Андрей Иванов - Славное море. Первая волна
— Есть духом сообщить! — не очень бойко отозвался Геннадий: вахта не его, и он хотел уйти в каюту.
Боцман ушел, Гена остался один. Кругом тишина. Вода беззвучно обтекала пароход по бортам. Чуть дышала главная машина, тонко пели моторы, качающие воду.
Там, где только что проходил боцман, теперь дежурил Геннадий. Он невольно подражал боцману: ходил медленно, заложив руки за спину, и в такт шагам раскачивал плечами. Здесь было тише, чем в море. Даже чайки летали без крика, будто сонные.
Подошел к борту, долго глядел на воду, у теплохода светлую, а дальше белесую и только местами чуть синюю.
От кормы, вдоль борта, по воде двигалось небольшое масляное пятно. Метрах .в трех от него плыли две серые щепки. Они дошли до носа теплохода, чуть покрутились у якорных цепей и поплыли дальше, вверх по реке.
— Ну, как дела, Серов? — услышал он за спиной голос боцмана.
— Все в порядке, Иван Демидович, — рапортовал он, забыв о масляном пятне и плывущих щепках.
Порт ис^Л из виду как-то. сразу. И только мачты стоявшей за мысом ближе к морю радиостанции еще долго маячили на фоне светлого неба.
Целые сутки шли в виду берега, то гористого, то низкого. Иногда попадались мелкие прибрежные острова. Над ними летели гуси, утки.
Потом подались мористее. Исчезла за горизонтом земля. С моря потянуло свежим ветром, с востока небо затягивалось тонкими облаками. Прощально покричав, улетели на берег последние провожатые — чайки. В море стало пустынно и серо.
...Отстояв вахту, Геннадий снова вышел на палубу. Он проводил теперь на ней почти все свободное время, забывая о каюте.
Они идут в настоящую Арктику, где только море и льды.
В память пришел рассказ Носкова о потерянном острове, и он подолгу и пристально оглядывал горизонт — не появится ли где земля.
Горизонт впереди раздвигался все шире и шире, но пытливые глаза молодого матроса не встречали ни од-1 пой заметной точки. А уйти нельзя. Хочется самому увидеть появление первых льдов, тюленей, а может быть, и неизвестный, пусть совсем маленький, остров.
Мимо, поправляя широкие усы, с бельем под мышкой валкой походкой старого моряка прошел боцман и скрылся за дверью душевой.
Из большого кубрика, служившего и столовой, и красным уголком, доносилась тихая песня матросов. На верхнем мостике, ощупывая через бинокль горизонт, нес вахту старший помощник капитана Кривошеин.
Оглядев море, старпом спустился по трапу и скрылся в закрытой рубке.
Через двадцать минут дверь душевой с шумом открылась, и оттуда выскочил весь в мыльной гшне боцман.
— Эй, в машине!
— Есть в машине! — донесся голос вахтенного помощника механика.
— Почему воду из-за борта даете?
— Что вы, Иван Демидович, сам только что переключил новый танк.
— Из-за борта, говорю, соленая! — кричал намыленный боцман.
— Сейчас еще проверю, — чуть слышно сказал снизу вахтенный. Мокрый боцман топтался на палубе, на холодном ветру и крепко жмурил глаза, чтобы их не разъедала мыльная пена.
Геннадий подошел ближе. Услышав шаги, боцман, не открывая глаз, спросил:
— Кто тут? Ты, Серов? А ну-ка, слетай в душевую, принеси полотенце.
Геннадий принес полотенце. Боцман старательно вытер лицо, волосы. Мыльная пена осталась на полотенце. По волосы, склеенные соленой водой, лежали некрасивыми, грубыми прядями.
Иван Демидович пошел в душевую и вернулся оттуда одетым.
Из машинного отделения бегом поднимался по лестнице вахтенный помощник механика.
— Ну, что? — сердито спросил боцман.
— Надо доложить капитану, — переводя дыхание, сказал вахтенный. — В танках соленая вода.
Боцман от изумления выронил полотенце. Ветер подхватил его и понес к фальшборту.
— Может, пробоина? — хрипло сказал он.
— Нет, во всех танках, я проверил. Пресная вода кончилась.
Корабль стало раскачивать сильнее. В снастях натужно гудел ветер.
— Как же так? — недоумевал боцман. — Я же сам пробовал, вода была пресная.
— Разумеется. И врач пил, и капитану в каюту носили, — подтвердил помощник механика.
— Я сам пойду доложу капитану. Моя тут вина, и мне ответ держать. Недоглядел, старый дурак.
Застегнув китель, боцман тяжелой походкой убитого горем человека пошел на капитанский мостик.
Геннадий подобрал полотенце и на расстоянии пошел за ним.
На мостике капитана не оказалось. Он стоял на баке и о чем-то беседовал со старшим механиком Тауровым, легонько попыхивая дымком из трубки.
