Эльмира Нетесова - Женатые холостяки
— Давай поедем к нашим в Израиль. Зачем ты будешь мучиться здесь и портить жизнь человеку? Ведь ему из-за тебя тоже достанется лихо. Что за жизнь у вас будет, сплошные горести! Если ты любишь, пожелай ему добра и света, и отпусти! — советовала Розе бабка.
— Он не выдержит моего отъезда и умрет, — отвечала девушка.
— Живой останется, ничего ему не сделается, поверь мне! Пара самоволок и забудет, как тебя звали. Я сам служил и знаю, что серьезным человеком мужчина становится лишь после службы в армии, — говорил дед.
— Как знать, каким он вернется, может глянуть в твою сторону не захочет, или вернется с женой. Такое часто случалось. А куда денешь годы, какие ждала впустую. Что сама себе скажешь? Для девки каждый день дорог, а тут годы ждать. Нет, это глупо! Я не спорю, Юрик — порядочный человек. Но это сегодня. Армия до неузнаваемого меняет людей. И захочешь ли ты после службы связать с ним свою судьбу? — наседали старики дружно. Роза не поддавалась на их уговоры. А через полгода проводила их в Израиль, попросила прощенья и простилась на всякий случай. Они даже у трапа самолета уговаривали ее уехать. Роза, сцепив зубы, отказалась. Она понимала, что модет ее в старом доме. Лишь одиночество и тоска. Родители, конечно, написали, что ей достаточно черкнуть, мол, согласна переехать к ним, как все будет сделано в считанные дни, но для этого Розе надо повзрослеть и набраться ума.
— Переехать в Израиль я никогда не опоздаю. Но ведь там не будет его, моего Юрки. А как я без него? — думает Роза.
Письма от парня приходили часто. Он скупо писал о себе, спрашивал о ней. Роза отвечала на каждое письмо. Не говорила о неприятностях. Не хотела расстраивать. Писала, что жизнь идет без изменений, и она с нетерпеньем ждет его возвращения из армии. Она не сказала, что уличные мальчишки выбили футбольным мячом стекла в трех окнах, а на стенах дома нарисовали черной фаской свастику. Роза обратилась к старому дедочку, тот застеклил рамы и поставил ставни на окна. Свастику Роза молча отскребла и завела собаку. Та бегала вокруг дома и никого даже близко не подпускала.
И сразу перевелись любопытные, те, что вечерами напролет подглядывали в окна. А и девчонка повесила вместо тюли глухие занавески, тяжелые, непроницаемые, из гобелена. Она все еще ухаживала за небольшим участком возле дома, теперь урожай здесь не воровали. Собака зорко охраняла каждую пядь земли, дом и сарай, где дед оставил свой плотницкий инструмент, а Юрка — сантехнический.
Но однажды вечером к ней в ворота постучали. Роза вышла и увидела соседскую старуху с сыном. Они все годы жили рядом. Здоровались, но не общались. Хотя девушка много раз ловила на себе пристальные, изучающие взгляды бабки! Роза ни на кого не обращала внимания и вдруг соседи сами пришли к ней.
— Примай в гости! — потребовала бабка, продавив вперед себя в калитку неуклюжего рыхлого парня, растеряно оглядевшего Розу.
— Проходите, — предложила, не понимая, что им потребовалось от нее.
Войдя в дом, бабка зорко огляделась по сторонам, любопытно заглянула в зал, в спальню. Вернувшись, сказала твердо:
— Мы, девка, в сваты к тебе! Слышь, какое счастье нынче свалилось! Пригляделись, ты тут одна навовсе прокисаешь. Как бревно в болотине. Наш тоже все в доме сидит, как жук на куче. Никуда не сдвинуть, не вытолкнуть. Все мужичье при ем, а смелости нету. Шибко спокойный, тихий и послушный. Пожрет и спать ложится. От того такой круглый сделался, как кабанчик. Никого не обидел, не обругал. С ним любая уживется. Мы видим, ты девка-трудяга. Никто к тебе не приходит, ни друзья, ни подруги не шмыгают. Кругом одна. И все в порядке. Вы, ровно родились друг для друга! — подтолкнула человека к Розе. Та вовремя отошла:
— Может он очень хороший. Только я занята. У меня муж есть, — словно ушат холодной воды вылила на обоих соседей.
— Мужик? А где ж ен? — завертела головой по сторонам бабка.
— В армии служит. Я жду его.
— Ты что? Сбесилась, что до службы вышла? Какой он придет с солдатов? А може и не воротится! Чевой-то ты, как в омут головой сиганула? Наш он вот, весь на виду! Румяный и пухленький, как пирог. А уж какой ласковый и заботливый, аж жуть! Сам жрать не сядет, покудова все не соберутся к столу. И по дому, и во дворе сам управляется. Это не беда, что ты жидовка. Вон сосед напротив, так вовсе на цыганке женился. А уж как свекровка не хотела ее, в голос ревела, но сын не послушал. Привел в дом, и все тут! Мамка от их в стардом сбегла. Сказала, что не хочет с табором знаться. Сын уговаривал, но она не послушалась. Вы же не цыгане. И ваш дед, сколько помню, не пил. Не то, что мой забулдыга. До зеленых чертей напивался. Так и помер в психушке от белой горячки. Зато сын хмельное в рот не берет. Без того ума нету. Так вот на хозяйстве подмогает. Авось оженился б, раскачался бы. Глядишь, на работу пристроился б куда-нибудь. Все ж толк какой-то вышел. А то цельными днями тараканов на печке пужает. Перднет, оне разбегаются кто куда. Ну, пальцем ни единого не тронул, потому как шибко жалостливый, добрый малец. Ты с им, как за каменной стенкой жить станешь. Скрозь него ни единый сквозняк не дунет на печку, — уговаривала старуха.
