак. Пообещав, что все верну, я протянула ему два четвертака. Затем, прежде чем покинуть заправку, я аккуратно обтерла канистру бумажными полотенцами, чтобы от меня не пахло бензином. Сейчас канистра спрятана в кустах по ту сторону Резиденции. Туда никто не ходит. Все оказалось гораздо проще, чем я предполагала. И напрасно я боялась, что не решусь попросить бензина у заправщика.
Полночь
Дни лгут. Правдивы только ночи.
Днем я гоню их, а ночью они возвращаются. Они просачиваются под дверь, заползают в мои сны. Я снова вижу Люси и вздыхаю облегченно — это был лишь сон. Оказывается, ничего не случилось. Мы тянемся, чтобы обнять друг друга, но обнаруживаем, что обнимаем пустоту. Люси хочет, чтобы я ее спасла. Она протягивает ко мне руки, отказываясь сдаваться. Она с шумом втягивает воздух, как будто отвыкла дышать в той странной атмосфере, в которой находится теперь. И всегда появляется Эрнесса. Вокруг черных глаз залегли глубокие тени. Она стоит в стороне и наблюдает, явно забавляясь. С каждой ночью облик Люси все больше тускнеет. Скоро даже во сне я не сумею убедить себя, что на самом деле ничего не случилось.
7 мая
Пятница, конец недели
Мисс Норрис ничуть не удивилась, когда увидела, что я стою у ее двери, зажав под мышкой ручку и дневник. Целый день я протаскала их в портфеле. Все утро мисс Норрис провела у себя. Она, наверное, единственная никуда не пошла, когда завыла пожарная сигнализация. Сирены, машины — все ей было нипочем.
— Я не видела вас сегодня на улице, когда все вышли, — сказала я.
— Но я-то знала, что здесь буду в безопасности. Не могла же я бросить своих птиц. В крайнем случае открыла бы окно и выпустила их.
Я сижу за столом, за которым мы обычно с ней вместе переводим с греческого. Нет ни книг, ни тетрадей, ни ручек, ни карандашей. Только чашка чая и серебряная ложечка на блюдце. Она оставила меня одну — читает в соседней комнате. Я попросила разрешения немножко посидеть тут с дневником.
Пожар потушили, но нам не позволили вернуться в Резиденцию.
Девчонок, стоявших на улице молчаливыми серо-голубыми группами, загнали обратно в школьный корпус. Я выскользнула оттуда и, пройдя через Галерею, мимо общей комнаты пробралась обратно в Резиденцию. Там стояла гробовая тишина. Я поискала глазами, где же мисс Оливо с ее качающейся головой на сморщенной шее, вечно разговаривающая сама с собой? Но кресло надзирательницы было пусто.
Она должна была находиться в своем кофре, как всегда по утрам, до 10.53. Мне надо было открыть запор, убедиться, что она лежит там, — не мертвая и не живая, беззащитная и слабая, надо было воткнуть ей что-то в сердце или обезглавить, как это делается в книгах. Но я не хотела на нее смотреть.
Стремительность огня, вспыхнувшего, едва спичка коснулась горючего, застала меня врасплох. Пламя мгновенно охватило кофр Эрнессы. Внезапный и всепроникающий жар и пламя иссушали мне легкие. Несмотря на желание видеть, как огонь проглотит кофр, я бежала в панике — мне не хотелось сгореть вместе с ней.
Когда снаружи я подошла к остальным девчонкам, те отшатнулись: от меня невыносимо разило гарью. Вся одежда пропахла дымом. Только что, в ванной комнате у мисс Норрис, я пробовала оттереть запах с ладоней, и не смогла. Я мыла и мыла, но он въелся в кожу. По моему закопченному лицу, паленым волосам каждый мог догадаться, кто был причиной пожара. Глаза у меня слезились. Горло было обожжено. Если бы кто-то со мной заговорил, я не смогла бы вымолвить ни слова. Все расступились. Только София пристально посмотрела мне в лицо. Скрестив руки, я встала в стороне и взирала на них, а они не сводили с меня глаз. Кто меня осудит?
Приехали пожарные машины. Сразу четыре. И все отвлеклись на мужчин в черных комбинезонах и защитных касках. Они размотали толстые шланги, выбили ломиками подвальные стекла и принялись заливать пламя, вырывавшееся из оконных проемов. Девчонки, восхищенно затаив дыхание, смотрели, как водяная струя со свистом рассекает воздух. Пожарные быстро справились с огнем. Ему не удалось пробраться дальше подвала. В мои планы не входило поджигать Резиденцию. Пусть стоит вечно. Я уничтожила подвал и репетиционные студии внизу. Я исполнила то, что задумала. Вот только жаль моего фортепиано.
Пламя погасили, лишь густой, едкий черный дым клубился из разбитых подвальных окон. Она смешалась с ним, ее не вполне реальная субстанция растворилась и стала вовсе несуществующей, тщетно пытаясь вернуться в твердое состояние.
Я хотела спасти душу Люси. Но я хотела еще и покарать Эрнессу. Обречь ее на ужасное небытие, как амфибию, застрявшую между сушей и водой.
Я побрела по дорожке — подальше от этих девиц. За окнами Галереи промелькнула тень. Я видела ее в каждом кусочке стекла, словно в замедленной съемке, и по мере движения ее форма прояснялась. Обретя очертания тела, она остановилась у крайнего окна и прижалась лицом к стеклу. Больше никто не заметил, что она смотрит на нас сверху.
Она появилась в дверях учебного корпуса, и походка у нее была очень необычная — похоже, ее ноги совсем не касались земли. Как всегда, она остановилась позади всех, чуть в отдалении. Было немного за полдень. Солнце высоко сияло в небе. «Седьмое мая. Брэнгвин. Яркое солнце». Еще один заурядный день в вечности. Позади каждой девочки, подобно черному отпечатку пальца на асфальте, лежала маленькая тень. Их души. То, что можно закрепить с помощью молотка и гвоздя или потерять по неосторожности. Только у Эрнессы не было тени. Она стояла в круге желтого света, как если бы солнце было лампочкой и висело прямо над ней и в любую минуту она могла протянуть руку и нажать на выключатель.
Если бы я не боролась, может быть, Эрнесса не убила бы Люси? В теле Люси было достаточно крови для них обеих. Чтобы им обеим продержаться здесь. Люси могла бы оставаться в этом ослабленном состоянии, то прибывая, то убывая, подобно луне. Она могла бы сохранить чистоту.
Нет, Эрнесса нуждалась в этом оргазме с открытыми глазами.
Каждый день она глядела бы на Люси и думала: «Сделай это! — Не делай этого! — Сделай это!» Так же как я достаю этот тонкий стальной лоскутик из ящика письменного стола и, положив на ладонь, рассматриваю его и думаю, как это выглядит и что при этом чувствуешь сначала. «Сделай это! — Не делай этого!» Сегодня утром я положила его между страниц дневника.
Из окна комнаты мисс Норрис было видно, что четырьмя этажами ниже тротуар все еще влажен и в каждой ямке образовалась темная лужа. Пожарные огородили территорию, усыпанную осколками стекла и обгоревшими деревянными обломками. Эрнесса прошла по главной дорожке от Резиденции к поджидавшей ее зеленой машине, села в нее и уехала. И все ей было безразлично. И никто ее не задержал. Все думали только обо мне.
Мне осталось написать гораздо меньше, чем я думала. Очень кстати. Ни одной странички уже не осталось. Эти слова я пишу на заднем форзаце — на пустой белой странице без линеек, которые все-таки придавали некую стройность моим записям. Я слышу шаги за дверью мисс Норрис. Как хорошо я знаю этот звук — полый стук каблуков, когда кто-то из взрослых идет по безлюдному коридору. Это все, что я слышала в течение последних трех лет. Миссис Холтон в окружении седовласых леди. Голоса. Мисс Норрис только что вышла из соседней комнаты.
