Френсис Фицджеральд - Алмаз величиной с отель Риц (Алмазная гора)
Джон заметил, что они идут по тропинке. По ее предложению они уселись на мох, и Джон даже не вспомнил, что хотел определить его мягкость.
Он придирчиво судил женщин. Любой недостаток - толстая щиколотка, хрипловатый голос, неподвижный взгляд - совершенно его отвращали. А тут впервые он сидел рядом с девушкой, которая казалась ему воплощением физического совершенства.
- Ты с востока? - спросила Кисмин, проявляя очаровательный интерес к нему.
- Нет, - ответил Джон просто, - я из Гадеса.
То ли она никогда не слыхала о таком месте, то ли не нашлась что сказать, но только она оставила эту тему.
- Я поеду этой осенью на восток, в школу, - сказала она. - Как ты думаешь, понравится мне там? Я поступлю в Нью-Йорке к мисс Балдж. Там очень строгие правила, но субботы и воскресенья я все-таки буду отдыхать в нашем нью-йоркском доме, со своими. А то отец слыхал, будто там девочки обязаны всегда ходить попарно.
- Твой отец хочет, чтобы вы были гордыми, - заметил Джон.
- Мы и так гордые, - ответила она с достоинством, сверкнув глазами. Никого из нас в детстве ни разу не наказывали. Отец так велел. Однажды, когда Жасмин была маленькой, она столкнула отца с лестницы, так и то он просто встал и, хромая, ушел.
Мама была... э... удивлена, - продолжала Кисмин, - когда узнала, что ты из... ну, оттуда, откуда ты, понимаешь. Она сказала, что во времена ее молодости... Но видишь ли, она испанка и у нее старомодные взгляды.
- Вы тут подолгу живете? - спросил Джон, желая скрыть, что его задела последняя фраза. Намек на его провинциальность показался ему обидным.
- Перси, Жасмин и я проводим здесь каждое лето, но на следующий год Жасмин едет в Ньюпорт. А потом осенью дебютирует в Лондоне. Она будет представлена при дворе.
- А знаешь, - нерешительно начал Джон, - ты гораздо современнее, чем кажешься на первый взгляд.
- Нет, нет, неправда, - торопливо воскликнула она, - я ни за что не хочу быть современной! Я считаю, что современные молодые девушки ужасно вульгарны, а ты? Нет, нисколько я не современная. Если ты скажешь еще раз, будто я современная, я заплачу.
Она была так огорчена, что губы у нее дрожали. Джон поспешил разуверить ее.
- Я сказал это нарочно, просто подразнить тебя.
- Я бы не протестовала, если бы это была правда, - продолжала она настаивать, - но это не так. Я очень наивна и совсем еще девочка. Я не курю, не пью, ничего не читаю, кроме поэзии. Я почти не знаю математики или химии. И одеваюсь я очень просто: в сущности, я никак не одеваюсь. По-моему, "современная" ко мне меньше всего подходит. Я считаю, что девушки должны в юности вести здоровый образ жизни.
- Я тоже так считаю, - горячо поддержал ее Джон.
Кисмин опять повеселела. Она улыбнулась ему, и из уголка одного ее синего глаза выкатилась запоздалая слезинка.
- Ты мне нравишься, - шепнула она доверчиво. - Ты собираешься проводить все время с Перси, пока ты здесь, или мне ты тоже будешь уделять немножко внимания? Только подумай - ведь я абсолютно нетронутая почва. В меня еще ни один мальчик не влюблялся. Мне даже никогда и не разрешали видеться с мальчиками наедине - только при Перси. Я нарочно забралась сюда так далеко, чтобы нечаянно встретить тебя одного, без старших.
Глубоко польщенный, Джон встал и поклонился, низко, от пояса, как его учили на уроках танцев в Гадесе.
- А теперь пойдем, - ласково сказала Кисмин. - Мне надо в одиннадцать быть у мамы. Ты даже не попросил разрешения меня поцеловать. Я думала, теперь мальчики всегда целуют девочек.
Джон горделиво выпрямился.
- Может быть, некоторые так и поступают, но только не я. Девочки так себя не ведут - у нас в Гадесе.
И они пошли рядышком к дому.
6
Джон стоял напротив мистера Брэддока Вашингтона и разглядывал его при ярком солнечном свете. Это был сорокалетний мужчина с надменным неподвижным лицом, умными глазами и крепкой фигурой. По утрам от него пахло лошадьми - отличными лошадьми. В руке он держал простую березовую трость с рукоятью из одного крупного опала. Они с Перси показывали Джону поместье.
- Вот здесь живут рабы. - Мистер Брэддок указал тростью на мраморную крытую аркаду в изящном готическом стиле, которая тянулась слева от них вдоль склона. - В молодости я пережил период нелепого идеализма, который отвлек меня на время от деловой стороны жизни. В тот период они жили в роскоши. Я, например, снабдил каждую семью кафельной ванной.
