Шмуэль-Йосеф Агнон - Рассказы о Бааль-Шем-Тове
И сказал учитель из Каменки, что рассказывать сию историю за трапезой проводов царицы есть залог доброго достатка, а после этого доподлинного случая уж не рассказывать ни о чем, но лишь произнести «Песнь восхождений»[265] и застольное благословение. И всегда, когда рассказывал сию историю, заканчивал такими словами и говорил: «Мазалъ тов[266]. “Песнь восхождений”!» И говорил учитель из Каменки, что порой бывают люди готовы к великому избавлению и вместе с тем не в силах достичь оного, кроме как посредством помощи друг другу, и так да поможет нам Господь ради чести имени Его, амен.
(Дварим аревим, раздел 1, лист 60, рассказ 2)
Жертвоприношение Ицхака
В одной деревне жил откупщик, имевший от помещика горенде[267], и был он щедр в подаянии и гостеприимен и всякого приходившего к нему в дом, будь тот богат или беден, угощал всевозможными яствами, не требуя мзды и денег. И даже купцов, бравших от шляхты подряды и соперничавших с ним, даже тех приводил к себе в дом, и кормил, и поил их от щедрот своих. Случай же таков. Однажды приехал большой богач, бывший в чести у властей, и хотел он арендовать ту корчму и давал помещику намного больше, нежели платил тому откупщик, а откупщик, хоть и было ему известно, что тот человек желает лишить его пропитания, не придал сему значения, и пригласил того к себе в дом, и накормил, и напоил того, ибо в деревне жили они и не было там евреев, кроме него. Мало того что сей человек всякого гостя угощал всевозможными яствами, он еще и провожал его, как заповедано в стихе «И насадил тамариск»[268], согласно Талмуду[269] и комментарию Раши. Такое обыкновение было у откупщика в течение многих лет, и исполнял он заповедь гостеприимства в великой радости.
И не было у откупщика детей, кроме единственного сына, юноши милого, и преуспевшего в изучении Торы, и совершенного во всех добрых качествах. Внезапно заболел сей сын, и обратились к врачам, и врачи отчаялись спасти его. Отец же не отходил от постели больного сына, ухаживая за ним, и не спал несколько ночей, пока не иссякли силы его. И было: сидит он на стуле и погружается в дрему, и вот, некий старец в тулупе явился ему во сне и сказал: «Оставь всякую тревогу, но лишь поезжай завтра к Бааль-Шему». Очнулся он ото сна в великом возбуждении. И вспомнил, что видел во сне, и поспешил, и отправился к Бааль-Шему. Приехав к Бааль-Шему, заплакал горько о болезни сына и зашелся в рыданиях, говоря, что нет у него другого сына, кроме этого, и душа его связана с душою сына. Сказал ему Бааль-Шем, чтобы уехал из деревни, и отправился в город Бухарест, и устроил там странноприимный дом для одних только бедных. И устроил бы для постояльцев место, где ночевать, и не давал бы им другой еды, кроме черного хлеба и похлебки без мяса и ничего боле. И сына своего единственного поселил бы в том же доме, и чтобы спал тот вместе с постояльцами и ел бы, что едят бедняки, то есть черный хлеб и похлебку с крупой и фасолью без мяса, как принято у бедняков. «Ты же и жена твоя, питайтесь, как привыкли, всевозможными яствами. И следи, как только можешь, чтобы сыну своему не дать какое-нибудь доброе кушанье, но только то, что будут есть бедняки. Теперь же поспеши сделать то, что я велел, и придет спасение к сыну твоему». И поспешил откупщик и поехал к себе домой. И тотчас же переехал из деревни и поселился в городе Бухаресте. И построил странноприимный дом, и никого не пускал в него, кроме сирых и убогих. И кормил их черствым хлебом и похлебкой без мяса, и сына своего милого поселил среди постояльцев. И было: видя, как грызет его сын корку черного хлеба и ест грубую еду, какой сроду не ел, пожалел отец сына и не мог смотреть больше, как страдает сын его от истощения плоти и питается лишь грубыми кушаньями, от которых его воротит. И поехал отец к Бааль-Шему и взмолился, говоря, что не может боле видеть мучения сына своего, вынужденного питаться черствым хлебом. Увидев его, рассмеялся Бааль-Шем и сказал ему, что с этого мгновения может он кормить сына добрыми кушаньями и изысканными яствами.
