Гейвин Лайелл - Темная сторона неба
Из афинской передачи я многое упустил, но для общего впечатления хватало и того, что было: у них стояла по-прежнему ясная погода, местами облачность. В Ханье было почти то же самое, ветер от юго-восточного до восточного.
Пилос находился гораздо западнее и ближе к нам. Там-то и был фронт. Давление там понизилось до 980 миллибар, дули шквалистые ветры с сильным дождем, видимость составляла один километр, густая облачность опустилась до пятисот футов от земли. Но сообщение о направлении и скорости ветра я упустил.
- И чего там хорошего? - снова спросил Кен.
- Такое впечатление, будто кто-то гонит на нас вал. Дай мне карту.
Он оставил штурвал и передал мне планшет с картой. Я пристроил карту на коленях, и меня стало охватывать беспокойство.
Летя прямым курсом, мы так над морем и дошли бы до Саксоса. Но примерно в
70 милях от него нам надо было пройти между южной частью греческого материка и Критом. Это был хороший, широкий пролив, если не считать, что кто-то как нарочно набросал там островов - это было характерно для всех морей вокруг Греции.
И вот там-то и находился фронт.
Запустив руку в волосы, я сидел и делал карандашом кое-какие вычисления. Если придерживаться своего курса, мы едва разойдемся с южной оконечностью самого северного острова Цериго, высшая точка которого составляла 1660 футов. Между этим островом и следующим крупным островом к югу, Антикифирой, есть пролив расстоянием восемнадцать миль. Только и между ними есть островок - кусок скалы под названием Пори, слишком маленький, чтобы на нем ещё была проставлена отметка высоты, но вполне вероятно, насколько я знаю греческие острова, что он торчит из моря футов на пятьсот.
Таким образом, у нас оставался узкий канал между Цериго и Пори. В хорошую погоду пройти там - никаких проблем, и в плохую на высоте в десять тысяч футов - тоже никаких проблем. Но не когда там идет фронт и мы должны поднырнуть под него на высоте в пятьсот футов при скверной видимости и сильном боковом ветре. К тому же, когда сверху над нами будет плотный слой грозовых туч, у нас будут слабые шансы получить радиопеленги.
Кен спросил:
- И где это будет?
- Вот посмотри. Принял управление.
- Передал управление.
Я положил руку на штурвал и почувствовал тепло и влагу от руки Кена. Другой рукой я передал ему карту. Он поизучал её некоторое время, а затем спросил:
- Но до этого острова, Саксоса, это ведь не дойдет? Мы там сядем?
- Если долетим. А если мы действительно хотим быть богатыми, почему бы нам не вернуться в Ливию и не украсть там нефтяную скважину?
- Самолет измажем. - Он внезапно улыбнулся. - Мы уже богаты. Нам нужна только более или менее точная прокладка и более или менее точное пилотирование, вот и все.
- Вот именно.
Я пытался определить, где же начнется фронт, и не мог. Я не знал, насколько он глубок. Но если он настолько грозен, как сообщал Пилос, то глубина его составляет около полсотни миль.
Кен перевернул правой рукой левую руку на коленях и взглянул на часы.
- Семь сорок. Сейчас мы должны быть снова на курсе. Держи шестьдесят два.
Я медленно переложил штурвал и изменил курс на пять градусов. Кен впервые за этот рейс начертил на карте маленький прямоугольник - знак мертвой зоны при исчислении курса. И рядом проставил время.
Я посмотрел на карту. Последний кружок, зафиксировавший наше уточненное местоположение, относился к 7.25 - за пятнадцать минут, или за полсотни с лишним миль, до этого. Для прохождения под фронтом в районе сужения мы нуждались в чем-то посущественнее, чем этот мертвый прямоугольник.
- А как насчет более или менее точной прокладки, про которую ты тут говорил? - спросил я.
Кен улыбнулся.
- Ищи данные, а я сделаю.
Он достал навигационный измеритель, транспортир и линейку из кармана на двери и начал работать с картой, а я включил радиотелеграф и стал осторожно вращать диск. Афины заглушались страшным шумом и треском. Я посмотрел, как на это реагирует радиокомпас, и стрелка бешено заметалась. В пределах пяти градусов ничего подходящего. Я стал искать дальше.
Лука слышна была чисто, но слабо, радиокомпас не мог взят её пеленг. Бенгази в настоящий момент в эфире не было, Пилоса тоже. Я убавил звук на радиотелеграфе и выключил радиостанцию. Часы показывали 7.44.
- Через сколько, как ты думаешь, мы увидим этот фронт? Через полсотни миль?