— Спасибо вам за честь, — усмехалась Роза и добавила, чуть помедлив:
— И все ж не могу. Слово дала дождаться своего из армии.
— Подумай, девка! Мы к тебе со всем сердцем пришли. С открытой душой. А и ты уж не молоденькая! Наш себе сыщет. А тебя возьмут ли? — поджала губы старуха и, взяв парня за локоть, подвела к двери. Тот так и ушел, не обронив за всю встречу ни единого слова.
Дни тянулись серой, длинной вереницей. Казалось, им не будет конца. Роза готовила завтрак. В этот выходной она вздумала подольше поспать. Оно и понятно, всю неделю убирала в доме, мыла окна, потолки, полы, привела в порядок чердак и двор, сожгла мусор, сама помылась. Постирушками все веревки завешала. Решила, что сегодня будет полностью свободна. Даже пса с цепи отпустила погулять. И вдруг стук в дверь послышался. Едва открыла, увидела Юрку. Руки задрожали. Уж не привиделся, не приснился ли ненароком?
— Здравствуй! — прижал к себе девчонку. Та прильнула всем телом.
— Ты насовсем? — спросила робко.
— Навечно! И никуда ни на шаг. Знаешь, как мне тебя не хватало, родная моя! — целовал жадно, торопливо.
Вскоре Юрий пошел на работу, а еще через месяц они расписались. Нет, они не устраивали свадьбу. Более чем скромно отметили роспись со свидетелями и написали письмо в Израиль, что Роза вышла замуж, а в числе родни появился новый человек по имени Юрий.
В ответ они получили очень одержанное поздравление и скромные подарки. Родители обиделись, что дочь не пригласила их на свадьбу. Упрекнули и зятя, сказав, что ему надо помнить, мол, не все растут без родителей, у большинства порядочных людей они все же имеются. Роза краснела от неловкости за это злое письмо и долго на него не отвечала. Лишь когда переселились из дома в многоэтажку, сообщила об изменении адреса и дала номер домашнего телефона. А через неделю, едва вернулась с работы, услышала звонок. Это звонила мать. Она засыпала Розу вопросами:
— Как квартира? Хорошая! Сколько комнат? Всего две! Мало! Родится ребенок, будет тесно…
Роза не сказала ей о выкидыше, какой случился у нее еще в старом доме. Прошло много лет разлуки, они не виделись, и Роза отвыкла от родных. Научилась самостоятельно справляться со всеми тяготами, не вешая их на души близких, зная, что и они при всем желании ничем не смогут помочь ей. А горестей и неприятностей хватало у всех и без нее.
Она говорила по телефону, слушая полузабытый голос матери. Как она любила, как плакала, когда та уезжала. Даже во сне слышала этот голос. Но почему теперь не трепещет сердце? Забыла иль отболела? Нет, повзрослела! И место этого голоса занял другой, Юркин, самый лучший и родной изо всех…
Юрку Роза понимала с одного взгляда. Она знала, в каком настроении он вернулся с работы, как себя чувствует, что у него на душе. Стоит ли с ним поговорить или лучше его сейчас не трогать, отвлечь чем-то, либо дать отдохнуть. Роза никогда не ошибалась, интуитивно чувствовала настроение человека. Юрка ценил в ней все. Заботу и ласку, доброту и внимание, он никогда ей не изменял и не видел никого из женщин кроме Розы. Она и впрямь была для него единственной на всем свете. От нее Юрка не имел ни секретов, ни заначек. Он дорожил ею больше чем собственной жизнью и не жалел для жены ничего.
Казалось, так будет всегда. Но со временем мужика стало одолевать чувство неполноценности. Он с завистью наблюдал за мужиками, имевшими детей. Они возили их в колясках и на санках, носили на руках, подбрасывали над головой, кружили, носили на плечах. У Юрки не было никого, даже слабой надежды. И однажды, не выдержав этой борьбы с самим собой, он напился до визга. Домой не пришел, а приполз на четырех. Роза, глянув на Юрку, глазам не поверила. А его словно прорвало. Он высказал ей все, что наболело и копилось, что точило все эти годы. Юрка впервые упрекнул бабу в том, что она оставила его сиротой и не способна сделать отцом, полноценным мужиком. За эту откровенность он в тот день получил нимало хлестких, злых пощечин. Роза обиделась на мужа, назвала лопухом, примитивом и пообещала, если он повторит свой упрек, она уедет от него навсегда к своим, в Израиль.
