Микаел Рамадан - Тень Саддама Хусейна
- Хвоста нет, Латиф, - заорал он, - поезжай медленнее! Ты привлекаешь внимание.
Латиф снял ногу с акселератора и на более умеренной скорости мы начали пробираться через лабиринт боковых улочек к центру города. Всхлипывая, Латиф рассказывал, что произошло.
Как и ожидалось, двое охранников Удая патрулировали коридор перед квартирой. Латиф и Рафик притворились пьяными, в надежде что охранники примут их за жильцов дома. Действительно, они не возбудили никаких подозрений у охранников, и пока те посмеивались над ними, Латиф, делая вид, что пожимает руку одному из них, воткнул свободной рукой нож ему в живот. Почти одновременно Рафик расправился с другим охранником.
Абдулла и Салем, ждавшие на лестнице, вошли и выбили дверь. После этого план начал рассыпаться. В квартире оказался ещё один охранник с оружием в руках. Только Аллаху известно, откуда он взялся, но его насторожил шум снаружи. Он выстрелил Абдулле в голову, как только тот переступил порог. Следующий выстрел был в Салема. Салем выстрелил в ответ, охранник закричал, видимо, он был ранен, но снова выстрелил и этот выстрел был смертельным. Салем упал у двери. Латиф, не целясь, стрелял в квартиру, прикрывая Рафика, вытаскивавшего раненного товарища в коридор. Но спасти его уже было нельзя. Когда Латиф опустошил свой магазин, он услышал крики Удая откуда-то из квартиры. Однако они решили, что действовать дальше было бы равносильно самоубийству. Единственной возможностью был побег.
В этот момент мы уже приблизились к окраинам старого города и остановились у площади Хулафа.
- Выходи, Микаелеф, - торопливо сказал Латиф, - тебя не должны видеть с нами.
Я открыл дверь и начал вылезать, но обернулся к Латифу.
- Мне не говорили о третьем охраннике, - сказал я, чувствуя вину за то, что из-за неточных данных наш план так трагически сорвался.
- В другой раз, - уже более хладнокровно сказал он. - Будь осторожен. Я свяжусь с тобой.
Машина двинулась прочь и вскоре исчезла в вечернем потоке автомобилей.
Я был довольно далеко от дома, но решил пройти пешком, чтобы немного освежить голову. Пока я шел, мне пришло в голову, что Удай уже позвонил в полицейский участок или, что того хуже, приказал устроить мне засаду. Вина не давала мне покоя, хоть я и напоминал себе, что Латиф наблюдал за домом почти всю неделю и Удая всегда сопровождали лишь два охранника. Загадка появления третьего охранника осталась неразгаданной.
Вблизи моста Ахра я поймал такси и поехал домой. Только я закрыл дверь в передней, как зазвонил телефон. Это был Удай.
- А, Микаелеф, - сказал он будничным голосом, будто ничего необычного не произошло с ним этим вечером, - рад, что застал тебя.
- Где же я ещё могу быть так поздно, Удай, - сказал я, молясь, чтобы это оказался его первый звонок.
- Ну я не знаю, - исключительно дружелюбно спросил он, - а ты куда-то уходил? Двадцать минут назад тебя не было. Я тебе звонил.
К счастью, Удай не мог видеть волнение на моем лице, когда я старался успокоился. Сердце мое билось бешено.
- Прошу прощения, Удай, но сейчас по вечерам я немного выпиваю. Я, наверное, заснул и не слышал звонка. Что ты хотел?
- Ничего, - ответил он. По его голосу было понятно, что он не особо поверил моей болтовне. - Ничего такого, что не могло бы подождать до завтра. Тогда и увидимся.
На следующий день в Черном кабинете меня встретил заметно сникший Хашим. Он нервно отвечал на мои попытки завязать разговор, но было ясно, что он ничего не знает о событиях прошлого вечера. Через несколько минут вошел Саддам в сопровождении Удая. Последний самодовольно улыбался, не оставляя сомнений в том, что у меня скоро начнутся проблемы.
- Пожалуйста сядь, Микаелеф, - спокойно сказал Саддам, - нам нужно обсудить одно важное дело.
Он махнул рукой Хашиму, который не сказав не слова, немедленно вышел из комнаты.
- Прошлой ночью, - продолжал Саддам, когда за Хашимом закрылась дверь, - было совершено покушение на жизнь Удая. Двое предполагаемых убийц были застрелены. Один из убитых - твой шурин, Абдулла Паша аль-Рабака. Мы полагаем, что двое убежавших - это его братья Латиф и Рафик.
Говоря это, Саддам близко придвинулся ко мне, возможно стараясь уловить мою реакцию.
- Понятно, - сказал я. Мои мыслительные способности были парализованы страхом, и я смог произнести только одно слово.
- Похоже, ты не удивлен, - заметил Саддам.
