Болеслав Прус - Антек
Впервые в жизни он осознал свою бедность.
Хата у них была самая убогая во всей деревне, а поле самое плохое. У матери его было, правда, свое хозяйство, но ей постоянно приходилось наниматься к чужим, и ходила она чуть ли не в лохмотьях. Его в деревне считали пропащим, который, неизвестно почему, ест чужой хлеб. А сколько раз его избивали, сколько раз натравливали на него собак!..
Ох, как далеко ему было до учителя, до винокура и даже до писаря! Они-то могли, когда бы им ни вздумалось, приходить к войту и разговаривать с войтовой! Но Антек о многом и не мечтал. Он жаждал только, чтобы еще хоть раз, единственный и последний раз в жизни войтова оперлась рукой о его плечо и посмотрела ему в глаза так, как тогда, в костеле. В этом взгляде ее он увидел что-то чудесное, как молния, которая раскрывает на миг глубь неба, исполненную тайн. Если бы кому-нибудь удалось разгадать их, он узнал бы все, что только есть на этом свете, и стал бы богатым, как король.
Тогда, в костеле, Антек не успел как следует вглядеться в то, что промелькнуло в глазах войтовой. Он был застигнут врасплох, ослеплен и упустил счастливый случай. Но если бы она захотела еще раз так посмотреть на него!..
Ему чудилось, что он увидел промелькнувшее счастье, и он затосковал. В нем проснулось дремавшее сердце, и от муки оно словно расширилось. Весь мир предстал теперь перед ним совершенно иным. Долина стала тесной, горы низкими, а небо как будто опустилось и уже не влекло его к себе, а давило на него. Антек спустился с горы, точно пьяный: он не помнил, как очутился на берегу Вислы, и, глядя на бурлящие водовороты, чувствовал, как что-то манит его к ним.
Любовь - он даже не знал еще этого слова - налетела на него, как буря, разбудила в душе его страх, тоску, изумление... да разве он знал, что еще?..
С той поры он каждое воскресенье ходил в костел к обедне и с трепетом ждал, не появится ли войтова, не положит ли опять, как тогда, руку ему на плечо и не посмотрит ли ему в глаза. Но случайности не повторяются, к тому же внимание войтовой всецело поглотил теперь винокур, молодой и здоровый мужчина, приезжавший сюда из дальней деревни... на богослужение.
И вот у Антека явилась счастливая мысль. Он решил вырезать красивый крестик и подарить его войтовой. Может быть, тогда она посмотрит на него и излечит от тоски, которая так его грызет.
За их деревней на распутье стоял странный крест. У подножья его обвивала повилика, немного повыше были изображены лесенка, копье и терновый венец, а вверху слева к перекладине была пригвождена одна рука спасителя: всю остальную часть фигуры кто-то украл - верно, для колдовства. Вот этот крест и должен был послужить Антеку моделью.
Он стругал, переделывал и начинал сызнова вырезать свой крестик, стараясь сделать его прекрасным и достойным войтовой.
Между тем на деревню обрушилось несчастье. Висла вышла из берегов, прорвала плотину и уничтожила прибрежные посевы. Для всех это было тяжелым бедствием, но больше всех пострадала мать Антека, в ее хату пришел голод. Надо было идти на заработки: стала ходить и она, бедняга, и Войтуся отдала в пастухи. Но этого все равно не хватало. Антек, не желавший браться за крестьянскую работу, был для нее теперь поистине обузой.
Старый Анджей, видя их нужду, стал настаивать, чтобы Антек пошел в люди:
- Ты парень смышленый, сильный, насчет ремесла ловкий - ступай в город. Там чему-нибудь научишься да еще матери будешь помогать, а здесь ты последний кусок хлеба у нее отнимаешь.
Антек побледнел при мысли, что ему придется покинуть деревню, не повидавшись хотя бы еще раз с войтовой. Но он понимал, что другого выхода нет, и только попросил, чтобы ему разрешили пробыть дома еще несколько дней.
С удвоенным рвением принялся он за резьбу, и крестик получился очень красивый: у подножья была вырезана повилика, повыше - символы муки, а на левой перекладине - рука спасителя. Но когда он закончил работу, у него не хватило мужества пойти к войтовой и преподнести ей свой дар.
Мать за это время починила его одежду, взяла в долг у шинкаря Мордки рубль - сыну на дорогу, позаботилась, чтобы в котомке у него лежали хлеб и сыр, и наплакалась вдоволь. А Антек все медлил и со дня на день откладывал свои уход.
Это вывело наконец из терпения кума Анджея, и однажды в субботу он вызвал Антека из хаты и сурово молвил:
- А не пора ли тебе опомниться, парень? Ты что же хочешь, чтобы родная мать из-за тебя с голоду и от тяжелой работы померла? Ты вон по целым дням бездельничаешь, а ей ведь не заработать своими старыми руками на себя да на такого, как ты, верзилу...
