Радек Кнап - Франек
Тем временем грабитель расчищает путь к сейфу, машет во все стороны пистолетом. На меня внимания не обращает - ведь я иностранец. А я тем временем усаживаюсь в кожаное кресло у стены и наблюдаю, что дальше будет. Грабитель требует позвать директора - у того ключ от сейфа. Директор, видный мужчина в золотых очках, выступает вперед. В руке у него крошечный ключик. Этим ключом отпирают сейф. Набитый пачками денег. В зале царит мертвая тишина. Как у нас во время мессы, когда после слов "Это плоть твоя, а это кровь твоя, Иисус" святой отец преклоняет колена и закрывает глаза. Грабитель достает из сумки черный пластиковый пакет и бросает в него деньги. И чем больше денег из сейфа перекочевывает в мешок, тем тише становится в зале. Наконец тишина становится прямо-таки торжественной - что уместно лишь в самых серьезных случаях: ведь за три минуты на глазах у сотен зрителей бедняк превратился в богатого человека.
Все это время я тихонько сижу в углу, и вдруг мне приходит в голову, что грабитель может увидеть в моем поведении неуважение к происходящему и взбеситься. Я в ужасе. Хочу незаметно подняться и, не привлекая внимания, присоединиться к остальным, но от страха не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Предвидя, чем это может кончиться, тихонько кляну все на свете.
Со мной всегда ведь одно и то же, Антоний. Когда по-настоящему страшно, на меня вдруг наваливается смертельная усталость и я мгновенно засыпаю как убитый. И вот я у всех на глазах начинаю зевать во весь рот. Не в силах бороться со сном. Успел только заметить отсветы на потолке и захрапел, как локомотив.
Понятия не имею, сколько все это продолжалось. Во всяком случае, когда приехала полиция, я еще спал. Они подумали, что у меня инфаркт. Вызвали "скорую". Врач дал мне нюхательной соли, и я очухался. Он был ужасно похож на кельнера Янека из моей любимой пивной в Варшаве, этот врач. Рассудок мой, видно, слегка помутился, и, едва открыв глаза, я спросил его: "Эй, старый пень, что там у вас сегодня пожрать?" Они тут же решили, что я здоров, и я пошел своей дорогой. На следующий день в газете про меня написали, у него, мол, стальные нервы.
Франек снова принялся рыться в рюкзаке. На свет явилось его белье и три пары шортов, завернутые в газету.
- Там была даже моя фотография, - пробормотал он, - могу поклясться, что брал ее с собой...
Мушек вытянул шею и заглянул Франеку через плечо.
- Зачем ты таскаешь с собой эти газеты? - удивился он.
- Чтобы читать, - Франек вздохнул. - Похоже, потерял по дороге.
- Ты же не умеешь!
- Умею. С тех самых пор, как мне стукнуло восемь, - возразил Франек и рассеянно посмотрел в сторону плиты: пани Мушек перекладывала омлет со сковороды в тарелку. Она открыла баночку малинового конфитюра и смазала омлет. Франек переводил взгляд с омлета на конфитюр и обратно. Пани Мушек закрыла банку и вернула ее на полку. Взяла тарелку, подошла к столу и поставила ее перед Франеком.
- Твой омлет, - сказала она и села против него. С тонкой улыбкой на губах сапожник переводил глаза с жены на брата.
- На обед будет куриный суп. Любишь куриный суп? - спросила пани Мушек.
- Больше всего на свете, - признался Франек, отрезая большой кусок омлета.
Пани Мушек молчала, с любопытством наблюдая, как он ест. И лишь после того, как Франек съел все до последней крошки, собралась с духом и негромко спросила:
- Скажи, Франек... можешь не отвечать, если не хочешь. Скажи... правда, что некоторые женщины в Вене покрывают лаком ногти на ногах?
5
Через три недели его уже знали повсюду. Каждое утро по просьбе пани Мушек Франек ходил в лавку на углу за продуктами. Так как читать он не умел, все, что нужно было купить, невестка рисовала ему карандашом на бумаге. Если нужны были булочки, рисовалась маленькая булочка, если дома кончился чай, рядом появлялась прямоугольная пачка, какие есть только в нашей лавке. Франек вставал в очередь у входа и болтал со всеми, c кем хоть как-то был знаком. Рассказывал, где побывал, как из-за богатого нотариуса сделался "уродом" в семье, не обходил вниманием и Вену. С ним никогда не бывало скучно - всякий раз Франек рассказывал свои истории немного иначе. То что-то выбросит, то приукрасит - порой настолько, что получается совершенно другая история. Ближе к концу он всегда лез в сумку, чтобы показать фотографию, где он дрыхнет в банке после налета, но вместо этого на свет появлялся то носовой платок, то список продуктов, нарисованный пани Мушек.
Люди корчились от смеха, похлопывали его по плечу - и так, мол, верим.
