Артур Дойл - Долина Ужаса. Совет юстиции (сборник)
Сыщик не растерялся.
– Отлично! – подхватил он. В голове его уже появился план дальнейших действий.
Двое мужчин не могли покинуть зал. Рядом с платформой была небольшая дверь, если он ее заметил, то и они ее видели. Это был единственный путь к спасению, – так должны были посчитать они. Но Фалмут знал, что внешняя дверь, ведущая из маленького вестибюля на улицу, охранялась двумя полицейскими. Если бы те, кого он ищет, решили уйти через нее, их бы наверняка перехватили.
– Мне нужно проверить всех, кто находится в зале, – быстро сказал он Франсуа. – За каждого должен кто-то поручиться, и за каждого поручителя должен поручиться кто-то другой.
Все было устроено в считанные минуты. С платформы по-французски, по-немецки и на идише руководители Красной сотни разъяснили план, после чего полицейские образовали линию и один за другим к ней, кто робко, кто с подозрением, а кто и с гордо поднятой головой, стали подходить люди и называть свои имена.
– Симон из Будапешта.
– Кто может поручиться?
– Я, – откликнулось несколько голосов.
– Проходите.
– Михаил Ранеков, Одесса.
– Кто может поручиться?
– Я могу, – отозвался крепкий мужчина по-немецки.
– А за вас?
В толпе захихикали, потому что Михаил был самым известным членом организации, каждый из братьев знал его в лицо. Несколько человек, пройдя проверку, задержались, чтобы поручиться за своих родственников или соотечественников.
– Кажется, все оказалось проще, чем можно было предположить, – на языке, не похожим ни на немецкий, ни на идиш, сказал высокий мужчина с аккуратной стриженой бородкой. За проверкой он следил с нескрываемым интересом. – Вот уж действительно, отделение овец от козлищ, – с легкой улыбкой добавил он.
Его неразговорчивый спутник кивнул и сказал:
– Думаете, кто-нибудь из них видел, что это вы стреляли?
Высокий уверенно покачал головой.
– Все смотрели на полицию… Да и выстрелил я быстро. Никто меня не видел, если только…
– Женщина из Граца? – равнодушным тоном поинтересовался второй.
– Женщина из Граца, – сказал Джордж Манфред.
Они стояли в длинной беспокойной очереди, медленно продвигающейся к полицейскому кордону.
– Я боюсь, – сказал Манфред, – что спасаться нам придется самым очевидным способом. Хотя метод «бешеного быка» я отвергаю принципиально, и кстати, до сих пор мне ни разу не приходилось к нему прибегать.
Разговаривали они на том языке, который отличается наличием резких гортанных звуков, и кое-кто из стоящих рядом уже начал поглядывать в их сторону в некотором недоумении, поскольку язык этот не похож ни на один из тех, что привычны в революционном кругу.
Все ближе и ближе подходили они к ни на секунду не теряющему бдительность суровому судье, стоящему в конце ряда полицейских.
Перед ними в очереди стоял молодой человек, который то и дело нетерпеливо оглядывался, как будто высматривал в толпе сзади какого-то друга. Его лицо привлекло к себе внимание мужчины, который был ниже ростом и страстно увлекался физиогномикой. Юноша был очень бледен, что подчеркивалось коротким ежиком темных волос и густыми черными бровями. Изящный обвод, мягкие черты – это было лицо мечтателя, но в мечущихся, беспокойных глазах было что-то фанатичное. Когда подошла его очередь, десяток человек с готовностью опознали его. Следующим вышел Манфред. Держался он совершенно спокойно.
– Генрих Розенберг из Раза. – Это было название маленькой деревушки, затерянной где-то на просторах Трансильвании.
– Кто поручится? – привычно спросил Фалмут. Манфред затаил дыхание, приготовившись к прыжку.
– Я!
Руку поднял прошедший перед ним молодой мечтатель с лицом священника.
– Проходите.
Манфред, не моргнув глазом, прошел за полицейский кордон, по-свойски кивнув своему спасителю. За спиной у него раздался безмятежный, чистый голос его спутника Пуаккара:
– Рольф Вульфанд.
– Кто поручится?
Манфред снова напрягся.
– Я поручусь, – отозвался все тот же молодой человек.
Подошел Пуаккар, и они немного постояли рядом. Потом краем глаза Манфред заметил, что поручившийся за них юноша неторопливо направился в их сторону. Подойдя, он сказал:
– Через час приходите в ресторан «Реджори» на Кингз-кросс. Я буду там. – Незнакомец, как и они, говорил по-арабски. Если Манфреда это и удивило, виду он не подал.
