Горячая штучка - Вайн Люси

— Что происходит? — драматично и таинственно прошептала она, проскальзывая в коридорчик вслед за нами.

Я ничего не ответила, а Тим посмотрел на меня со смущением и болью, которые были написаны на его лице, отчего я возненавидела его еще больше.

— Ну? — агрессивно спросила медиум Шэрон, отказываясь принимать наше молчание за ответ.

Он прокашлялся.

— Кажется, Элли бросает меня.

Медиум Шэрон искоса посмотрела на меня.

— Ты шутишь?

— Я же сказал вам, — воскликнул Тим, ощутив неожиданную поддержку.

— Мне… мне нужно в туалет, — проговорила я, внезапно почувствовав, что у меня начинается приступ клаустрофобии.

Я открыла спиной дверь находящегося позади меня туалета, а потом быстро накинула крючок, пока они тоже туда не ввалились.

— Элли, не будь смешной, выходи! — сказал Тим, заглядывая в дверную щель.

Медиум Шэрон осталась снаружи, и до меня донеслись приглушенные голоса других, жадных до сплетен скорбящих. Из-за двери донесся взволнованный голос Тима, отвечающего на вопросы любопытной толпы, собравшейся снаружи.

«Нет, она не сказала почему». «Нет, ничего не случилось». «Да, она прячется там, внутри».

— Я не прячусь, — громко откликнулась я из своего укрытия. — Мне нужно пописать. Не могли бы вы все уйти отсюда, пожалуйста?

Потом я услышала, как в разговор встряла Джен.

— Что она сказала? О боже, вечно с ней одни проблемы. Элли, почему ты такая тупица? Ха-ха, тупица? Всем понятно? Потому что она не хочет выходить из туалета. — Она снова смеется над собственной шуткой, а потом поворачивается спиной к двери. — Ты там какаешь, Элли? Так не забудь, что здесь плохо работает смыв. Тебе придется подкачать бачок. А ершик под раковиной, если он тебе понадобится, не оставляй за собой грязь, как папа. Почему ты не хочешь выйти? Ты завидуешь тому, что моя надгробная речь всем понравилась больше, чем твоя?

— Я не произносила надгробной речи, — попыталась сказать я, но потом вдруг медиум Шэрон завыла от боли.

— Дженни толкнула меня локтем! Почему ты толкнула меня локтем? Мне правда больно, почему ты так поступила? Я просто пыталась пройти.

— О, ради бога, перестань вести себя как плаксивая сучка, — запальчиво ответила Джен. — Это произошло случайно. А ты помнишь, что сегодня похороны моей мамы? Имей хоть какое-то уважение к моим чувствам. Сегодня мне целый день позволительно толкать локтями всех. Господи, некоторых.

Коридор узкий, а у Джен очень острые локти, возможно, это была случайность, но, по-моему, нет. Она несколько недель обижалась на медиума Шэрон за то, что та сказала, будто предупреждала нас о том, что это случится — что мама умрет, — даже тогда, когда я назвала медиума Шэрон шарлатанкой. Джен до сих пор не простила ее.

Медиум Шэрон продолжала выть, а кто-то еще, хихикая, спросил ее, почему она не предсказала того, что происходит.

Шутка пришлась не по вкусу.

По другую сторону двери Джен опять отвлекла внимание на меня.

— Ты правда рассталась с Тимом? — прокричала она. — Он сказал, что да, но я никогда не могу понять, шутит он или нет. У него такое смешное лицо, как у клоуна, кажется, будто он всегда шутит. Прямо как Дэвид Миллибэнд. Это шутка, Элли? Совсем не смешная. Потому что ты, разумеется, понимаешь, что, даже несмотря на свое глупое лицо, Тим довольно приличный бойфренд, и лучше тебе не найти? Да, безусловно, он слегка занудлив…

В этот момент она заткнулась, так как возмущенный Тим стал настаивать на том, что никогда не был занудой, что он просто любезный человек и…

Именно в эту секунду он тоже получил локтем под дых.

Джен вновь принялась говорить через дверь.

— Ты ведь не хочешь остаться одна, Элли? Это было бы тягостно для всех твоих близких — ох, и для тебя тоже. Крепись, я сейчас приведу Эндрю, ему захочется услышать об этом. ПРОЧЬ С ДОРОГИ, ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО У МЕНЯ УМЕРЛА МАМА, ВЕРНО?

Я услышала, как она топает прочь, продолжая вопить в гостиной, обращаясь к своему мужу, который — как я узнала в тот же вечер — все время вместе с папой прятался на улице, в саду. Они почти подружились, как рассказывал потом папа.