Впрочем, это было только начало. Франек вытаскивал привезенные из странствий газеты и тряс ими над головой.
- Брат говорит, я неграмотный! - громко, чтоб было слышно в самом конце очереди, кричал Франек. - Тогда что же это? - Он взмахивал газетами и с торжеством оглядывал всех вокруг. Некоторые зрители зажимали рот ладонью, еле сдерживая смех. - Что это? - настаивал Франек. - Может... огурец?
- Нет! - хором выкрикивала очередь, включая и тех, кто уже вошел в лавку.
- Зонтик?..
- Нет! - еще громче надрывалась очередь.
- Тогда: что это? - вопрошал Франек, внимательно рассматривая газету.
- Журнал! - кричали ему. В эту игру возле лавки мои земляки играли вот уже две недели и знали, как следует отвечать.
- Неверно! - ревел Франек, делая вид, что страшно сердится. - Вы что, не можете отличить от журнала ежедневную газету? Боже, в какие времена мы живем! Ну уж нет! Читать я вам не стану.
- Не сердитесь, пан Франек. Почитайте немножко. В последний раз: упрашивали его зрители, подмигивая друг другу.
- Так я ж неграмотный. Разве могу я что-нибудь прочесть? - отбивался Франек.
- Простите вашего брата. Что он понимает? Прочтите статеечку, ну хоть одну... - умоляли зрители, испытывая при этом ни с чем не сравнимую радость. Они чувствовали себя актерами, и им не терпелось доиграть роль до конца.
Франек разворачивал газету, листал ее. Искал, что бы такое прочесть.
- Вот тут, на пятой странице, коротенькая заметка. Пожалуй, я мог бы вам ее прочитать.
Все умолкали. Некоторые, не в силах сдержать возбуждение, подталкивали соседа локтем в бок. Франек начинал:
- "Вчера в Люблине был задержан пятидесятипятилетний вагоновожатый. Вечером в часы пик он похитил трамвай шестнадцатого маршрута..."
- Пан Франек, вы держите газету вверх ногами... - выкрикивали из очереди.
Франек переворачивал газету и продолжал:
- "Целый час он ездил по городу, не обращая внимания на просьбы запертых в вагоне пассажиров. Лишь после того, как власти приняли решение перекрыть движение в городе, украденный трамвай удалось остановить".
Франек перевернул страницу, словно перед ним была книга.
- "В результате долгих переговоров с невменяемым вагоновожатым полиции удалось добиться освобождения перепуганных пассажиров. Пока стороны договаривались, общественный транспорт в Люблине стоял. Лишь поздно вечером угонщика уговорили покинуть трамвай. Он объяснил свой поступок тем, что всегда мечтал хоть раз вернуться с работы домой на любимом трамвае".
В очереди громко захохотали.
Франек торжествовал:
- Ну и фрукт, верно? Хорошо еще, что он не был пилотом!
Люди рыдали от смеха. Даже хозяин лавки, пан Вацек, вышел на улицу поглядеть, что происходит.
- Почитайте еще... еще что-нибудь, пан Франек... - наперебой кричали зрители, смахивая слезы. Франек тут же посерьезнел и принялся листать газету. На предпоследней странице задержался и объявил:
- Про авиакатастрофу. Пойдет?..
- Авиакатастрофа... - выдохнули слушатели, будто ничего смешнее им слышать еще не приходилось.
Франек обвел всех взглядом, очередь замерла. Хозяин лавки, пан Вацек, стоял, прислонившись к дверному косяку, в ожидании, что за этим последует. Франек начал читать:
- "В прошлый понедельник на борту пассажирского лайнера, выполнявшего рейс Краков - Берлин, произошел несчастный случай, стоивший жизни двум пассажирам..."
- Но этой газете уже три года... - крикнул кто-то.
Пропустив замечание мимо ушей, Франек продолжал:
- "По не установленным до сих пор причинам через четверть часа после взлета открылась дверь запасного выхода. Прежде чем экипаж успел принять необходимые меры, двоих пассажиров вытянуло за борт..."
Слушатели разразились хохотом.
- "Как выяснилось, в результате инцидента пострадали некий богатый бизнесмен и сапожник из Варшавы, всю жизнь копивший на это путешествие. Когда они поняли, что произошло, бедняги разговорились. Сидя в самолете, они не чувствовали друг к другу особой симпатии, теперь же стали гораздо общительнее. Они падали, оставаясь на таком же расстоянии друг от друга, как прежде в самолете, и могли достаточно хорошо слышать друг друга, если старались говорить погромче. Под влиянием шока оба продолжали вести себя так, будто все еще находились в самолете. Бизнесмен рассказывал сапожнику о своей семье и о добермане, показал ему фотографию своей виллы. Когда ветер вырвал фотографию у него из рук, пришел черед сапожника, и тот поведал о своем домике с крышей из черного рубероида.
