Элизабет Мид-Смит - Дедушка и внучка
Возвращаясь к дому, старик прошел через ту часть сада, где они с уже давно покойным теперь братом сажали молодые деревца. Сэр Роджер невольно остановился перед этими деревьями и прошептал:
– «Я помню светлую сирень,
А в ней гнездо щегла,
И тот чудесный майский день,
Когда она цвела,
И братика невдалеке,
И саженцы в его руке…
Летят мгновенья, жизнь пройдет,
А деревце себе растет».
«Боже милостивый, как быстро идет время! – подумал старый Сезиджер. – До сих пор я не чувствовал, насколько стар. Мой брат был красивый, славный малый. Если бы умер я, а не он, в Сторме была бы совсем иная жизнь. Но у меня всегда был отвратительный характер, а моя бедная жена не умела перечить мне. Она была чудесная женщина. Бог видит, я любил ее, но она совсем не умела мне возражать, а мне нужно было встретить кого-нибудь, кто умел бы противиться мне. Дороти первая стала делать это, и я люблю ее. Да, я ее полюбил».
Он вошел в дом. Карбури с потерянным видом, испуганный и бледный, стоял в дверях подъезда.
– Малышки нигде нет, сэр. С самого утра никто не видел ее. Не прикажете ли послать крестьян поискать в окрестностях? В этих лесах не совсем спокойно, ходят браконьеры и…
– Довольно, – прервал слугу сэр Роджер. – Никто не сделает зла девочке. Она, конечно, сейчас придет.
– Да, сэр, конечно, – Карбури поклонился, пропуская хозяина в столовую. – Обед подан.
Сэр Роджер прошел к столу. Мисс Доротея уже дожидалась отца.
– Ты не нашел ее, отец? – с тревогой спросила она.
– С ней ничего не случилось, Доротея, – сэр Роджер изо всех сил старался сохранять спокойствие и невозмутимость. – Не помочь ли тебе нарезать жаркое?
Карбури исполнял обычные обязанности. Сэр Роджер, собрав все свое мужество, молча ел. Мисс Доротея даже не притронулась к еде. Старик заметил это, но делал вид, что не придает значения отсутствию аппетита у дочери. «Что за странные существа – женщины! – думал он. – У них нет ни капли здравого смысла. Только потому, что эта непослушная девчонка… Но что это?»
Его сердце страшно забилось, лицо стало лиловым, в ушах начался гул. С минуту он задыхался. Мисс Доротея вскрикнула. Послышались шаги, звучавшие, как волшебные колокольчики, и очень-очень торопливые. В дверь влетела маленькая фигурка, вроде бы та самая, с которой дедушка и тетка завтракали утром, и вместе с тем поразительно изменившаяся. Личико девочки раскраснелось, волосы выбились из-под шляпки и растрепались. Она была страшно взволнована, даже не обернулась к тете Доротее и прямо направилась к сэру Роджеру.
– Где ты была, Дороти? – строго сказал он, от облегчения готовый простить все, что она сделала, снова прижать ее к своему сердцу, ласкать и любить больше прежнего.
– Я была с мистером Как-меня-зовут и с папой. Пойдем, дедуля, вставай, пойдем. Пойдем сию же минуту. Вставай же, пойдем…
Мисс Сезиджер вскочила со стула. Карбури с грохотом уронил блюдо, но на это никто не обратил внимания. Старый сэр Роджер выпрямился во весь рост. Куда девалась его сутуловатость? Куда исчезли его семьдесят пять лет? Куда делась нежность его сердца? В жестких глазах пылал гнев.
– Замолчи! Довольно! Не смей говорить так!
Но его слова пропали даром. С тем же успехом старик мог бы приказать ветру перестать дуть, или солнцу светить, или летнему жару согревать землю. Он мог бы с тем же успехом велеть ночи сделаться днем или дню – ночью, потому что ничто на свете не помешало бы Дороти исполнить то, что она считала своим долгом.
– Все, что ты говоришь, не имеет значения, – без страха сказала она, – пойдем, пойдем сейчас же!
Она взяла деда за руку. В эту минуту сэр Роджер был не в силах выносить взгляда Доротеи и чувствовал, что Карбури тоже смотрит на него. Он позволил ребенку вывести себя из столовой.
– Пойдем-ка ко мне в кабинет, – сказал он.
– На это нет времени, – отрезала Дороти.
– Что с тобой, моя маленькая? Ты сошла с ума?
– Я сошла с ума? Не понимаю, что это значит.
– Ты так взволнована, мое дорогое дитя, и говоришь так странно! Мне незачем видеться с мистером Как-меня-зовут, а твой бедный отец… Он лежит в могиле, моя дорогая. Теперь о тебе забочусь я.
– Нет-нет, его не зарыли в землю, и Бог не забрал его на небо, и не дал ему чистого сердца. Он… Он ждет. Он не может пойти к Богу, пока у него не будет чистого сердца, и ты должен прийти и помочь ему сделать сердце чистым. О, дедуля, пойдем, пойдем. Я оставила его и вернусь к нему. Потому что ведь он важнее всех. Он мой родной папочка, и ты должен пойти.
– Я отказался от него, – ожесточенно произнес старик. – Я не желаю снова видеть его.
Дороти, которая прижималась к деду, теперь отняла свою ручку и отступила на несколько шагов.
– Я еще очень маленькая, – твердо сказала она, глядя деду в глаза, – и многого не понимаю. Зато все, что знаю, знаю твердо и хорошо. И вот что я хочу сказать: если ты не пойдешь со мной сейчас же, я уйду одна. Уйду к папочке и останусь с ним и с мистером Как-меня-зовут, и ты больше никогда-никогда меня не увидишь, потому что папочка важнее всего. Если же ты пойдешь со мной, дедуля, тогда… О, тогда все будет хорошо, все будет прекрасно. Скорее, скорее выбирай, дедушка, и торопись, потому что папочке очень худо.
– Дороти, – дрогнувшим голосом произнес старый Сезиджер, – я не могу потерять тебя.
– Скорее, скорее, – повторила Дороти, – или я уйду.
– Но я ничего не понимаю.
– Ты все поймешь, когда увидишь. Скорее же, скорее! Ты сядешь на Чистое Сердце, а я на своего пони, и мы быстро доберемся до фермы Хоум. Я немножко устала, но это не имеет значения. Все неважно, только бы нам успеть, только бы Бог дал ему чистое сердце!
– Ничего не понимаю, – сэр Роджер совершенно растерялся.
– Скорее, дедуля, скорее! – торопила Дороти. – Неужели ты думаешь, что я стала бы тебя беспокоить, если бы это не было важно? Я знаю, что такое беда, я видела ее, и потому говорю тебе: скорее, скорее!
В это мгновение дверь открылась и в комнату вошла мисс Доротея. Сэр Роджер посмотрел на нее, сильно покраснел и сдвинул брови:
– Что тебе здесь нужно? Зачем ты во все вмешиваешься?
– Я услышала последние слова Дороти. И решила, что больше не буду бояться тебя. Роджер действительно жив! Я это знаю уже несколько месяцев. Он на ферме Хоум.
– Это хитрость, ваша выдумка! – закричал старик. – Я не верю!
В эту минуту в дверь постучали.
– По вашему приказанию лошади поданы, сэр, – доложил Карбури.
– Пойдем, дедуля, – опять позвала Дороти. – Ничего, что я не в амазонке, я могу ехать на Не-забывай-меня прямо в этой одежде. Идем!
– Это, конечно, выдумка, – промолвил старик, – и я ни за что не войду в тот дом, вот только провожу тебя до дверей.
Старик и ребенок уехали. Когда они оба очутились на дороге, Дороти подняла свой хлыстик и заставила пони скакать. Чистое Сердце, несмотря на легкое нездоровье, тоже легко перешел в галоп. За всю дорогу старый сэр Роджер не проронил ни звука.
Наконец они остановились подле фермы Хоум. На крыльце их ждал Бардвел.
– Кто вы такой? – спросил сэр Роджер. – Ах да, я узнаю вас.
Он старался говорить с фермером вежливо, но горло пересохло, и голос звучал хрипло и отрывисто.
– Лучше войдите в дом, – позвал Бардвел. – Вы приехали вовремя, как мне кажется.
Он снял Дороти с седла и позвал работника, чтобы тот подержал лошадей. Сэр Роджер повернул к Бардвелу раскрасневшееся лицо и взглянул на него сердитыми черными глазами:
– Что это за шутки?
– Войдите и увидите. Я тоже дедушка этого ребенка. Я Бардвел, моя дочь была замужем за вашим сыном. Малышка пошла прямо к своему отцу, и вам лучше всего идти за ней. Истекают последние минуты, когда он может помириться с вами.
Действительно, легкие ножки уже несли Дороти по длинному коридору. Ее пальчики толкнули грубую дверь в спальню.
Когда через минуту сэр Роджер, наклонив гордую голову, вошел туда, он увидел Дороти на кровати рядом со своим отцом. Она прилегла, обняв его шею руками, прижимаясь своей щечкой к его щеке.
– Пожалуйста, Боженька, – шептала Дороти, – скажи ему по-своему, что дедуля здесь, и дай ему чистое сердце.
Сэр Роджер до конца жизни не мог объяснить себе, чем именно так глубоко всколыхнула все его существо лежащая рядом с умирающим девочка. Вся его жестокость, скупость, все дурное и тяжелое, что происходило в течение многих лет, пропало, точно никогда не было. Ему почему-то представилось, что он сразу увидел и сына, и своего давно похороненного младшего брата. Можно было подумать, что Всемогущий Бог отодвинул в сторону какую-то завесу и позволил старому жестокому человеку хорошенько разглядеть самого себя.
Он упал на колени подле Дороти и взял руку умирающего.
– Роджер, я здесь.
Даже голосок маленькой Дороти не мог заставить вполне очнуться человека, стоявшего на рубеже вечности; но звук другого голоса, знакомого с детских дней, прояснил его взгляд. Бедный Роджер широко открыл глаза и посмотрел прямо в лицо отца.
