Рейчел Кляйн - Дневник мотылька
София совершенно растерялась:
— Мы должны врать, а то нас всех выкинут.
— Наоборот, только мы и останемся, — ответила я.
Я пойду на что угодно, только бы меня не исключили. Если бы я могла, я бы уехала последней. Я бы вообще не покидала это место. Я ему принадлежу.
После отбоя
Они подпитываются взаимным страхом, но им все мало. Никто и думать не хочет ни о чем другом. Они похожи на детишек, которые, сидя с фонариком под одеялом, рассказывают друг другу страшилки о привидениях. У Софии была истерика сегодня — сразу после отбоя. Она сказала, что от переживаний не может спать. Кэрол сидела с ней на кровати и пыталась успокоить. Она без конца убирала с лица белокурую прядь, забрасывая ее через плечо, неестественно выворачивая голову. Меня это безумно раздражало. Хотелось схватить и выкрутить ей руку.
Я нарушила обещание больше не произносить ее имени. Пора им понять, что происходит. Они должны узнать разницу между реальным миром и воображаемым. Она за углом, за дверью. Нужно, чтобы они это поняли.
Кэрол немедленно выскочила из комнаты. И даже София посмотрела на меня как-то странно.
— Она ничего не ест, — упорствовала я. — Ты сама хоть раз видела, чтобы она хоть что-то взяла в рот?
— Не знаю, — нетерпеливо ответила София. — Я не помню. А при чем здесь это?
— Как она существует? Ведь она нуждается в какой-то пище?
— Если я никогда не видела, как она ест, это не значит, что она всегда голодает. Кстати, вспомни, Анни Паттерсон очень долго продержалась без пищи. Месяцами никто не замечал.
— Анни под конец превратилась в скелет, а посмотри на Эрнессу!
— В отличие от тебя, я на ней не зациклена и не слежу за ее питанием. Ты сама тоже не ешь.
— Думаешь, я не ела бы, если бы нашла то, что мне по вкусу?
— Я больше не могу об этом говорить. Мне пора спать, — ответила София.
Мне наконец удалось привлечь внимание Софии. Упоминание о еде действует безотказно.
21 апреля
Время ланча
Люси проспала сегодня завтрак и сказала, что попросит у медсестры освобождение от физкультуры. Нет, еще раз мне этого не вынести. Я стала уговаривать ее позвонить маме и сказать, что ей нездоровится. Люси разозлилась:
— Мама приедет и тут же заберет меня. А я не больна! И мне не нужно возвращаться домой. Я не хочу домой. Я просто немного расстроена. Как все!
Как хорошо мы ладили после каникул. Я привыкла обходить ее стороной. Мне даже понравилось бывать от нее подальше. Я проводила много времени с Кэрол и Софией. И думала, что так будет всегда.
Эрнесса всего лишь играла в игру, в которую играем все мы. Она просто оттягивает удовольствие, отказывая себе в том, чего ей очень хочется, — так мы отодвигаем тарелку воздушного бисквита со взбитыми сливками. Мы можем повторить это много раз, но под конец всегда сдаемся и наедаемся до отвала. Ты чувствуешь, что больше жить не можешь без куска торта.
Иногда Эрнесса поднималась со своего стула в углу общей комнаты и делала несколько шагов к девчонкам, среди которых была Люси. И сколько бы Люси ни притворялась, что не видит Эрнессу, я знала, что это не так. В том, как Эрнесса двигалась, было что-то неправильное. Словно сильнейший магнит притягивал ее к Люси, но на полпути она вдруг выставляла руки, упираясь, круто поворачивалась и выходила из комнаты. Но теперь игре конец.
Если Люси снова заболеет, я сама позвоню ее маме. Люси больше не будет со мной общаться? Ну и плевать! Я сама не хочу с ней разговаривать. В комнате Люси кто-то есть. Надо спрятать дневник подальше.
Тихий час
У меня с собой библиотечный сборник «Загадочные и фантастические истории». Я брала его, чтобы выписать абзац из «Кармиллы», а теперь могу изучить эту книгу подробнее.
Вампир бывает одержим неистовым влечением к определенным людям, и это влечение напоминает любовную страсть. В стремлении к ним он проявляет неистощимое терпение и незаурядную хитрость, ибо доступ к вожделенному объекту может быть всячески ограничен. Он не отступится, пока не утолит страсти, высосав жизненные соки своей возлюбленной жертвы. Но в этих случаях он, подобно утонченному гурману, будет расчетливо оттягивать свое убийственное наслаждение и усиливать его, приближаясь постепенно, с помощью изысканных ухаживаний. Это похоже на жажду чего-то наподобие сочувствия и согласия. В более ординарных случаях вампир направляется непосредственно к своему объекту, берет его силой, душит и одним махом опустошает свою жертву.
Кто-то брал эту книгу до меня. На полях было выведено: «ЛОЖЬ!»
Я — препятствие, дерево, упавшее поперек дороги, и либо это дерево нужно убрать, либо переступить через него.
22 апреля
Есть ли у вампира чувства?
