Говард Лавкрафт - Зов Ктулху (сборник)
Однако мы еще успеем об этом побеседовать. Сейчас, должно быть, уже четыре часа или даже пять. Распакуйте чемодан, достаньте документы, немного передохните и возвращайтесь сюда, мы еще поговорим…
Я безропотно повиновался хозяину дома, принес чемодан, открыл его, достал документы, а затем поднялся в свою спальню. Я по-прежнему думал о свежих отпечатках когтей на дороге. От них и сиплого шепота Экли мне сделалось не по себе. Да еще намеки на близость к неизвестному миру, к таинственному Югготу и его мудрым обитателям, похожим на огромные грибы. Немудрено, что после монолога Экли по коже у меня поползли мурашки и я с трудом поборол страх. Мне было очень жаль разболевшегося Экли, но его сиплый шепот вызвал у меня неприязнь, граничившую с отвращением. Почему он с таким восторгом говорил о Югготе и его темных тайнах?
Моя комната оказалась очень уютной и со вкусом обставленной, в ней не было ни вибрации, ни затхлого запаха, и, оставив там чемодан, я вновь спустился, чтобы поблагодарить Экли за гостеприимство и перекусить в столовой. Она располагалась прямо за его кабинетом. Я заметил, что и кухня тоже находится по эту сторону коридора. На столе стояло большое блюдо с сандвичами, пирогами и сыром, явно ждавшими, когда я с ними расправлюсь, а чашка и термос свидетельствовали о том, что хозяин не забыл о кофе для гостя. С удовольствием закусив, я налил в чашку кофе, но тут же ощутил горечь во рту и понял, что кулинарные изыски Экли, конечно, достойны уважения, но один изъян способен все испортить. У кофе был едкий привкус, и я не смог выпить больше глотка. Я подумал об Экли, одиноко сидевшем в огромном кресле-качалке в темной комнате рядом со столовой. Я вернулся к нему и предложил перекусить вместе со мной, но он прошептал, что сейчас ничего не может есть. Позднее, перед сном, он выпьет немного молока с солодом, вот и весь его рацион за день.
Я попросил у него разрешения самому вымыть и убрать посуду – мне хотелось вылить кофе, вкус которого я не сумел оценить. Снова очутившись в темном кабинете, я устроился в кресле неподалеку от моего хозяина и приготовился к обстоятельному разговору, который ему не терпелось со мной завести. Письма, фотографии и пластинка по-прежнему лежали на столе, и мы к ним еще не притрагивались. На какое-то время я забыл о неприятном запахе и вибрации.
Я уже говорил, что в письмах Экли, особенно во втором, самом длинном и содержательном, имелись отрывки, которые я не осмелился бы процитировать или воспроизвести на бумаге. Мои колебания усилились после того, как он сиплым шепотом поведал мне тайны мироздания. Темная комната фермерского особняка, затерявшегося среди пустынных холмов, лишь усугубляла ощущение непередаваемого космического ужаса. Ему и прежде было известно немало чудовищного, но теперь, пообщавшись с Крылатыми, он узнал вещи поистине невыносимые для нормальной, земной психики. Я до сих пор отказываюсь верить его рассказам о бесконечности и ее структуре, о том, как располагаются измерения, и пугающем положении нашего космоса со временем и пространством в бесконечной цепи связанных между собой космосов-атомов, в сумме составляющих сверхкосмос с его изгибами, углами и материальной и полуматериальной электронной организацией. Еще никогда нормальный человек не оказывался в такой близости от тайн бытия, никогда органический мозг не был на грани полного уничтожения и растворения в хаосе, где гибнут все формы, силы и симметрия. Я узнал, когда впервые появился Ктулху и почему свет великих и давно погасших звезд по-прежнему доходит до нас. Из намеков, от которых оробел даже сам информатор, я догадался о тайне, скрытой за Магеллановыми Облаками, о галактической туманности, состоящей из глобул, и о черной истине, таящейся за покровом бессмертной аллегории Дао. Природа Доулс стала мне совершенно ясна, и он сообщил мне о сути (но не о происхождении) Гончих Псов Тиндалоса. Легенда о Йиге, прародителе змей, больше не казалась мне вымыслом, и я испытал отвращение, когда речь зашла о ядерном хаосе, бушующем за углами пространства (автор «Некрономикона» зашифровал его, назвав Азатотом). Все кошмарные видения потаенных мифов словно воочию предстали передо мной, и на время я просто онемел от шока, а их омерзительное по грубости содержание сделалось еще страшнее от ссылок на труды древних и средневековых мистиков. Я невольно поверил в то, что сказители, шепотом передававшие эти проклятые предания из уст в уста, подобно Экли общались с Крылатыми и, возможно, бывали на других планетах, которые он тоже намерен посетить в ближайшем будущем.