Слева, справа и спереди, все ближе и ближе, вырастало огромное, как первый небоскреб огромного города, кучевое облако, закрывая обзор. Но это ещё был не фронт. Фронт, когда мы увидели его, оказался высокой стеной из кучевых и грозовых облаков, раза в четыре выше того, что мы видели сейчас.
- Да, - сказал я. - Через пятьдесят и увидим.
- Хорошо. - Он ткнул карандашом в карту. - Как ты будешь вести себя в зоне фронта?
На это трудно было ответить. Здесь один ветер, там, в Пилосе, я не знаю какой. Он будет крутить: к северу, когда мы подойдем к фронту, а потом повернет резко на юг и на юго-восток в дальней точке фронта.
Этот поворот был важен: нам нужен был или восточный ветер, или западный, или близко к тому или другому, если мы собирались садиться на дорогу, что на острове Саксос, которая идет в направлении с востока на запад.
Но для беспокойства об этом ещё настанет свой черед.
Я медленно произнес:
- Считай ветер сорок узлов и двести восемьдесят градусов на уровне моря.
Это было предположение. А что мне оставалось ещё сказать?
- Понял.
Он стал вращать диск маленького вычислительного устройства, а я снова продолжил поиски в радиоэфире, но ничего не нашел: все близкие станции находились либо в области действия фронта, либо за его дальней стороной. Часы показывали 7.46.
У нас на пути громоздилось высокое кучевое облако. Я повернул на десять градусов влево, чтобы обойти его с краю. Кен приподнял голову, затем сделал пару пометок на карте и опустил вычислительное устройство в кармашек на дверце.
- Значит, будь готов к такому плану, - обратился ко мне Кен. - Мы примерно в семидесяти милях от пролива. Будем держаться своей высоты, пока не получим какой-нибудь радиопеленг, потом снижаемся на том же курсе примерно до пятисот футов или как подскажет ситуация. Под фронтом пойдем на ста двадцати узлах, хорошо?
Я кивнул. Уменьшим скорость - значит нас не будет сильно кидать вверх и вниз в турбулентных потоках и у нас будет больше времени, чтобы разглядеть какие-то препятствия перед собой и не врезаться в них. Но одновременно это означало, что ветер будет сносить нас сильнее, особенно если я его неверно прикинул.
Громада кучевого облака осталась по правому борту. Я совершил поворот, чтобы вернуться на прежний курс.
- За десять миль до пролива я дам тебе поворот вправо, чтобы обойти
Цериго. Если будем держать восемьдесят семь градусов, то этот курс как раз проведет нас на восток через пролив. Будем держаться его, пока не убедимся, что мы прошли все эти острова, а там уже неважно, там не на что наткнуться. О'кей?
- Дай-ка на минутку карту, - попросил я.
Он передал мне её, и я прикинул новый курс, который придумал Кен. Правый поворот - это была идея хорошая и простая, а простая идея - всегда самая хорошая, когда имеешь дело с простыми навигационными приборами. Стоит начать выделывать витиеватый курс - и ты лишь преумножишь свои ошибки. Но всякий способ миновать десятимильный проход предполагал, что мы не можем отклоняться более чем на пять миль от курса. А это, в свою очередь, предполагало, что мы знаем свое первоначальное местоположение в момент отклонения от курса.
Кен тихо произнес:
- Вот оно.
Голова у меня дернулась вверх - и действительно, это было то самое. Оно находилось от нас, как мы и предполагали, милях в пятидесяти, но и с такого расстояния выглядело огромным. Плотная масса белесых грозовых туч доходила до высоты в 40 тысяч футов, их верхушки, срезанные стратосферными ветрами, были плоскими, как наковальни. Столбы молний высотой миль в восемь прорезали облака, восходящие и нисходящие потоки там могли перевернуть стотонный лайнер и оторвать у него крылья, а маленький четырехтонный самолетик типа "Пьяджо" вышел бы оттуда, как из мясорубки.
Но мы не собирались проходить сквозь все это, а пройти под низом если мы найдем это самое "под низом".
Кен сделал быстрые промеры по карте и сообщил:
- Миль пятнадцать от входа в коридор.
Я не спускал глаз с картины впереди. До сих пор я все-таки надеялся, несмотря на сообщение из Пилоса, что вся эта штука как-нибудь окажется где-то повосточнее или в ней появятся разрывы, хорошие прогалины футов этак с десять тысяч. Но нет. Я видел, что это единая масса высотой до 25 тысяч футов, и только на такой высоте она разрывалась на отдельные тучи. А 25 тысяч было для нас слишком высоко без кислорода, если даже "Пьяджо" смог бы вскарабкаться туда.
Кен удовлетворенным голосом произнес:
