Макс Фриш - Пьесы
Мать. Зачем ты вспоминаешь об этом?
Отeц. В наших местах такое бывает не часто.
Прокурор. Вам нечего бояться.
Отeц. А я не боюсь.
Прокурор. Хотел бы я то же самое сказать о себе.
Возвращается Инга с вымытой тарелкой.
Мне крайне неловко, что я так вот явился, но действительно очень хочется есть.
Мать. Хлеба на всех хватит.
Прокурор. Вообще это не в моих правилах...
Ему дают хлеб.
Спасибо.
Перед ним ставят тарелку с супом.
Спасибо.
Молчание.
Отец. Как запрягу лошадь, так и ты выходи. Понятно? Один я со всем не управлюсь.
Инга. Я?
Отец. Вязать вязанки могут и женщины.
Прокурор. Может я могу вам помочь?
Мать. Ешьте лучше суп, пока не остыл.
Прокурор. Но потом.
Отeц. Я не к тому говорил.
Прокурор. Почему бы и нет?
Отец выходит.
Мать. Слышала? Не заставляй его ждать. Как только запряжет лошадь, так и выходи. Он и так весь день бранится. Да не забудь о курах! (Выходит.)
Прокурор. Что то это мне напоминает, никак не вспомню.
Инга. Что?
Прокурор. Гороховый суп...
Инга. Я рада, что вы пришли.
Прокурор. Я? Почему же?
Инга. Прежде чем я состарилась и умерла.
Прокурор. Ты?
Инга. Возьмите меня отсюда!
Прокурор. Почему?
Инга. Разве вы не видите?
Прокурор. Да...
Инга. Здесь смертельная скука. Всегда. Просидите хоть десять лет на нашей кухне, ничего не изменится, за полчаса вы все и узнаете.
Прокурор. Понимаю...
Инга. Вы действительно возьмете меня отсюда?
Прокурор ест суп.
Меня зовут Инга.
Прокурор. Инга?
Инга. Почему вы так на меня смотрите?
Прокурор. Вспоминаю. У меня давно было это чувство. Всегда. Такое чувство, будто меня где-то ждут. И всегда не там, где я нахожусь. И вот теперь я чувствую, что мне нужно что-то сделать.
Инга. Что же?
Прокурор. Не знаю.
Инга наклоняется к печке.
Раньше мне казалось, я знаю, что надо делать, но я ошибался. Я умел лишь выполнять свой долг и все-таки никогда не мог отделаться от чувства, что я не выполняю его, - это чувство никогда меня не оставляло. Никогда.
Инга. Хотите еще супа?
Прокурор. Как тебя зовут?
Инга. Инга.
Прокурор. Если б я только знал, кто я такой.
Инга. Вы не знаете этого?
Прокурор. Все это уже когда-то было со мной: как ты стоишь сейчас у печки. Именно так. Твои волосы в красном свете и твой сияющий взгляд. Именно такой. Сияющий.
Инга подкладывает дрова в печку.
Я так испугался, когда увидел старика угольщика. Вчера. Не топора, понимаешь, и не собак. Я боюсь людей. Тебя меньше всех: ты не спрашиваешь, кто я. Это замечательно. Ты не думай, что я влюблен, раз ты молода и красива...
Инга. Да я совсем не такая.
Прокурор. ...словно фея.
Инга. Говорите еще!
Прокурор. Это все, что я могу вспомнить: у меня дела, много работы и вдруг - я стою в лесу, с папкой под мышкой, в каком-то незнакомом месте. И у меня много времени. Все, что было за мной, вдруг пропало, впереди - лес, вокруг снег и ничего больше, один снег, заметающий следы, и кругом деревья, сплошные сосны, ничего, кроме сосен, кроме красных стволов. И только звонкие удары топора.
Инга встает.
Тебя зовут Хильда?
Инга. Инга.
Прокурор. Откуда я тебя знаю?
Инга. Говорите еще!
Прокурор. Мне нечего больше сказать...
Инга садится к его ногам.
Прокурор. В глубине, на самом дне воспоминаний, всего два-три лица, повторяющихся снова и снова. Как ни ломай голову, других нет и нет. И постоянно одно лицо, похожее на твое. И неизменно другое - похожее на жандарма, которому непременно нужно знать, куда ты идешь и зачем. И всюду железные прутья...
Инга. Что всюду?
Прокурор. Прутья, решетки, ограды - прутья... (Встает и смотрит в маленькое окно.) Словно деревья в лесу, которые хочется срубить, если есть топор.
Инга. Говорите еще, я слушаю...
Прокурор. Когда-то я был капитаном. О да. Плавал в открытом море. На моем корабле было три мачты, мостик напоминал орлиный клюв, я бы и теперь мог его нарисовать. Мы объездили весь мир. Вдоль и поперек... Без маршрута и цели. Мы ели рыбу, ее было много везде, и плоды с берега, иногда ходили на охоту и, запасшись всем необходимым, плыли дальше. Да, а потом...
Инга. А что потом?
Прокурор. Потом он вдруг стал игрушкой, мой корабль с тремя мачтами, игрушкой, которую можно взять в руки и поставить на шкаф, - мой корабль, на котором я был капитаном.
