Вишну Кхандекар - Король Яяти
Я лежал с закрытыми глазами и мог показаться спящим, но град невидимых ударов обрушивался на меня. Ненавистные воспоминания на части рвали мое сердце. Мне хотелось закрыться от прошлого, но повернуться к будущему я не смел. Один лишь путь был мне открыт — перестать жить.
Тут я засмеялся. Если бы мне достало отваги лишить себя жизни, разве не сделал бы я это восемнадцать лет назад?
Однако я избрал иной путь, так хорошо знакомый мне. Чаша наслаждений не иссякла, я еще не дождался прелестницы, чьи кудри будут отливать золотом…
— Ваше величество, здоровы ли вы? — раздался голос Мукулики у моего изголовья.
— Почему ты так долго отсутствовала? — сердито спросил я.
— Я была во дворце, ваше величество.
— Зачем?
— Главный министр сильно разгневался, и я боялась, как бы он не нажаловался королеве. Я бедная женщина, живу в тени вашего милосердия и щедрости, но если королева…
— Хватит!
— Во дворце большое ликование, ваше величество!
— По какому поводу? Я ведь еще не умер! Или королева празднует пленение Яду и собирается взойти на трон?
Мукулика со страхом посмотрела на меня.
— Ваше величество, принц Яду на свободе!
— Как на свободе?
— Говорят, какой-то молодой герой отбил принца у врагов! Теперь принц Яду вместе с ним возвращается в Хастинапуру. Я своими глазами видела гонца, который прискакал с этой вестью.
Мое сердце должно было исполниться радости при известии о том, что мой сын избежал опасности… Но я сказал:
— Принц Яду на свободе. Я рад.
И устыдился собственного безразличия. Что со мной? Неужели мои чувства мертвы, мое сердце испепелено? Да жив ли Яяти или живет одно лишь его тело?
Мукулика тем временем продолжала сообщать мне новости:
— И отца королевы тоже ожидают в Хастинапуре…
Святой Шукра? Означает ли это, что он уже достиг желаемого? Как мне быть, уехать подальше от Хастинапуры?
— Королева пригласила в Хастинапуру и святого Качу…
После минутного колебания Мукулика уже шепотом закончила:
— Собираются короновать принца. Королева хотела бы, чтобы принца Яду благословил и святой Шукра, и святой Кача.
Меня лишают престола? Не бывать этому!
— Разве святой Кача уже выполнил обет?
— Так говорят, ваше величество.
— Значит, настало время всем выполнить обеты. Что ж, я желаю исполнить свой.
— Ваше величество?
— Подай вина.
— Но сейчас утро…
— Подай вина. Делай что велю, даже если велю подать мне яду.
Мукулика наполнила чашу.
— Я жду красавицу с золотыми волосами. Пока не приведешь ее, не смей будить меня. Я буду спать.
О эти две недели! Не замечал я, как занимается новый день, как гаснет. Из черной океанской глуби, как рыбы, всплывают на поверхность мысли. Ночами лунная дорожка ложится на воду, становясь все ярче с каждой новой ночью. Очень скоро наступит полнолуние. Пусть лунный свет играет на золоте кудрей. Потом…
— Яяти! Куда ты? Этот путь ведет прямо в ад!
Я отвечал голосу разума:
— И рай и ад сейчас уже недалеки, не правда ли?
— Правда. И расположены они близко друг от друга.
— Тогда чего же мне страшиться? Вдруг вместо ада я окажусь в раю?
— О нет! Только перед ребенком распахнуты врата и в рай и в ад. Вырастая, он сам закрывает райские врата, а снова открыть их уже не может. Не закрывай врата, несчастный, одумайся!
Я осушал новую чашу, и голос постепенно затихал. Я погружался в сон. Во сне я видел колесницу, запряженную шестеркой горячих коней. Кони мчались в густом тумане, я плохо различал их, кони почему-то обращались в людей, я, всматриваясь, убеждался, что каждый — Яяти! И возничий тоже Яяти! Но не в силах был он направить движение колесницы, и она с грохотом неслась в неведомое, вздымая клубы пыли…
На четырнадцатую ночь мой сон обрел конец: взмыленные кони-люди примчали колесницу в тесное ущелье, по одну сторону громоздился крутой утес, по другую — зияла бездна. Один из коней, закусив удила, повлек колесницу к бездне и с оглушительным грохотом…
— Шама! — закричал я, пробуждаясь.
Отчего к Шармиште воззвал я из бездны? Мой сон был предзнаменованием беды. Но почему Шармишта? Могло ли быть, что в этот миг ее душа покидала наш жестокий мир?
Я схватил чашу и пил до тех пор, пока не заснул, как мертвый.
Луна сияла в небе золотой чашей, изливавшей на мир чистый лунный свет.