Ветер крепчал. Море уже кипело до самого горизонта. Мутные валы с узкими пенными гребнями сердито кидались на корабль.
Но теплоход слегка наклонялся, как это делает бык, идя на бой с соперником, и вдруг разрезал водяной вал пополам. И вода, потеряв ударную силу, с шумом уходила вдоль бортов за корму.
Капитан же совершенно не обращал внимания ни на ветер, ни на волны и даже на залетавшие на палубу соленые брызги. Море, сердитый ветер, крутые волны были для него обыденной жизнью многих лет. Так люди на суше часто не обращают внимания на шум деревьев, бегущие тени мимолетных облаков или звон комаров в воздухе.
— Сергей Петрович, беда, — обратился к нему боцман.
— Пока ничего не вижу.
Боцман доложил о несчастье. Он говорил торопливо, срывающимся голосом. Видно, и в его долгой морской жизни еще не случалось подобного.
— Ведь мы все пробовали: и врач, и я, и матросы. Вода была пресная.
— Знаю, и я пробовал, — сказал капитан, вынул изо рта трубку, зажал ее в кулак и чубуком вперед ткнул ее в грудь боцмана.
Тот стоял не шевелясь.
— Мы с вами не первый год плаваем, как же вы проследили, боцман?
— Об этом вся команда знает. Боцман, старый пень, проморгал.
Серову стало жарко, словно его облили кипятком. Потоптавшись у порога, он молча ушел из рубки.
«Боцман проморгал...» — шептал про себя Геннадий.
III
Перед ужином Геннадий вышел на палубу. На корме толпились матросы, и он поспешил туда. Из-за спин товарищей ничего не было видно.
— Что стряслось? — спросил он сразу всех.
— Ку-улик, — не поворачиваясь, как всегда спокойно, ответил Юсуп.
— Кулик? Как его занесло сюда? — И Геннадий стал проталкиваться вперед.
Юсуп потеснился, освободив ему место рядом, и уже потом шепотом добавил:
— Видно, ветром голову закружило. Забрал далеко в море, а тут корабль увидел... Вот и сел па попутный транспорт.
— Плохие мы попутчики, — негромко возразил Антон.— Увезем далеко в море, и не добраться ему до берега.
— Что ему берег? Пусть с нами плывет. — Юсуп осторожно уселся на кнехте и, по-детски полуоткрыв губы, не сводил глаз с птицы.
Сам кулик пристально наблюдал радужными глазами за каждым движением матросов. Заметив, что люди не придвигаются к нему больше ни на шаг, он успокоился и, осмелев, клюнул своим длинным, как шило, носом блестящую шляпку сначала одного, потом другого гвоздя в досках палубы.
— Замучаем мы его тут своим любопытством, — пожалел кулика Антон. — Ему и поесть некогда будет. Только на нас и оглядывайся.
— Да, ему лучше улететь, — отступая назад, сказал Сергей. Кулик — птица прибрежная, но не водоплавающая. Ноги длинные, а без перепонок. В море и утонуть может.
Юсуп тоже подался назад вслед за Сергеем.
— Ладно, пусть летит. А то еще виноваты будем. — И, признавая высокий авторитет Сергея в птичьих делах, обратился к нему за советом: —Может, сейчас вспугнуть его, пока в море далеко не ушли?
Сергей глянул на осмелевшую птицу и возразил:
— Не надо, дай отдохнуть. Когда нужно, сам улетит.
Позвали ужинать, и все направились в кубрик. Шедший позади всех Геннадий оглянулся. Кулик храбро обследовал уже ту часть палубы, где только что толпились матросы.
...Ужинали молча. Стол почти пустовал. На нем не было тарелок, полных хлеба.
— И что такое случилось? Нет воды, а норму установили на хлеб, — сказал кто-то вполголоса.
— Хлеб можно печь только на пресной воде, — сердито ответил кок. — Значит, и его экономить надо.
Суп многие попробовали и отказались есть. Остальные, насилуя себя, съели по нескольку ложек, но потом также оставили тарелки. Кок унес все обратно, на камбуз. К чаю были поданы переполненные сахарницы. Сахару клали по полстакана, но он так и не мог полностью убить соленую горечь морской воды.
Дальше стало еще хуже. Путь до реки Великой «Полярный» едва одолел в двое суток. Меняющийся штормовой ветер, высокие водяные валы трепали теплоход, гасили скорость, сбивали с курса.
Команда питалась главным образом мясными, рыбными и фруктовыми консервами. От этого еще больше хотелось пить. Помощник кока, молодой якут, уже с трудом ходил по палубе, с посовевшими глазами, часто хватаясь рукой то за голову, то за грудь. Его укачивало.
Остановились у бара на почтительном расстоянии, опасаясь, чтобы не выбросило на мелководье.
Сразу же откуда-то взялись два тюленя. Они были похожи на плывущих собак, только круглоголовые. Сделав несколько кругов возле теплохода, звери исчезли.
