Пьер Корнель - Гораций
И сердце скорбное удары поразят,
Которыми сражен супруг мой или брат.
О смерти их скорбя, я думаю с тоскою,
Не для чего он пал, но чьей сражен рукою.
И в мыслях о венце прославленных мужей
Страдаю об одном - ценою крови чьей?
С семьею павшего рыдать теперь должна я,
В одной из них жена, в другой же дочь родная.
И так связует кровь, и так связал закон,
Что только близкий мне и будет побежден.
Вот вожделенный мир! Его я так желала
И сила вышняя моленья услыхала.
Как беспощаден ты во гневе, грозный бог,
Когда, и милости даруя, столь жесток!
И как безжалостно караешь преступленье,
Когда к невинному не знаешь сожаленья!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Сабина, Юлия
Сабина
Свершилось, Юлия? Так что же мне грозит?
Сражен ли милый брат? Любимый муж убит?
Иль, обе стороны победой удостоив,
Преступные мечи заклали всех героев,
Чтоб я в отчаянье не проклинала тех,
Кто победил в бою, а хоронила всех?
Юлия
Того не знаешь ты, что всем известно стало?
Сабина
Дивиться этому не следует нимало:
Ведь мне с Камиллою - забыла ты о том?
На время битвы стал тюрьмою этот дом.
Нас держат взаперти: не то, в тоске о братьях
И о возлюбленных, мы бросимся разнять их,
Поставить и любовь и скорбь на их пути,
Чтоб жалость в лагерях обоих обрести.
Юлия
Ни слез для этого не нужно, ни объятий:
Один их вид смутил враждующие рати.
Едва пройти вперед успели шесть бойцов,
Как ропот пробежал вдоль сомкнутых рядов.
Увидев, что друзья, что родичи готовы
Нести друг другу смерть, храня завет суровый,
Тот состраданием, тот ужасом объят,
А эти славят их, безумствуют, кричат,
Кто восхищается столь яростным усердьем,
Кто дерзостно зовет его жестокосердьем,
Но все в конце концов согласны меж собой,
Когда хулят вождей за выбор роковой
И, возмущенные столь нечестивым боем,
Бросаются вперед, не дав сойтись героям...
Сабина
Какую вам хвалу, бессмертные, воздать?
Юлия
Не рано ли еще, Сабина, ликовать?
Надежда ожила, слабеют опасенья,
Но есть еще, увы, причины для волненья.
Как ни стараются беду предотвратить,
Безумцев доблестных, увы, не убедить.
Им драгоценна честь высокого избранья,
Честолюбивые ласкают их мечтанья.
Мы все за них скорбим; но, гордости полны,
Подобной жалостью они оскорблены.
Смятение в войсках на них пятном ложится,
С той ратью и с другой они готовы биться,
И смерть от рук друзей им легче перенесть,
Чем уступить сейчас, отвергнув эту честь.
Сабина
Как? Этих душ стальных упорство безнадежно?
Юлия
Да, но войска шумят и требуют мятежно
Вести на битву всех иль, вверившись богам,
Вручить судьбу опять шести другим бойцам.
Вождей своих они почти не замечают,
Речей не слушают, приказам не внимают,
В смущенье царь. Едва надеясь на успех,
"Раздор, - он говорит, - лишил рассудка всех.
Так спросим же богов. Их милости священной
Мы угодить могли б решенья переменой?
И кто осмелится восстать, когда о том
По внутренностям жертв смиренно мы прочтем?"
Он смолк. Его слова простые чудотворны:
Им даже шестеро избранников покорны.
Стремленье к подвигу, что ослепляло их,
Как ни неистово, но чтит богов благих.
Почтеньем ли к царю иль страхом пред богами
Смирил его совет порывов гордых пламя,
И ратям речь его звучала как закон,
Как будто он уже владыка двух племен.
Решит же суд богов и жертвоприношенье.
Сабина
Богам не может быть угодно преступленье.
На них надеюсь я: уже отложен бой,
И не изменит нам их промысел благой.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Камилла, Сабина, Юлия
Сабина
Отрадной новостью хочу я поделиться.
Камилла
Ее, мне кажется, я слышала, сестрица.
Когда пришли к отцу, я находилась там.
Но что хорошего она приносит нам?
Отсрочена беда - потом сильней страданья,
Томительнее страх и муки ожиданья.
И только одного теперь мы вправе ждать:
Что позже час придет над павшими рыдать.
Сабина
Но в ратях правый гнев зажжен веленьем божьим!
Камилла
Богов, по-моему, напрасно мы тревожим.
Ведь выбор горестный был ими же внушен,
И не всегда народ богами вдохновлен.