Антек поклонился ему в ноги:
- Я бы давно уже ушел, да жаль мне своих покидать.
Однако не сказал, кого ему больше всего было жаль.
- Ого! - воскликнул Анджей. - Грудной ты ребенок, что ли, без матери прожить не можешь? Парень ты хороший, слов нет, но такой лентяй, - что рад бы до седых волос у матери на шее сидеть. Вот что я тебе скажу: завтра воскресенье, мы все будем свободны и проводим тебя. Стало быть, после обедни поешь - и в путь-дорогу. Нечего тут тебе сидеть сложа руки. Ты лучше меня знаешь, что я верно говорю.
Антеку пришлось смириться, и, вернувшись в хату, он сказал, что завтра уйдет в люди - искать работу и учиться. Бедная мать, глотая слезы, стала собирать его в дорогу. Она дала ему старую котомку, единственную в хате, и холщовый мешок. В котомку она положила кое-что из еды, а в мешок напильники, молоток, долото и другие инструменты, которыми Антек в течение стольких лет вырезывал игрушки.
Наступила ночь. Антек улегся на жесткой лавке, но не мог уснуть. Приподняв голову, он глядел на догоравшие угли, прислушивался к отдаленному лаю собак и наполнявшему хату пенью сверчка, который стрекотал над ним так, как стрекочут кузнечики над заброшенной могилой его маленькой сестры Розалии.
Вдруг он услышал какой-то шорох в углу. Это мать его тоже не могла уснуть и тихонько всхлипывала...
Антек укрылся с головой сермягой.
Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко. Мать, видно, давно поднялась и дрожащими руками ставила горшки в печку.
Потом все вместе сели за стол завтракать и, перекусив, отправились в костел.
У Антека на груди под сермягой был спрятан крестик. Он поминутно ощупывал его, беспокойно оглядываясь, не идет ли войтова, и с тревогой обдумывая, как же вручить ей подарок.
Войтовой в костеле не было. Антек, стоя на коленях, машинально произносил слова молитвы, но, что он говорил, не понимал... Звуки органа, пение молящихся, звон колокольчиков и собственные страдания слились в душе его в одну неистовую бурю. Ему казалось, мир сотрясется до основания в ту минуту, когда он покинет эту деревню, этот костел и всех, кого он любил.
Но в мире все было спокойно, только сердце его разрывалось от горя.
Вдруг орган затих, и люди склонили головы. Антек очнулся и поглядел вокруг. Как тогда, так и сейчас, подняли святые дары, и, как тогда, на скамье перед главным алтарем сидела войтова.
Антек рванулся; протискиваясь сквозь густую толпу, он пополз на коленях к скамье войтовой и наконец очутился у ее ног. Сунув руку за пазуху, он достал крестик. Но мужество оставило его, голос пресекся, и он не мог вымолвить ни слова. Тогда, не решаясь отдать крестик той, для которой он вырезывал его целых два месяца, он повесил свое изделье на гвоздик, вбитый в стену, рядом с скамьей. В эту минуту вместе с деревянным крестиком он принес в жертву богу и свою тайную любовь, и свое неверное будущее.
Войтова услышала шорох и, так же как тогда, с любопытством посмотрела на Антека. Но он ничего не видел: слезы застилали ему глаза.
После обедни мать вернулась домой с обоими сыновьями. Не успели они поесть картофельную похлебку и немного клецек, как явился кум Анджей и, поздоровавшись, сказал:
- Ну, Антек, собирайся! Кому в путь, тому пора.
Антек подпоясался ремнем, закинул мешок с инструментами на одно плечо, а котомку на другое. Когда все уже были готовы отправиться в путь, Антек опустился на колени, перекрестился и поцеловал глиняный пол в своей хате, как целуют пол в костеле. Потом мать взяла его за одну руку, брат Войтусь за другую, и, как жениха к венцу, повели его эти два самых близких ему существа к порогу жизни. Старый Анджей плелся за ними.
- Вот тебе рубль, Антек, - сказала мать, сунув в руку сыну тряпицу с медяками. - Не покупай, родной, на эти деньги ножик или другое что для резьбы, а спрячь их про черный день, когда нечего будет есть. А если заработаешь когда какие деньги, отдай их на обедню ради благословения господня.
И так они медленно шли оврагом под гору, пока деревня не скрылась у них из глаз, - только из корчмы еще долетали тихие звуки скрипки и звон бубна с колокольчиками. Потом и это затихло; они дошли до холма.
- Ну, пора возвращаться, - сказал Анджей. - А ты, паренек, все иди и иди по этой дороге и спрашивай, где город. Тебе не в деревне надо жить, а в городе, где люди привычней к молотку, чем к пахоте.