Когда уехал тот человек, стали спрашивать Бааль-Шема приближенные его, что это, отчего поначалу он строго наказывал отцу не давать ничего сыну, кроме самой грубой еды, а ныне изменил свое слово и велел давать ему добрые кушанья. Сказал им Бааль-Шем: «Видел я суровое обвинение, нависшее над всеми людьми Израиля, которые вечно поминают заслуги Авраѓама; вот и стали обвинять на Небесах: “В чем [уж такая] сила праотца Авраѓама, да покоится он в мире? Ведь вот сей откупщик усердствует в исполнении заповеди гостеприимства больше праотца Авраѓама, ибо Авраѓам давал лишь мимоезжим людям, а сей откупщик поил и кормил даже тех, кто желал нанести удар по его заработкам”. Так говорили ангелы-обвинители. И вот, явился ангел-защитник и сказал: “Разве принес откупщик, подобно Авраѓаму, в жертву сына своего?” Пока ангелы спорили друг с другом, вышло решение испытать откупщика, наслав болезнь на столь любезного ему сына. Посему, когда он пришел ко мне, велел я, чтобы поместил он сына своего среди бедняков и есть давал бы ему только черный хлеб. И вот, не мог отец снести вида сына своего, питавшегося только черствым хлебом, и пришел ко мне, дабы пробудить жалость к сыну. И благодаря сему возобладал защитник, сказав: “Взгляните, не мог откупщик вынести даже столь легкое испытание – что сын его грубую пищу ест, тогда как Авраѓам подавил в себе жалость [и готов был] закласть единственного своего сына, который родился у него, когда ему было сто лет”. Оттого-то и говорим мы во всякий день: “Вспомни нас ради жертвоприношения Ицхака, когда Авраѓам собирался, связав, принести его в жертву на алтаре, ибо от сотворения мира не было такого”. А доказательство вышло от сего откупщика, который был человек праведный и не выдержал испытания страданиями сына своего, даже столь легкими, как питание черным хлебом. И вот, ушел себе обвинитель, защитник же занял его место. Посему и разрешил я ему отныне давать сыну всякие добрые кушанья». И сын выздоровел от болезни своей, и силы вернулись к нему.
(Меорот ѓа-гдолим, 5)
Письмо
История о том, как однажды Бешт был в пути со своими учениками. По дороге остановился у одного откупщика в деревне близ Бродов. И устроил откупщик пир для него и всех пришедших с ним. И было, перед тем как проститься, сказал Бешт откупщику: «Проси у меня, что потребно тебе». И ответил откупщик и сказал: «Благодарение Господу, есть у меня все, и просить мне нечего». И сказал ему Бешт: «Ежели так, попрошу я у тебя одну малость, ты уж не разочаруй меня». И ответил ему откупщик: «Готов я услужить вашей чести во всем, что лишь укажет мне господин мой, и не дай мне Бог разочаровать вас». И сел Бешт, и написал письмо, и сложил его, и запечатал печаткой своей, и надписал поверх письма: «Святой общине Бродов, городским попечителям и раввинам, господину и учителю моему такому-то и господину и учителю моему такому-то», и отдал письмо в руки откупщику, и сказал: «Желаю я, чтобы ты самолично отвез письмо сие в Броды». И взял откупщик письмо, и спрятал его у сердца в карман под одеждой, и сказал: «Немедленно будет сделано». И сказал ему Бешт: «Вот, уезжаю я сейчас, ты же, конечно, поедешь проводить меня». И побежал откупщик взять вожжи и упряжь, чтобы запрячь своих лошадей. Когда же наклонился над ящиком в сарае, что рядом с домом, выпало из кармана письмо и упало в ящик, он же и не заметил, запряг лошадей и проводил Бешта. И вернулся домой, а о письме забыл. Еще раз приезжал к нему Бешт и не спросил его о письме.
И было, прошло много времени, и Бешт вознесся на небо, и повернулось колесо судьбы откупщика, и пал он низко и обнищал весьма. Продал все, что было у него, ради пропитания своего и домочадцев. И так продолжалось многие дни, около семнадцати лет. И наступил день, когда пошел откупщик посмотреть, не осталось ли у него в ящике еще чего на продажу, и опустошил ящик, и вот, на дне ящика лежит святое письмо. И увидел его откупщик и поразился, упало сердце его, как признал он почерк святого. И сказал себе: «Теперь я знаю, отчего удача отвернулась от меня». И со всем тем не нашел в себе смелости распечатать письмо и посмотреть, что в нем написано. И, поразмыслив, решил отвезти письмо в Броды, быть может, отыщет людей, чьи имена значатся на письме, и, может, есть еще смысл в письме. И пошел в Броды, и остановился в бейт мидраше, как принято у бедных. И стал расспрашивать о попечителях, что были в Бродах прежде, за двадцать лет до того. И говорил ему один старик, коему поведал откупщик историю письма, сказав: «Точно знаю я, что не были сии люди избираемыми на месяц попечителями Бродов с того дня, как достиг я возраста исполнения заповедей, и по сей день». Спросил другого, третьего, и все отвечали то же самое. Тем временем сказал один человек: «Сегодня день выборов в общинном доме, может, выберут попечителями тех людей, что ты ищешь». И все рассмеялись. Не успели они закончить говорить, как заходят в бейт мидраш два отрока и кричат: «Мазаль тов! Мазаль тов!» – ибо реб такой-то и реб такой-то избраны попечителями города и члены совета повели их в дом совета, чтобы усадить на [почетное] место. Когда же спросил откупщик их имена, обнаружил, что имена эти значатся на письме. И спросил он совета у одного старика, что ему делать. И ответил тот ему, чтобы пошел и вручил письмо.