- Вероятно, они держали в ваннах уголь? - отважился вставить Джон, заискивающе засмеявшись. - Мистер Шнлицер-Мэрфи рассказывал мне, что однажды он...
- Полагаю, что мнения мистера Шнлицера-Мэрфи не представляют большого интереса, - прервал его Брэддок Вашингтон ледяным тоном. - Мои рабы не держали там уголь. Им было приказано принимать ванну каждый день, и они повиновались. Если бы они этого не делали, я мог бы назначить шампунь из серной кислоты. Я отменил ванны по совсем иной причине. Несколько негров простудились и умерли. Для некоторых рас вода вредна - она годится для них только как напиток.
Джон засмеялся, а потом решил рассудительно кивнуть в знак согласия. В присутствии Брэддока Вашингтона ему становилось не по себе.
- Все эти негры - потомки тех, кого мой отец привез с собой на Север. Теперь их около двухсот пятидесяти. Вы замечаете, они так долго жили вдали от мира, что их первоначальный диалект превратился в почти неразборчивый особый язык. Нескольких из них мы с детства обучали английскому - моего секретаря и еще кое-кого из домашних слуг. А это площадка для гольфа, продолжал он, когда они ступили на бархатистую траву. - Как видите, идеальный луг - никаких неровностей, выбоин, помех.
Он любезно улыбнулся Джону.
- Много народу в клетке, отец? - спросил вдруг Перси.
Брэддок Вашингтон споткнулся и непроизвольно выбранился.
- На одного меньше, чем нужно, - хмуро сказал он и потом добавил: - У нас были кое-какие неприятности.
- Мама мне говорила, - подхватил Перси, - что итальянский учитель...
- Роковая ошибка, - недовольно отозвался Брэддок Вашингтон. - Конечно, вполне вероятно, что нам удастся схватить его. Возможно, он погиб в лесу или свалился с утеса. И потом всегда есть шанс, что если он и выбрался, то россказням никто не поверит. Как бы то ни было, мною наняты двадцать пять человек, которые ищут его в ближайших городах.
- И безуспешно?
- Нет, не совсем. Четырнадцать из них доложили моему агенту, что каждый убил по человеку с соответствующими приметами, но, может быть, они просто погнались за наградой...
Он замолчал. Они дошли до большой, размером с карусель, впадины в земле, покрытой крепкой железной решеткой. Брэддок Вашингтон поманил Джона и показал тростью на решетку. Джон шагнул к краю и глянул вниз. Тотчас же его оглушили раздавшиеся снизу крики:
- Милости просим в ад!
- Привет, паренек, как там у вас дышится?
- Эй! Киньте сюда веревку!
- Нет ли у тебя завалящего пончика, приятель, или парочки подержанных сандвичей?
- Слушай, братец, столкни-ка сюда того парня рядом с тобой, увидишь фокус: был - и нет!
- Набей ему за меня морду, ладно?
В яме было темно, и Джон не мог ничего разглядеть, но, судя по вульгарному оптимизму и грубой энергичности голосов и высказываний, там находились типичные темпераментные американцы. Мистер Вашингтон протянул трость, дотронулся до кнопки в траве, и сцена внизу озарилась светом.
- Это все предприимчивые конкистадоры, имевшие несчастье обнаружить наше Эльдорадо, - заметил он.
Под ногами у них разверзлась громадная яма, имевшая форму чаши с крутыми стенками, видимо, из полированного стекла; на слегка вогнутом дне стояли человек двадцать пять в полугражданском, полувоенном - авиаторы. Их лица, обращенные вверх с выражением гнева, злобы, отчаяния, циничной насмешки, обросли длинной щетиной.
За исключением нескольких человек, которые явно осунулись, все они выглядели сытыми и здоровыми.
Брэддок Вашингтон придвинул к краю ямы садовый стул и сел.
- Как поживаете, ребятки? - спросил он добродушно.
В воздухе повис хор проклятий, к нему присоединились все, кроме тех немногих, которые были слишком удручены. Брэддок Вашингтон слушал с совершенно невозмутимым видом. Когда затихли последние крики, он снова заговорил:
- Придумали вы для себя выход из создавшегося положения?
Раздались возгласы:
- Мы остаемся тут навсегда, нам тут понравилось!
- Подымайте нас наверх, мы уж найдем выход!
Брэддок Вашингтон дождался, когда в яме опять угомонились, и тогда продолжал:
- Я уже объяснял вам. Мне вы здесь не нужны. Я бы предпочел никогда с вами не встречаться. Вы попались исключительно из-за собственного любопытства, и как только вы предложите выход, который не повредит мне и моим интересам, я с удовольствием его рассмотрю. Но если вы будете заниматься только подкопами - да, да, мне известно, что вы принялись за новый, - вы далеко не уйдете. Вам не так уж тяжко приходится, как вы изображаете, и все ваши вопли о близких, оставленных дома, ничего не стоят. Если бы вы были из тех, кто тоскует о близких, то вы бы не стали авиаторами.