Потом медиум Шэрон начала кричать, что ей нужно в туалет, и до меня донесся другой голос — возможно, Софи, — предлагавший ей воспользоваться туалетом наверху, где она также могла найти «Nurofen», чтобы успокоить боль от удара локтем. Софи уверяла медиума Шэрон, что Джен ударила ее не нарочно, и я слышала, как Джен фыркнула из другой комнаты:

— НАРОЧНО, ЧЕРТ ПОБЕРИ.

Толпа чуть-чуть рассеялась, и Тим, вернувшись к дверной щели, заговорил тихо и ласково. Так тихо и ласково, как обычно разговаривают с капризной маленькой девочкой, изнуренной пятнадцатиминутной истерикой.

— Элли, я знаю, что тебе сейчас очень хреново — особенно сегодня, но, пожалуйста, не делай этого, — проговорил он. — Тебе не следует принимать никаких решений, пока ты горюешь о маме. Мы не должны сейчас говорить об этом. Поговорим об этом позднее, хорошо? Прости, что я неправильно воспринял это. Я все исправлю, обещаю тебе. Мы можем договориться, я люблю тебя. Я справлюсь. Мы справимся. Черт побери, Элли, мы только что купили дом!

Но я больше не могла это терпеть, мне нужно было побыть одной. Неделю спустя я переехала от него к папе.

12

22.30, пятница 29 марта

Местоположение: Местный магазин самообслуживания «Londis» рядом с моей квартирой, полностью удовлетворяющий мои потребности в еде и алкоголе. Недавно они расширились, присоединив к себе соседний магазинчик, и теперь не знают, чем заполнить пустующие полки. Например, теперь здесь можно увидеть целый ряд соусов «Тартар», что, на мой взгляд, замечательно. Мне всегда не хватает соуса «Тартар», когда в экстренных случаях я делаю сэндвичи с рыбными палочками.

Я зашла сюда, чтобы купить вина. Исключительно вина. После моей перепалки с Софи и спокойных, но не менее обидных слов, сказанных Томасом, мне хочется вдрызг напиться и вырубиться. В идеале до такой степени, чтобы я смогла начать жизнь заново, как жалкая жертва амнезии. Мысли обо всем, что связано с мамой и Тимом, не вытеснили воспоминаний о нашем споре — о гадостях, которые наговорила Софи, и гадостях, которые наговорила я. Я даже не обижаюсь на это, я не думаю, что Софи притворяется, будто у нее все идеально, мне кажется, что она просто старается изо всех сил, и на самом деле, на самом деле все делает правильно. Она выполняет фантастическую работу. Сиара — удивительный ребенок. Возможно, Софи и развязала эту ссору, но все, что она сказала, — правда, я — неудачница и трусиха. А поскольку я — неудачница и трусиха, то я накинулась на нее. Во всем виновата я. Все из-за меня. Я — сломленная и никчемная, Софи была права.

— Ты, черт побери, тупая сука, — бормочу я себе под нос, кладя в корзину две бутылки белого вина.

— Ты — толстая, глупая, отвратительная сука, которую никто не любит, — повторяю я, на этот раз чуть громче. Мужчина, стоящий в другом конце отдела, смотрит на меня, а я опускаю глаза, избегая вопросительного взгляда. Уставившись в пол, я опять бормочу: — Господи, посмотри на это, у тебя даже тень толстая. Хуже тебя нет никого, совершенно никого.

Мужчина опять смотрит на меня и кричит через весь отдел:

— Веселей, лапочка, может, ничего страшного не произошло. Улыбнись нам!

В какой-то момент моя ненависть к себе пробивается наружу. Лазерные лучи моей раскаленной до красна ярости взмывают вверх, направляясь к нему. Даже если за всю жизнь у меня не было вечера хуже, чем вчера, я не могу стоять столбом, слушая, как незнакомцы предлагают мне улыбнуться. Я огрызаюсь, а он фыркает.

— Просто будь доброжелательной, лапочка, — говорит он и радостно бредет в овощной отдел. Я бурно возражаю ему вслед, читая нотацию о том, как чувствуют себя женщины, когда от них постоянно требуют, чтобы они производили впечатление вежливых и счастливых. Если сказать женщине, чтобы она улыбнулась, считается таким «доброжелательным» и «великодушным» поступком, почему же тогда мужчины не просят других мужчин улыбаться? Порой, когда мужчина просит меня улыбнуться, у меня возникает желание показать пальцем на других мужиков — крепких и рослых — и спросить, не заставить ли его тоже улыбнуться. Мне хочется спросить, кто назначил его полицейским, следящим за улыбками. Но я знаю, что меня обзовут сукой, поэтому чаще всего я молчу и просто, ну да, улыбаюсь. Однако не в этот раз, в этот раз мне хочется сказать ему, что это полная чушь и меня тошнит от этого.