Сменилась третья стража, когда в опочивальню вошла Мукулика с приятной вестью: после долгих поисков Мандар нашел красотку с золотыми волосами, и этой ночью она будет у меня. Я сгорал от нетерпения. Вернется ли юность и времена Алаки, когда моя рука коснется этих кудрей?
— Где этот золотой цветок? — спросил я.
— В обители Мандара.
— Смотри у меня, Мукулика! Если вы с Мандаром попытаетесь надуть меня, если цветок окажется с изъяном — я прикажу вас обезглавить. А тебя велю перед казнью обрить наголо и провезти по городу. Пусть я провел годы в стороне от государственных дел, я пока что король Хастинапуры.
С трудом сдержав себя, я задал вопрос Мукулике:
— Где вы нашли цветок?
— В Хастинапуре, ваше величество.
— Так почему цветок еще не здесь? Опять вы с Мандаром хитрите!
— Помилуйте, ваше величество! Эта девушка только сегодня утром издалека пришла в Хастинапуру.
— Зачем она пришла?
— Говорят, будто ищет своего возлюбленного.
— Возлюбленного? — Мне стало смешно. — Надо было ей сказать, что возлюбленный уже ждет ее в Ашокаване!
— Завтра утром она поймет это, ваше величество, но пока…
— Кто ее возлюбленный?
— Молодой воин. Ей сказали, что он должен вернуться в Хастинапуру вместе с принцем Яду. Девушке не терпелось встретиться со своим героем, она оставила старуху, с которой путешествовала, и прибежала на рассвете в город. А тут узнала, что принц Яду с войском прибудет только вечером, и огорчилась. Ее увидел ученик Мандара и привел в обитель.
— И что она?
— С ней трудно сладить, ваше величество! Не желает слушать даже самого гуру. Он велел запереть ее в чулане, но она не смирилась, пока Мандар не успокоил ее своими снадобьями. К полуночи она придет в себя, и мы…
— К полуночи? Я не желаю ждать так долго! Зачем Мандар дал ей такое сильное снадобье?
— Ваше величество, она подняла крик, в ашраме полно народу, все съехались, чтобы увидеть святого Шукру, да и принц Яду сегодня возвращается, что, если б ее услышали? Гонец привез известие, что нынче вечером святой Шукра прибудет во дворец, почти в одно время с принцем. Гуру Мандар подумал: раз ваше величество будет встречать их, то лучше доставить девушку попозже…
— Мандар болван! А ты еще глупей, чем он! Мне дела нет, вернулся принц или еще в пути! Сию минуту пошли за девушкой! Доставь ее в Ашокаван в паланкине, чтобы никто не видел!
Глядя на девушку, в беспамятстве простертую на моем ложе, я спрашивал себя, не во сне ли это — Алака, ожившая Алака, юная и прелестная, лежала в моей опочивальне. Чистым золотом отливали ее волосы, ровно вздымалась грудь, будто Алака, ничуть не изменившись за все эти годы, снова была со мной.
Скоро ли она очнется? Зачем проклятый Мандар так опоил ее своим снотворным зельем?
Я не знал, сколько прошло времени, не знал и сколько мне осталось. Чаша с вином стояла нетронутой, я жаждал иного забвения, мне не терпелось коснуться наконец золотых волос. Юность возвратилась ко мне. Этой ночью Алака будет со мной, а обо всем другом я не желаю помнить. Кто знает, что будет завтра? Святой Шукра, Деваяни… Но пока — я счастлив, и никто не лишит меня счастья!
— Ваше величество! — позвали из-за двери. — Ваше величество! Скорее!
В чем дело? Я был в ярости.
— Сюда идет королева! С ней сам святой Шукра! Он гневается, спрашивает: где король?
У меня подкосились ноги. Я почувствовал слабость, как после долгой тяжелой болезни. Медленно отворив дверь, закрыл ее за собой.
Деваяни окинула меня быстрым взглядом и пренебрежительно отвернулась. Ее отец, раздраженно меривший шагами ковер, остановился, грозно вперясь в меня.
— Яяти, перед тобою не великий святой. Я твой тесть, и только потому переступил я твой порог. Ты узнаешь меня?
Я едва нашел в себе силу, чтоб поклониться ему.
— Твой разум помрачен вином, поэтому я повторяю, кто я. Я Шукрачария. Тот самый Шукра, кто обрел силу воскрешать мертвых и поставил на колени богов. Сегодня я перед тобой. Сегодня перед тобой отец Деваяни, человек, обретший силу, превышающую сандживани. Я вошел в этот дом, чтобы узнать, как живет моя единственная дочь, и нашел ее в глубокой горести. Грязная обезьяна! Редчайшую жемчужину вручил я твоему попечению, а ты отбросил ее, как стекляшку?
Гнев святого Шукры был страшен. С большим трудом я вымолвил:
— Я виноват, премудрый и пресветлый Шукра, я виноват! Но не я один был причиной наших семейных бед…
