Александр Агафонов-Глянцев - Записки бойца Армии теней
В местечке Сен-Марк немцы спешно возводили доты для дальнобойной артиллерии, которая должна была прикрыть устье Луары, куда ранее так безнаказанно вошел "Кемпбельтаун". Внизу, на площадке, заканчивавшейся крутым обрывом к океану, не развернуться, и я, груженный цементом, спускался на машине задом. Мастер - торговец шагал передо мной спереди, указывая, как править. Крутизна увеличивалась. Вдруг машина сорвалась с зацепления (заводской брак так и не был надежно устранен!) и, набирая скорость устремилась вниз. Я жал на тормоза, что есть мочи. В уме проклиная недобросовестных французских рабочих, неисправивших этот брак... Завоняли тормозные колодки. Я ожидал, что вот-вот машина сорвется с обрыва. Успею ли выскочить из кабины? Да нет, даже об этом у меня не было времени подумать... В самый последний момент заднее колесо наскочило на какой-то выступ скалы и грузовик остановился у самой кромки обрыва! Я спасен! - Свинья!.. Сволочь!.. - орал на меня истерическим голосом порядком струхнувший мастер. Он был готов избить меня.
Всё это произошло у эстакады, где я обычно сгружал цемент. Здесь работали марокканцы. Они стояли и с ужасом наблюдали за происходившим. Я, весь вспотевший от переживаний, еле выскочил из кабины, уселся в бессилии на подножку и... послал тодтовца ко всем чертям ада. К моему удивлению, тот замолчал и поспешил удалиться. Есть такие натуры: яростно показывают власть перед слабым, а нарвавшись на отпор, поджимают хвост: волк среди овец, а среди волков - сам овца! Глядя на марокканцев я, в знак благодарности к Всевышнему, произнес известное мне по Югославии изречение из Корана: "Ля иллаха иль Алла, Мухамед расул Алла!" (Нет Бога, кроме Бога, и Мухаммед - Его пророк!). Африканцы разинули рты и стали подсаживаться поближе, разглядывая меня с любопытством. Так я познакомился с очень умным и по всем статьям интересным человеком - Мухаммедом-бен-Мухаммедом, - "Мухаммедом в квадрате" - как его окрестил Мишель.
Откуда здесь марокканцы? - Во французской армии были колониальные войска, "зуавы-сенегальцы", набранные в Алжире, Тунисе, Марокко, куда входили многие народности Северной Африки. За время войны они были на передовой, на линии Мажино, где и взяты были в плен. Частично были оставлены во Франции для работы. Мухаммед вскоре был назначен старшим над группой марокканцев и других арабов, строительных рабочих, среди которых пользовался завидным авторитетом. Честно и самоотверженно они в свое время сражались за Францию, да и сейчас ее любили и считали своим долгом помогать ей в трудные времена. Здесь же встретил я и далматинца Саву. Лет за пять до войны, в поисках заработка, он приехал во Францию из своих голодных мест (на "печалбу", как это называлось в Югославии). Нападение "швабов" на эту страну, затем и на его родину, обозлило гордого и свободолюбивого горца. Оповещения о массовых расстрелах заложников и патриотов звали к отмщению. А еще больше к этому призывали вести о героическом сопротивлении в Греции, под Сталинградом, во Франции и в его собственной стране. По-французски и по-немецки Сава говорил бегло. Как и большинство далматинцев говорил и по-итальянски. Документы его были в порядке. Кроме того, он был связан со своими земляками в Бресте, где те работали вместе с бельгийцами-малярами на немецком военном аэродроме.
После проверки, по указанию Центра, Мишель часто стал посылать Саву в Брест, непосредственно связав его с руководством. В Нанте нашли еще двух ценных помощников. Ими стали бретонцы Ив Селлье, проживавший на рю д'Анфер (странное название - Адская улица!) и Анж Ле-Биан. Ив еще отходил от искусственно поддерживаемой им болезни: ею он спасался от отсылки на работы в Германию. По совету Мишеля, он и его друг Анж, бывший сержант колониальной армии, нанялись в местные полицейские и вооружились пистолетами. Они несли охранную службу в Нанте и со своими пропусками могли бывать в любых местах в любое время. Ив и Анж возглавили группу, которой было вменено в обязанность нанести на план города дислокацию зенитной обороны. В нее вошел и Констан Христидис.
Связь с этой группой обеспечивалась через Клода и Терезу. В середине декабря 1942 года, Мишель по распоряжению руководства распрощался со своей рацией, передав ее легализировавшемуся в Сен-Назере радисту-профессионалу. Конечно, профессионал намного лучше, чем дилетант. У нас на душе отлегло, Связь с радистом осуществлялась вначале самим Мишелем, а затем и Терезой с Клодом. Теперь можно было отправлять более объемные информации, что облегчало работу.
Шел январь 1943 года. Редким был день, когда Сен-Назер и окрестности не подвергались бомбардировкам. Мы уже привыкли быстро тормозить и выскакивать из кабин, еще быстрей мчаться в поисках более или менее надежных укрытий. Оборудованных бомбоубежищ давно не существовало, оставалось, если нас заставал налет в городе-развалине, примоститься в дверном проеме какой-нибудь чудом оставшейся от дома стены и тешиться надеждой, что она на тебя не рухнет от взрывной волны. Если же это случалось на шоссе, то и придорожные кюветы и ямы были "утешением".
Бурная была жизнь! Какие только меры защиты не применялись! По всему Сен-Назеру, окрестным городишкам, особенно в порту вокруг "гаража" и пирсов, были установлены бочки с "небельзойре"- искусственным туманом. Огонь изрыгали многочисленные турели "эрликонов" - четырехствольных зенитных пулеметов-орудий и глубоко эшелонированные тяжелые зенитные батареи, покрытые пологом маскировочных сетей, - им тоже порядком доставалось! На разных потолках высоты над городом были подняты многочисленные аэростаты... Несмотря на это, "летающие крепости" бомбили с поразительной точностью. Всё это происходило до одного дня...
В то воскресенье бомбардировщики внезапно появились к вечеру, будто вынырнув из ярких лучей опускавшегося в воды океана яркого солнца. Шли самолеты почему-то очень низко. В ушах звенело от их надсадного рева и извергавших огонь зениток. Я, как и обычно, принялся их считать: двадцать... пятьдесят... восемьдесят.. еще и еще... Перед клином летящей армады - стена сплошных разрывов. Вот, ватные хлопки разрывов уже в самой гуще армады. Но самолеты неуклонно и упрямо надвигаются, будто это их нисколько не касается. Величественная картина! Никакой попытки отвернуть, нарушить строй! Какими поистине стальными нервами надо обладать, чтобы так ровно вести машины среди густой каши разрывов! Стрельба: в бой вступали всё новые и новые батареи. Вот вспыхивает крыло у одного... вот у другого самолета. Сверху до меня доносятся глухие взрывы, и там ширятся густые белые облака, из которых в разные стороны начинают кувыркаясь выпадать серебром сверкающие на солнце обломки. Задымилось еще несколько самолетов и от них пошли черные шлейфы. Они теряют высоту, начинают вихлять и всё с большей скоростью нестись к пучине океана. Только тут некоторые бомбардировщики стали сворачивать в стороны и, ковыляя и прихрамывая, поворачивать назад, под прикрытие слепящего яркого солнечного диска, опускавшегося в океан. Из подраненных самолетов, то там, то здесь выпадают черные точки, над некоторыми вспыхивают белые купола парашютов... В тот день я насчитал 27 сбитых или подраненных бомбардировщиков. Одни врезались в зеркало океана, другие взрывались на береговой полосе с нашего берега Луары или с противоположного - у Сен-Бревена.
Такого массового урона РАФ (Ройяль Эйр Форс) на моей памяти еще не видывал. Почти треть! Бомб так и не сбросили, - атака была полностью отражена. В Сен-Назере обнаружили тела двух летчиков с нераскрытыми парашютами. Они так и лежали, обнявшись. Лица их чудом остались целыми: оба - блондины, очень похожие друг на друга. Кто-то определил, что то были канадцы, выразил догадку, что это - братья, не захотели попасть в плен, поэтому, мол, и парашютов не раскрыли...Одного летчика нашли с располосованным парашютом, погрузившимся ногами в навоз. Ужасная картина: туловище, как гармошка, осело на ноги, бедренные кости вылезли из плеч...
С тех пор налеты прекратились надолго. Над городом установилась непривычная тишина: ни сирен тревоги, ни рокота, ни уханья зениток. Будто война уже закончилась. А нам от руководства полетели приказы: ускорить работу над картой зенитной обороны, составить детальную схему дислокации точек ПВО береговой полосы и городов Сен-Назера и Нанта.
Так настал месяц февраль. В первых числах этого месяца на всех своих учреждениях оккупанты приспустили флаги со свастикой. На лацканах мундиров - траурные ленточки. Заметно поникла надменность "властителей мира": объявлен трехдневный траур. Сталинград! Огненная точка, в которой расплавился мощный кулак гитлеровского "Дранг нах Остен",- натиска на Восток. В Югославии, как говорят, Сталинград прозвали "Стани-град" - "Стань-город".
И воспрянули жители Франции, да, наверно, и других стран. Одиночная вооруженная борьба патриотов стала перерастать в настоящую войну -"гериллу". Воспрянули и те, кто ранее не то боялся, не то раздумывал и выжидал, - слишком долго надеялись, терпели унижения, ожидали "Второго фронта", которого всё не было и не было. Пора! "А то, глядишь, и без тебя обойдутся!"