- Прости, Саддам, - ответил я, стараясь найти более подходящий ответ. - Для меня это сильный шок. Ты уверен, что погибший - Абдулла?
Удай выступил вперед, его лицо горело:
- Конечно, мы уверены, придурок! Мы уверены и в том, что его братья скоро будут мертвы. Где они?
Я посмотрел на него так, будто он удивил меня, ожидая ответа на вопрос.
- Почему я должен знать, где они? - спросил я, изобразив полное равнодушие. - Если их нет дома, то у меня нет предположений, где они.
- Я расспросил кое-кого, - зашипел Удай, - и знаю, что ты интересовался моими визитами в эту квартиру. Ты думаешь, я так глуп, что решу, будто попытка твоего шурина убить меня там - это совпадение?
Я не ответил. Он злобно отвернулся от меня.
- Арестуй его, отец. Это самый быстрый путь разобраться.
Саддам пристально взглянул на меня, но обратился к Удаю:
- Оставь нас, Удай, Я хочу поговорить с Микаелефом наедине.
Удай попытался возразить, но отец жестко взглянул на него, и тот понял, что спорить бесполезно. Он вышел из комнаты, хлопнув дверью.
- Ну, Микаэлеф, - как мне быть?
Я посмотрел Саддаму в глаза со всей кротостью.
- О чем ты, Саддам?
Он устало улыбнулся:
- Я не думаю, что был так снисходителен к кому-либо, как к тебе. Любой на твоем месте уже давно был бы в тюрьме. Тебя, похоже, окружают заговорщики.
- Я не могу отвечать за семью моей покойной жены. Если все, что сказано, - правда, то я все равно ничего не знаю об этом.
Саддам кивнул, и к моему удивлению заявил:
- Я тебе верю.
Он встал и подошел к окну, глядя на город за рекой.
- К сожалению, этого не достаточно. В Багдаде не так много людей, которым я могу доверять, и, хотя ты долго был одним из них, я не могу игнорировать твои связи с некоторыми очень опасными людьми. Я должен убедить себя и остальных, что ты можешь продолжать работать у меня.
Я сохранял молчание, зная, что ступил на опасную почву.
- Мне нужна демонстрация верности, Микаелеф. Ты должен кое-что сделать, что отбросит прочь все подозрения о твоем предательстве, - он повернулся ко мне. - Что ты можешь сделать?
- Не знаю, - с подобострастием ответил я, - кроме как поддерживать вас, как я всегда и поступал.
- Этого мало, - покачал головой Саддам, отходя от окна. - Может быть, достаточно для меня, но не для Удая.
Некоторое время он молча обдумывал, какую задачу мне поставить. Затем улыбнулся.
- Скоро двух беглецов найдут. Их, конечно же, приговорят к смерти, он пристально посмотрел на меня, прежде, чем продолжить. - Я хочу, чтобы ты принял участие в их казни.
Я застыл от ужаса при этой мысли.
- Это невозможно, - выпалил я. - Они братья моей жены. Они... я никогда в жизни не стрелял. Я не могу убить человека.
Хоть это и не было правдой - я принимал участие в казни убийцы моей семьи Калида Фахера, я не стал объяснять этого Саддаму. Наоборот я напомнил ему мою реакцию на казнь Муллы.
- У меня не хватит выдержки сделать это. Вы знаете, как это действует на меня. Я не могу.
Саддам сел в одно из кресел и предложил сделать мне то же самое.
- С тех пор как я решил посвятить свою жизнь моей стране много лет назад, - сказал он, - мне приходилось делать многие вещи, на которые, как я раньше думал, мне не хватит выдержки. Но у меня не было выбора. Во время войны многие иракцы должны были делать то, что, как им казалось, они не могут делать, но у них также не было выбора. Теперь, Микаелеф, если ты хочешь сохранить мое доверие, и у тебя нет выбора.
Деваться было некуда. Я медленно кивнул. Саддам поднялся:
- Вот и хорошо.
Он оставил меня наедине с моими страхами и сомнениями. Все, что мне оставалось, - это молиться Аллаху, чтобы Латифа и Рафика не нашли.
Удай был доволен решением назначить меня палачом, и мои худшие опасения подтвердились, когда он с видом победителя позже ворвался в Черный кабинет:
- Рафик Паша арестован!
Сердце у меня упало. Казнь Рафика состоялась бы вне зависимости от того, смогу я нажать на курок или нет, но я сомневался, что смогу спасти свою шкуру, участвуя в казни. Я мучительно размышлял об этом все последующие дни, но меня волновала ещё одна вещь. Во время допроса Рафика могли подвергнуть жестоким пыткам и он мог назвать меня. Конечно, так думать эгоистично, но инстинкт самосохранения - великая сила.
Конечно, допросы должны были быть жестокими, поскольку Рафика содержали в тюрьме почти две недели. К счастью для меня, он молчал не так уж долго и назвал имена только тех членов организации, которые были мертвы или хорошо известны в госбезопасности.