Может быть, твоя злость оттого, что ты одна на всем белом свете?
И что значит смерть для того, кто уже умер и крепко цепляется за память?
Все изведавшая, можешь ли ты еще чего-нибудь желать?
В глубине души я знаю, что неспособна почувствовать и десятой доли того, что чувствует Эрнесса. И я люблю Люси.
Это Люси виновата во всем. Виновата в своей слабости. Она могла бы спасти Эрнессу. А теперь мне приходится спасать Люси.
Больше нет можжевеловых бус. Придется искать способ, как защитить Люси, чтобы она об этом не догадывалась.
Когда в Румынии строят новый дом, то обводят человеческую тень на стене и «прибивают» ее гвоздем в том месте, где должна быть голова. Так они пытаются защитить здание от землетрясений.
А человек, потерявший свою тень, становится вампиром. Похитить у человека его тень — как это жестоко! Даже греки, принося юных девственниц на алтари богов, лишали дев жизни, но никогда не отнимали тени.
Сегодня на улице потеплело. Впервые я открыла окно. Все вокруг оживает, когда над миром проносится дуновение ветра.
Позже
Это ложная весна. Закрыв окно, я прилегла вздремнуть. Стояла такая тишина, что я слышала, как воздух движется у меня в горле. Но внезапно откуда-то возник и начал разрастаться иной звук. Этот звук был не во мне, он наплывал, окружая меня со всех сторон. Мухи! Целые полчища мух сновали по комнате и жужжали, жужжали. Жирные черные мухи штурмовали оконные переплеты, глупые насекомые снова и снова с размаху бились о стеклянную преграду. Крупные, как виноградины, они гроздьями висели в воздухе. Понятия не имею, откуда они взялись. Всю зиму они проводят в оцепенении. А солнце пробудило их от спячки. Я зажмурилась, но жужжание уже проникло в мой мозг, вытесняя все мысли.
23 апреля
После завтрака
Я хочу, чтобы кто-нибудь другой позвонил маме Люси. Пусть хоть кто-нибудь позаботится о ней. Все вокруг повторяют мне одно и то же: «Не лезь не в свое дело». Со мной никто не разговаривает. Никто не хочет сидеть возле меня за обеденным столом. Даже София, которая раньше никогда не бросала меня. С сегодняшнего дня не буду ходить на ланч. Песах закончился, но у меня нет аппетита. После урока сразу пойду к себе и возьмусь за дневник. В это время никто меня не побеспокоит. Все едят внизу. Чавканье, грохот посуды, громкие голоса — весь этот шум мешает мне расслышать собственные мысли. А после ужина я сяду в угол в общей комнате и буду курить в одиночестве.
Одна Люси еще терпит мое присутствие, потому что ей все безразлично. Она просыпает время подъема и с трудом сползает с кровати, когда я бужу ее. Утром она сказала мне:
— Я слишком устала, чтобы завтракать. У меня нет сил жевать.
Я отвела ее вниз и заставила выпить глоток кофе. Если удается вытащить Люси из кровати, то днем она чувствует себя получше. Проспав ночь, она все равно пробуждается без сил.
Неужели все вокруг ослепли?
Не могу поверить в то, что услышала за завтраком. Да, на завтрак я хожу, потому что утром мне необходим кофе. Впрочем, без булочек. Слишком они приторны. Меня тошнит от этих девиц. Меня окружают люди, которых я совершенно не знаю. Все решили, что мисс Бобби была убита. И теперь им необходимо убедить себя в том, что убийца — мужчина. Они сочиняют всевозможные дурацкие небылицы про старого негра-уборщика, у которого даже имени нет, и про ночного сторожа, который по совместительству гробовщик и любитель крекеров.
Я знаю, что ее убили, но никогда не смогу им объяснить, как именно это произошло. Пусть лучше думают что хотят.
Они не в состоянии увидеть то, что у них под носом. Непременно нужно что-то выдумать. Совсем как в прошлогоднем происшествии с Али Макбин. Сначала кто-то проткнул шины ее зеленого «фолькса», потом на доске объявлений Спортивной ассоциации стали ежедневно появляться записки с угрозами в ее адрес. А однажды утром она открыла свой шкафчик в раздевалке, и оттуда на нее полилась кислота. Ей обожгло руки, она чуть не ослепла. Необходимо было отыскать маньяка, который это сделал. И все ее подружки — ученицы дневной школы — немедленно стали подозревать тех, кто хоть чем-то от них отличался. На утреннем собрании Али сидела на сцене, выставив вперед забинтованные руки, и самодовольно ухмылялась, пока мисс Руд негодовала по поводу ее «мучителя». Я смотрела на веснушчатое лицо Али, на прическу «конский хвост», на слегка выступающие зубы, и меня тошнило. Я знала то, что позднее узнали все. Она сделала это сама, своими руками. Начальство заставило Али покинуть школу всего за месяц до выпуска. И все эти девчонки, искавшие маньяка, теперь говорили только о том, как она разрушила свою жизнь неизвестно зачем.
