Ирвин Шоу - Предайте павших земле
ШЕСТОЙ ТРУП. Спросите генерала, хотелось бы ему умереть в двадцать лет? (Кричит, словно обращаясь к ГЕНЕРАЛАМ). В двадцать, генерал, в двадцать...
КАПИТАН. Другие тоже умерли.
ПЕРВЫЙ ТРУП. Слишком многие.
КАПИТАН. Люди должны умирать ради блага своей страны... если не вы, то другие. Так было всегда. Люди умирали за фараона и за Цезаря, и за Рим две тысячи лет тому назад, ложились в землю со своими ранами. Тогда почему вы..?
ПЕРВЫЙ ТРУП. Люди, которые умирали за Цезаря и за Рим, должны были. В самом конце, аккурат перед тем как погасла последняя искорка надежды, открыть для себя, что человек может умереть счастливым и всем довольным только когда умирает за себя и за идею, которая выдвигает он сам, а не фараон, Цезарь или Рим...
КАПИТАН. Наверное, все так... но чего вы так цепляетесь за этот мир? Песчинка, точка в небе, отпечаток пальца на полях страницы, написанной на неизвестном языке...
ВТОРОЙ ТРУП. Это наш дом.
ТРЕТИЙ ТРУП. Вы выгнали насильно, но мы возвращаем его себе. Пора человечеству вернуть себе этот дом... эту землю... наш общий дом...
КАПИТАН. Нет у нас дома. Мы - чужаки во вселенной и цепляемся, в отчаянии и грязи за корочку нашей планеты, и, если есть Бог и это Его земля, мы являем собой мерзкое зрелище Его глазам.
ЧЕТВЕРТЫЙ ТРУП. Нам без разницы, как мы выглядим в глазах Бога...
КАПИТАН. Земля - место не из приятных, и когда вы избавляетесь от нее, вам от этого только плюс. Здесь человек обманывает человека, а гарантировать можно только смерть и отчаяние. Какой смысл оставаться, получив разрешение уйти?
ПЯТЫЙ ТРУП. Это единственный мир, который мы знаем.
ШЕСТОЙ ТРУП. Мы не просили разрешения уйти. Никто не спросил нас, хотим мы уходить или нет. Генералы вытолкали нас и захлопнули за нами дверь. Кто дал право генералам закрывать за нами дверь?
КАПИТАН. Земля, уверяю вас, гиблое место, нет тут ничего...
ПЕРВЫЙ ТРУП. Мы должны выяснить это сами. Это наше право.
КАПИТАН. Нет у человека права...
ПЕРВЫЙ ТРУП. Человек сам определяет свои права. Для этого требуется только решимость и добрая воля обычных людей. Мы взяли себе право ходить по этой земле, видеть ее и решать, хорошо нам здесь или нет.
КАПИТАН. В могиле вы обретете покой...
ТРЕТИЙ ТРУП. Покой, и червей, и корни травы. Если уж упокоиться навсегда, то не для того, чтобы кормить корни травы.
КАПИТАН (медленно оглядывает всех). Да, господа... (Поворачивается и уходит. ПЕРВЫЙ СОЛДАТ осторожно приближается к могиле).
ПЕРВЫЙ СОЛДАТ (трупам). Я... Я рад, что вы... что вы не... Я рад. Могу я для вас чтонибудь сделать?
ПЕРВЫЙ СОЛДАТ (хрипло, с жаром). Заткнись, сержант! (Потом мягко, участливо ПЕРВОМУ ТРУПУ). Можем мы чтонибудь сделать для тебя, друг?
ПЕРВЫЙ ТРУП. Да, вы можете спеть... (Пауза, ПЕРВЫЙ СОЛДАТ поворачивается и смотрит на ВТОРОГО СОЛДАТА, потом вновь поворачивается к ПЕРВОМУ ТРУПУ. Тишину нарушает голос ВТОРОГО СОЛДАТА. Он поет. Потом голос затихает, свет гаснет).
Цветные прожектора выхватывают из темноты трех бизнесменов в разных частях сцены.
ПЕРВЫЙ БИЗНЕСМЕН. Шшш! Об этом никто не должен знать.
ТРЕТИЙ БИЗНЕСМЕН. Нашпиговать их свинцом!
ВТОРОЙ БИЗНЕСМЕН. Похоронить! Похоронить их под шестью футами земли!
ПЕРВЫЙ БИЗНЕСМЕН. Что же нам делать?
ВТОРОЙ БИЗНЕСМЕН. Мы должны поддерживать высокий моральный дух!
ТРЕТИЙ БИЗНЕСМЕН. Свинец! Свинец! Много свинца!
ВТОРОЙ БИЗНЕСМЕН. За что мы платим нашим генералам?
БИЗНЕСМЕНЫ ХОРОМ. Шшш (Затемнение).
Прожектор освещает церковь. Прихожане на коленях, СВЯЩЕННИК молится.
СВЯЩЕННИК. О, Иисус, наш Бог и наш Христос, Который искупил наши грехи Своей кровью на кресте на Голгофе, даруй нам Свое благословение в этот святой день, сделай так, чтобы наши солдаты позволили себе упокоиться с миром, и принеси победу в наши руки, встань под знамена нашей Идеи и помоги верным слугам Твоим на поле битвы... Аминь... (Затемнение).
ПЕРВЫЙ ГЕНЕРАЛ (освещенный лиловым прожектором). Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы никто об этом не узнал...
(Прожектор освещает редакцию газеты)
РЕПОРТЕР. Ну? Что ты собираешься делать?
РЕДАКТОР. А я должен чтото делать?
