Жильбер Сесброн - Мужское дело
Другое не давало ему покоя: не убеги он из школы, Па спокойно пришел бы за ним. «Па!» Он громко повторял это имя, желая отогнать кошмарный образ повешенного отца.
Внезапно Сэм увидел, как гараж заполнили люди в белых балахонах с белыми свертками под мышкой. Это произошло мгновенно, как в сказке. Сэму чудилось, что он грезит.
Двери гаража отворились. Была уже глубокая ночь. Раздался чей-то гневный возглас:
— Погасите огни!
И воцарился мрак. В машину уселись пятеро в белом. Сэм чувствовал себя совсем крошечным.
— Разве председатель?.. — начал один.
— Замолчите, — приказал водитель.
Они медленно ехали с погашенными фарами. За ними бесконечной вереницей следовали машины. Повсюду: на перекрестках и по сторонам стояли машины, а в них — люди в белом. Куда направлялась эта армия призраков?
Дорога поднималась все выше, и Сэм узнал путь на гору Линкольн, куда прошлой весной родители возили его на пикник. Цвела сирень…
Процессия призраков остановилась на поляне, освещенной луной. Машины выстроились в круг. Все вышли, кроме Сэма и блондина. Привидения поспешно разворачивали белые свертки, которые превращались в остроконечные капюшоны с отверстиями для глаз, ниспадающие до плеч. Сэм расхохотался против своей воли, но глаза его плакали, он вздрагивал всем телом. «Праздник…» К великой радости мальчика посреди поляны водрузили огромный крест. В тот же миг мысли Сэма, словно листья под порывом ветра, изменили направление. Эти люди — священники, они одеты в белое, как папа римский; толпа с плакатами перед школой — церковное шествие, и сейчас, ночью, на поляне под открытым небом будут служить мессу… Но повешенный, как же повешенный? Сэм зарыдал.
— О! Здорово! — восхищенно произнес блондин. Роль надзирателя была ему неприятна. Он зажег сигарету.
Огонек осветил его суровое лицо. «Вот мой демон-хранитель, — подумал про себя Сэм. — В катехизисе о нем ничего не сказано, но он есть у каждого. Маленький принц — мой ангел-хранитель. Он вырастет и станет таким, как этот. Да они и так похожи! Ангелы стареют и становятся демонами…». За причудливостью этой теории от Сэма укрылся ее печальный смысл.
Один из призраков подошел к кресту и стал произносить речь. Сэм не уловил ни слова. Несколько раз все призраки взмахивали рукой, как бы принимая присягу, и что-то выкрикивали. У подножия горы Линкольн светились огни городка. Один из маленьких огоньков — комната, где Па и Ма ждут своего малыша, своего единственного сына. При этой мысли из иссохшего источника вновь полились слезы. Блондин вздохнул и на мгновение включил боковое табло. Сэм не успел посмотреть, который час. Вдруг машина засияла изнутри. Крест предали огню. Языки пламени, алчущие и нетерпеливые грызуны, с треском обгладывали распятие. Сэм, завороженный, не мог отвести глаз от трепещущего огненного креста.
Это продолжалось недолго. Холм снова погрузился в непроглядную тьму. Складывая халаты и капюшоны, все молча расселись по машинам: маскарад закончился. С отвращением, смешанным со страхом, Сэм наблюдал за своими спутниками.
— Все-таки повезло, — начал самый молодой, — что полиция…
Блондин обратился к призраку, севшему в черную машину в маскарадном костюме:
— Никакой опасности! Их шеф — наш человек…
Сообщники самодовольно рассмеялись. Сэм услышал, как другой тихо спросил:
— Что делать с мальчишкой?
— Я получил указания…
— Все же мне кажется… — заговорил молодой.
— Вы слишком много говорите, дружище, — оборвал блондин, не удостоив его взглядом.
Дальше ехали молча. Вот уже город, школа, то самое место, где Сэма обогнал мотороллер. Мальчик впился взглядом в знакомый пейзаж, как беспомощная рыбка, которая барахтается в сети и слепо верит, что ее выпустят в реку… Он едва переводил дух.
Блондин резко затормозил.
— Проваливай! — грубо скомандовал он, протягивая костлявую руку к дверце. — И запомни: ты меня никогда не видел, ты меня не знаешь, ты не сможешь меня узнать.
— Никогда! — согласился Сэм, трепеща от радости и веря в это слово, как в заклинание. — Никогда!
Белая рука отворила дверцу — маленький пленник был освобожден. Он так слабо держался на ногах, что едва не свалился на тротуар. Он бежал, сломя голову, жалкая добыча, вырвавшаяся из сети, западни, болота — из зловещих пут людской злобы. Бежать без оглядки! Вперед, не сворачивая! Через пятьдесят шагов он отважился обернуться: автомобиль исчез…
Он заметил силуэт в окне и закричал: «Ма!» Тут же выбежал отец, шепча: «Господи Иисусе… господи Иисусе…» Задыхаясь от волнения, он подхватил сына на руки и так стремительно взбежал по лестнице, словно в него, сержанта Паркера, со всех сторон стреляли. В дверях стояла Ма. Ее губы шевелились, но не произносили ни слова. Сэм плакал легко и свободно, словно дышал.
Па беспрестанно повторял: «Завтра… завтра… завтра…». Он боялся любого вопроса, любого рассказа. Сэм знал: и завтра и никогда он не расскажет о главном: о повешенном, о призраках, о кресте…
Он с радостью дал себя раздеть и уложить. Засыпая, мальчик неожиданно закричал. Испуганные родители склонились над кроваткой сына. Черный пальчик указывал на крест, который, как обычно по вечерам, пылал на стене.
— Уберите это! Уберите!
— Сэм…
— Уберите! — заорал мальчик, пряча голову под простыни.
Па снял со стены белый крест и осторожно погладил розовой ладонью, прося прощения за незаслуженное оскорбление.
Когда малыш уснул, Ма пришла к нему. Па сидел за столом, уронив голову на согнутую руку. Так делают спящие дети. Он не спал, а плакал. На столе лежало письмо, которое он только что написал, конверт и медаль.
— Что с тобой, Па?
— Я возвращаю им медаль.
— Твою медаль? Зачем?
— Ты не поймешь, Ма, — сказал он глухо, — это мужское дело…