Они пробрались через толпу, окружившую здание (новость о полицейском рейде разлетелась по всему Ист-Энду с быстротой молнии), и заговорили, только когда дошли до «Олдгейт-стейшн».
– Неожиданное начало для нашего предприятия, – заметил Манфред. По его лицу невозможно было определить, огорчает это его или радует. – Я всегда считал, что арабский лучше других языков подходит для тайн… Век живи, век учись, – философски добавил он.
Пуаккар внимательно посмотрел на свои ухоженные ногти, как будто искал в них объяснение необычной ситуации.
– Да, это что-то новенькое, – произнес он таким тоном, будто обращался к самому себе.
– С ним могут возникнуть осложнения, – прибавил Джордж, а потом сказал: – Впрочем, поживем – увидим.
Молодой человек, с которым они познакомились при столь необычных обстоятельствах, пришел в условленное место с небольшим опозданием. Но чуть раньше в ресторан, немного прихрамывая, вошел другой человек, он приветствовал их грустной улыбкой.
– Вы ранены? – спросил Манфред.
– Пустяки, – беззаботно отмахнулся тот. – Так что означает ваш загадочный телефонный звонок?
Манфред в двух словах обрисовал события этого вечера. Мужчина выслушал его, сохраняя строгое молчание.
– Любопытно… – начал он, но предупреждающий взгляд Пуаккара заставил его замолчать – в ресторане появился тот, о ком они говорили.
Молодой человек подсел к их столику, взмахом руки отогнав вившегося вокруг него официанта.
Какое-то время четверо сидели молча. Первым заговорил неизвестный.
– Я – Бернард Кортлендер, – просто сказал он. – А вы – те, кто называют себя «Четверо благочестивых».
Они не ответили.
– Я видел, что это вы выстрелили, – ровным голосом продолжил он, – потому что наблюдал за вами с того мгновения, когда вы вошли в зал, и когда полиция затеяла это опознание, я решил помочь вам, рискуя жизнью.
– То есть, – холодно вставил Пуаккар, – вы не побоялись, что… мы убьем вас?
– Совершенно верно, – кивнул молодой человек. – Любому со стороны это показалось бы дьявольски неблагодарным поступком, но я достаточно хорошо знаю правила игры и прекрасно понимаю, что это было бы самым логическим исходом моего вмешательства. – Тут он повернулся к Манфреду, который сидел в расслабленной позе, откинувшись на роскошные красные подушки, и заговорил так, будто обращался только к нему: – Вы так часто давали понять, что человеческая жизнь – самый незначительный фактор в ваших планах, что, если моя жизнь… или даже жизнь кого-то из вас помешает вам добиться своих целей, вы, не задумываясь, принесете ее в жертву… Вот так! – Он щелкнул пальцами и замолчал.
– Продолжайте, – только и сказал Манфред.
– Мне известны ваши подвиги, – вновь заговорил странный молодой человек. – Да и кто о них не слышал?
Он вынул из кармана бумажник и достал из него газетную вырезку. Никто из трех слушавших его мужчин даже не посмотрел на бумагу, которую он разложил на белой скатерти. Их взгляды были устремлены на его лицо.
– Вот список убитых… во имя правосудия, – сказал Кортлендер, разглаживая вырезку из «Мегафона». – Людей, которым законы этой страны неписаны, эксплуататоров и распутников, грабителей казны и растлителей молодежи… Людей, которые покупали и продавали «правосудие». – Он снова сложил бумагу. – Я молился о том, чтобы когда-нибудь встретиться с вами.
– Продолжайте, – все тем же бесстрастным голосом повторил Манфред.
– Я хочу работать с вами, стать одним из вас, разделить вашу жизнь и… – он заколебался, а потом серьезно произнес: – И, если понадобится, смерть.
Манфред медленно кивнул и посмотрел на мужчину, который хромал.
– Что скажете, Гонзалес? – спросил он.
Леон Гонзалес был прекрасным физиономистом. Молодой человек знал это, он повернулся и встретил устремленный на него оценивающий взгляд.
– Энтузиаст, мечтатель и интеллектуал, конечно же, – медленно произнес Гонзалес. – Надежен. Это хорошо. И уравновешен – это еще лучше. Но…
– Но? – настороженно поинтересовался Кортлендер.
– Подвержен страсти, а это плохо, – вынес вердикт Гонзалес.
– Ее можно научиться сдерживать, – спокойно возразил молодой человек. – Мне пришлось иметь дело с людьми, которые соображают лихорадочно и действуют необдуманно. И этим грешат все организации, которые борются со злом беспорядочными преступлениями, чувства превращают в чувствительность и королей путают с монархией.