РЕПОРТЕР. Вот здесь ты чертовски прав. Должен! Они все еще стоят. Они собираются стоять до судного дня. И теперь никто не сможет похоронить ни одного солдата... Ты должен об этом чтото сказать...
РЕДАКТОР. Хорошо. Напишем следующее. "Как стало известно, некоторые солдаты одной пехотной роты не желают с миром покоиться в земле...
РЕПОРТЕР. А дальше?
РЕДАКТОР. Это все.
РЕПОРТЕР (изумленно). Это все?
РЕДАКТОР. Да. Неужели этого недостаточно? (Затемнение).
Прожектор освещает динамик. Звучит мелодичный, хорошо поставленный ГОЛОС.
ГОЛОС. По полученной нами информации некоторые американские солдаты, убитые в бою, отказываются с миром покоиться в земле. Правда это или нет, Всеамериканская вещательная корпорация считает своим долгом сообщить широкой американской общественности о неукротимой доблести американских солдат на этой войне. Мы не сможем успокоиться, пока не победим... даже если наши храбрые мертвые парни... (Затемнение).
Гремят орудия. Прожектор освещает ГЕНЕРАЛА и КАПИТАНА.
ПЕРВЫЙ ГЕНЕРАЛ. Есть у вас предложения?
КАПИТАН. Скорее да, чем нет. Вызовите их женщин...
ПЕРВЫЙ ГЕНЕРАЛ. Какой будет толк от их женщин?
КАПИТАН. Женщины всегда более консервативны. Это традиционная идея если человек умирает, он должен лечь и позволить предать себя земле. Женщины смогут выиграть для генерала это сражение... через эмоциональное воздействие. Это едва ли не единственный шанс, который есть у генерала.
ПЕРВЫЙ ГЕНЕРАЛ. Женщины... Ну, конечно! Вы попали в десятку, капитан! Привезти сюда их женщин! Привезти быстро! Немедленно выяснить, кто они и где живут. Господи, у меня мыслей таких не было... Послать за ними... Женщины! (Затемнение).
Маленький прожектор выхватывает из темноты динамик. Снова ГОЛОС, такой же мелодичный, такой же хорошо поставленный, призванный убеждать.
ГОЛОС. По просьбе Министерства обороны мы обращаемся к женщинам рядовых Дрисколла, Шеллинга, Моргана, Уэбстера, Леви и Дина, убитых в бою. Министерство обороны просит женщин этих рядовых незамедлительно прибыть в Министерство обороны. В их силах сослужить великую службу нашей стране... (Затемнение).
ПЕРВЫЙ ГЕНЕРАЛ. Идите к вашим мужчинам... поговорите с ними... убедите их, что они ошибаются. Вы, женщины, представляете собой самое дорогое, что только есть в нашей цивилизации - священные устои дома. Мы ведем эту войну, чтобы защитить устои всех домов Америки! Эти устои рухнут, если ваши мужчины вернутся из мертвых. Меня пробирает дрожь от одной только мысли о последствиях этого деяния. Вся наша система получит смертельный удар. Наши банки закроются, наши здания обрушатся... наша армия покинет поле боя и оставит нашу землю беззащитной перед смертельным врагом. Женщины, вы все прекрасные матери, жены, возлюбленные. Вы хотите выиграть эту войну. Я это знаю. Я знаю, как ярко горит огонь патриотизма в женских сердцах. Вот почему я и обращаюсь к вам. Женщины, позвольте мне высказаться начистоту. Если вы не убедите ваших мужчин лечь в землю и позволить похоронить себя, боюсь, мы проиграем войну. Теперь наша победа зависит только от вас. На войне в ход идут не только порох и пушки. Женщины, вот ваш шанс внести свою лепту, величайший шанс... Вы сражаетесь за ваши дома, за ваших детей, за жизни ваших сестер, за честь вашей страны. Вы сражаетесь за религию, за любовь, за достойную человеческую жизнь. Вести войну и победить в ней можно лишь когда павших хоронят и забывают. Как мы можем забыть павших, если они не позволяют себя похоронить? А мы должны их забыть! В этом мире нет места для мертвых. Они могут принести только горечь и несчастье: вам, им, всем. Идите, женщины, выполните свой долг. Ваша страна с надеждой смотрит на вас... (Затемнение).
Прожектор перемещается на то место, где РЯДОВОЙ ШЕЛЛИНГ, ВТОРОЙ ТРУП, говорит со своей женой. МИССИС ШЕЛЛИНГ - хрупкая, немногословная женщина, жена фермера неопределенного возраста, от двадцати до сорока.
БЕСС ШЕЛЛИНГ. Тебе было больно, Джон?
ШЕЛЛИНГ. Как наш мальчик, Бесс?
БЕСС. Отлично. Уже говорит. Весит двадцать восемь фунтов. Вырастет большим и сильным. Тебе было больно, Джон?
ШЕЛЛИНГ. Как ферма? Там все нормально, Бесс?
БЕСС. Все нормально. Рожь в этом году удалась. Тебе было больно, Джон?
ШЕЛЛИНГ. Кто убирал урожай, Бесс?
БЕСС. Шмидт... и его сыновья. Шмидт слишком стар для войны, его сыновья - слишком молоды. Работали почти две недели. Пшеница тоже уродилась неплохо. Старший сын Шмидта ждет призыва через месяцдругой. Практикуется за сараем со старым дробовиком, с которым Шмидт ходит на уток.
ШЕЛЛИНГ. Шмидты всегда были дураками. Когда наш сын вырастит, Бесс, постарайся научить его умуразуму. Какого цвета у него волосы?
БЕСС. Светлые. Как у тебя... Что ты собираешься делать, Джон?