Не снисходя к толпе, им подобает боле
Владык одушевлять своей священной волей:
Неоспоримые земных царей права,
Их власть разумная - лишь отблеск божества.
Юлия
Чем обрекать себя на тщетные мученья,
Читай в оракулах небесные решенья.
Ведь если от судьбы ты доброго не ждешь,
Ответ того жреца - тебе обман и ложь.
Камилла
Слова оракула всегда, увы, невнятны;
Чем кажутся ясней, тем менее понятны;
Когда же думаешь, что в них загадки нет,
Еще таинственней обманчивый ответ.
Сабина
Нет, верить мы должны, хотя бы лишь отчасти,
Хотя б надежды нас терзали, как напасти.
Пусть только слабый луч сошел от вышних сил,
Кто не надеется - его не заслужил.
Мы сами для богов помеха роковая,
Заране милость их неверьем отвергая.
Камилла
Помимо нас, увы, решают небеса,
И наши жалкие бессильны голоса.
Юлия
Вас боги ввергли в страх, но сжалятся над вами.
Прощайте, я пойду за новыми вестями.
Не лейте слез. Когда я вас увижу вновь,
Наверно, принесу и радость и любовь,
И весь остаток дня пройдет под знаком мира,
В приготовлениях для свадебного пира.
Сабина
Надежду я храню.
Камилла
Во мне она мертва.
Юлия
Сама признаешь ты, что я была права.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Сабина, Камилла
Сабина
И от меня, сестра, прими упрек нестрогий:
Не слишком ли теперь ты поддалась тревоге?
А если бы твоей была судьба моя
И ты терзалась бы, как нынче мучусь я?
А если б ты ждала, над самой бездной стоя,
Таких же бед, как я, от рокового боя?
Камилла
Должна бы ты сама о них судить трезвей:
Чужая боль не то, что боль души своей.
В назначенное мне по вышнему веленью
Вглядись - и твой удел предстанет легкой тенью.
Лишь участь милого должна тебя смущать:
Не можем братьев мы к супругу приравнять.
Нас вводят в новый дом законы Гименея,
И с отчим домом связь становится слабее.
По-разному теперь и думаешь о них,
А мужа полюбив, забудешь о родных,
Но если милого отца признал как зятя
Хотя не муж, для нас не меньше он, чем брат!
И их по-прежнему мы любим, и его,
Но предпочесть - увы! - не в силах никого.
Сабина, можешь ты, и мучась и страдая,
Лить одного хотеть, о прочем забывая,
Но если вышний суд угрозы не смягчит,
Мне нечего желать и все меня страшит.
Сабина
Так рассуждать нельзя. Судьба для всех сурова:
Один ведь должен пасть - и от руки другого.
Хотя по-разному мы думаем о них,
К супругу уходя, нельзя забыть родных.
Не все вольны стереть заветы Гименея,
И мужа любим мы, о близких сожалея,
Природа властвует над нами с детских лет,
И кровным родичам ни в ком замены нет.
И муж и родичи - душа твоя и тело.
Все горести равны, достигшие предела.
Но суженый, по ком ты нынче без ума,
Он для тебя лишь то, что ты творишь сама.
Причуды ревности, дурное настроенье
И часто он забыт, забыт в одно мгновенье.
Трудней ли разуму влеченье побороть?
Но связи вечные - родная кровь и плоть.
Того, что скреплено обдуманным союзом,
Нельзя предпочитать родства священным узам,
И если вышний суд решенья не смягчит,
Мне нечего желать и все меня страшит.
А ты - тебе дано, и мучась и страдая,
Лишь одного хотеть, о прочем забывая.
Камилла
Поистине, тебе не волновало кровь
Пустое для тебя и чуждое - любовь.
Сначала в силах мы сопротивляться страсти,
Пока она своей не показала власти,
Покуда наш отец, ее впустивши в дом,
Не сделал дерзкого захватчика царем.
Приходит - кроткая, царит же - как тиранка.
Но раз твоей душе понравилась приманка,
Преодолеть любовь душа уж не вольна
И хочет лишь того, что повелит она.
Мы крепко скованы, но сладкими цепями.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Старый Гораций, Сабина, Камилла
Старый Гораций
Я прихожу сюда с недобрыми вестями,
О дочери мои! Но незачем скрывать
То, что вы можете от каждого узнать.
Свершился суд богов, и бьются ваши братья.
Сабина
Да, не таких вестей могла бы ожидать я,
Казалось мне всегда, что правый суд богов
К нам должен быть не так безжалостно суров.
Не утешай же нас. Так тягостно несчастье,
Что жалки все слова и ни к чему участье.
С мученьями теперь покончить мы вольны,
А смерти жаждущим несчастья не страшны.
Легко могли бы мы, храня на людях гордость,
Свое отчаянье изобразить как твердость.