Он рассказал мне о черном камне и его сокровенном смысле, и я от души порадовался, что так и не получил его. Мои догадки относительно полустертых надписей оказались верны! Быть может, даже слишком верны! Однако Экли решил примириться со всей дьявольской системой и, кажется, забыл о своих недавних подозрениях и страхах. Да что там, он не только примирился, но и начал готовиться к путешествию в глубь этой жуткой Вселенной. Интересно, с кем из них он успел пообщаться, отправив мне последнее письмо, и много ли было среди них людей вроде того агента, о котором он мне упомянул, подумал я. От напряжения у меня разболелась голова, и я изобретал нелепейшие теории относительно резкого, назойливого запаха и вибрации в темной комнате. К вечеру она стала гораздо сильнее.
За окнами уже совсем стемнело, надвигалась ночь; я вспомнил, что писал Экли о безлунных ночах, и вздрогнул. А вдруг и сегодня луна не взойдет на небе? Не нравилось мне и то, что ферма находилась в болотистой низине, прямо у подножия громадного лесистого склона, ведущего к Черной горе с ее неприступной вершиной. С позволения Экли я зажег небольшую масляную лампу, низко повернул ее и поставил на дальнюю полку, рядом с бюстом Мильтона, похожим на призрак. Вскоре я пожалел об этом – от тусклого света неподвижное лицо моего хозяина и его одеревеневшие руки сделались еще безжизненнее. Он напоминал труп. Казалось, он не в силах пошевелиться, хотя я сам видел, как он однажды с трудом кивнул головой.
После его обстоятельных рассказов я плохо представлял себе, о чем он станет говорить завтра и какие секреты предпочел сохранить для следующей беседы. Однако Экли решил сразу удовлетворить мое любопытство и сообщил, что обсудит со мной свой полет на Юггот и далее и к тому же выяснит, соглашусь ли я участвовать в этом путешествии. Должно быть, его изумило, с какой оторопью я взглянул на него, услышав, что меня хотят взять в космический полет. Его голова сердито затряслась. Потом он очень мягко и любезно принялся уговаривать меня и заметил, что люди могут сопровождать – и неоднократно сопровождали – Крылатых в подобных, кажущихся невероятными путешествиях по межзвездным просторам. При этом их тела оставались на Земле. Дело в том, что поразительные открытия в биологии, химии, механике и хирургии позволили инопланетянам удалять человеческий мозг без всякого ущерба для организма.
Люди не умирали, и их тела продолжали функционировать, пока мозг находился в космосе. Перед отправкой его помещали в плотно сжатый эфиром цилиндр из металла, добытого на Югготе. В этот цилиндр наливали жидкий раствор, подключали к мозгу электроды и соединяли с аппаратами, способными дублировать зрение, слух и речь. Для грибовидных Крылатых не составляло труда подняться в небо с этими цилиндрами. А на любой планете с их уровнем цивилизации уже давно существовало множество аналогичных аппаратов, способных устанавливать связь с конденсированным мозгом. После состыковки с ними странствующий разум вновь обретал способность выражать свои мысли, ведь во время путешествия по космическому континууму его постоянно подпитывали запасы энергии. Мозг не нуждался в телесной оболочке, и новая его вполне устраивала. Экли привел простейшее сравнение, сказав, что если у нас есть фонограф, мы включаем его и ставим пластинку, делая это автоматически. Для инопланетян не существует технических трудностей. Их успехи несомненны. Экли говорил о них с восхищением и без тени страха. Разве за одним удачным полетом не следовали все новые и новые?
Он впервые поднял застывшие руки и показал на высокий шкаф возле противоположной стены. В нем тесными рядами стояли цилиндры – не меньше дюжины, которые я принялся с интересом рассматривать. Прежде я никогда таких не видел. Высота этих металлических цилиндров составляла примерно фут, а диаметр был чуть уже. Я обратил внимание на три причудливых клапана в верхней части каждого из них. Вместе они образовывали треугольник. Один из них соединялся с двумя другими с помощью двух оригинальных приборов, находившихся там же, на полке, за цилиндрами. Мне не нужно было объяснять их цель и предназначение, и я снова вздрогнул. Затем Экли указал на ближний угол, в котором стояли затейливые приборы с проводами и кнопками; некоторые из них напоминали те два прибора на полке, за цилиндрами. Они были подсоединены.