Инга. Ужасно.
Прокурор. Да. (Смеется.) И горничная каждый день вытирала его тряпкой.
Возвращается отец.
Отец. Сани готовы.
Инга встает.
А вот топор, если у господина есть желание, работы всем хватит.
Прокурор. Спасибо.
Отец. Меня зовут Йенс. А вас?
Прокурор. Меня...
Инга. Граф Эдерланд!
Отец. Граф...
Прокурор смеется.
Граф Эдерланд?
Инга. Да! Да!
Прокурор. Что это вы дрожите... Вас трясет...
Отец с немым криком отступает от него, словно от привидения,
прокурор стоит, наблюдая за происходящим, а затем понимает, в чем
дело: в руке у него топор.
Инга.
Однажды
Вдруг
Он придет
Граф Эдерланд.
Снаружи ржет лошадь.
С топором в руке.
Горе!
Горе тому,
Кто станет у нас на пути,
Горе вам всем,
Вы падете, как лес,
Под ударами топора...
Отец. Смилуйся! Смилуйся! Смилуйся!
Прокурор смеется.
Инга. Пошли!
Отец падает на колени.
Наши сани готовы.
Снаружи ржет лошадь.
Пошли!
4. Первые известия о пропавшем
Кабинет прокурора. День. Господин Марио, ясновидец из варьете,
стоит, подбоченившись и разглядывая стены, сплошь заклеенные
обложками скоросшивателей. Эльза в элегантном, насколько
позволяет домашняя обстановка, платье нервно курит сигарету,
дожидаясь результатов этого осмотра. Сбоку доктор Ган, не
испытывающий, как видно, особого удовольствия от своего
пребывания здесь.
Mарио. Ага... ага... ага...
Эльза. Что вы этим хотите сказать?
Марио. Это и есть его кабинет?
Эльза. Да.
Марио. Ага... А это все протоколы?
Эльза. Да.
Марио. Дела?
Эльза. Что вы имеете в виду?
Марио. Дела. Я имею в виду дела. Убийства, грабежи, клятвопреступления, изнасилования, шантаж, разводы...
Эльза. Да-да, конечно.
Марио. Обложки черные, названия - на белой бумаге. (Снимает очки и, приблизившись к стене, читает в разных местах названия дел.) Очень аккуратно, очень...
Эльза. Это всем известно, господин Марио, мой муж был аккуратным человеком, об этом весь город знает, не нужно быть ясновидцем, чтобы это определить.
Марио. Очень аккуратно...
Эльза и доктор Ган обмениваются взглядами.
А вы, мадам,- его жена?
Эльза. Да, разумеется.
Марио. Ага...
Эльза. Почему вы спрашиваете об этом?
Марио смотрит на нее, сняв очки.
Это был его письменный стол.
Марио. Один вопрос, если позволите...
Эльза. О, пожалуйста.
Марио. Чей теперь это стол?
Эльза. Теперь? То есть как?
Марио. Ибо вы сказали, почтеннейшая: это был его письменный стол.
Эльза. Я сказала: это - его письменный стол.
Марио. Был его письменный стол.
Эльза. Значит, я оговорилась.
Марио. Ага... (Протирает стекла очков и смотрит, близоруко щурясь.) Уважаемый пропавший, как видно, много работал...
Эльза. Да...
Марио. Жизнь его была труд, как пишут в некрологах, труд и исполнение долга.
Эльза. Мой муж был прокурором.
Марио. Ага...
Эльза. То есть он - прокурор.
Марио. Ага... (Рассматривает очки на свет.)
Эльза. Не знаю, поможет ли вам осмотр других комнат.
Марио. Поможет. (Снова надевает очки и оборачивается к другой стене.) И это тоже протоколы?
Эльза. Да-да.
Марио. Обложки черные, названия - на белой бумаге. (Рассматривает обложки, читая в разных местах названия.) Весьма добросовестно, весьма...
Доктор Ган и Эльза обмениваются взглядами.
А это что такое?
Эльза. Вы о чем?
Maрио. На шкафу.
Эльза. Ах, это. Ничего особенного.
Марио. Корабль?
Эльза. Игрушка.
Марио. Ага...
Эльза. Безделушка.
Марио. Похож на судно викингов, а?
Эльза. Похож.
Maрио. А паруса из пергамента...
Эльза. Собственно говоря, этот корабль, скорее всего, времен испанских мореплавателей, времен Колумба, я думаю,- судя по испанскому названию.
Марио. Ага...
Эльза. "Эсперанца".
Марио. А паруса из пергамента... (Внезапно отворачивается от модели парусника, снимая очки.) Какие есть еще комнаты?
Эльза. Здесь была его спальня.
Марио. Ага...
Эльза. Здесь - его спальня.
Марио. Если позволите.
Эльза. Прошу вас. Здесь ничего не изменилось. Может быть, вам удобнее осмотреть ее одному?
Марио. Если позволите. (Уходит в спальню.)
Эльза закрывает за ним дверь и поворачивается к доктору Гану,
облегченно вздыхая. Она берет сигарету, доктор Ган подходит к ней
с зажигалкой.
Эльза. И ты серьезно думаешь, что от этого будет толк?
