Милорад Павич - Русская борзая (сборник)
Проснулся Коич рано. Лежал на спине, глядел в сумерки, которые светлели и шептали, и чувствовал себя как никогда одиноким и косоглазым больше, чем другие. Мимо проходили какие-то несвежие дни, портились один за другим, а неделя в конце заплесневела и ни на что не годилась. Трубы где-то в стенах дрожали и гудели, как пароход, на котором он прибыл из Вены, неся в себе тайну: финал шахматной партии с живыми фигурами. Этот финал знал только он, и один старинный дебют, известный триста лет назад, когда шахматы еще назывались «затрикион», был тщательно им изучен, ходы выписаны и готовы к тому, чтобы их прочитали. Так называемые игроки Величкович и Конда-младший должны были следовать заранее предписанным ходам. Судьба фигур и его сограждан, которые эти фигуры выбрали, была предопределена три века назад, и единственным отличием было то, что костюмы теперь – не черные и белые, как у ворон, а красные и белые.
Коич встал с постели, заглянул через зеркало в комнату, растерялся оттого, что у него больше нет бороды – лицо показалось ему красивым, но каким-то мягким и нежным, захотелось его погладить. Он зажмурился и сказал самому себе:
– Умойся сперва, даст тебе Бог завтра новую грязь!
2Восьмого октября 1922 года в пять часов пополудни, во время женского обеда, в Панчево встретились в снегу четыре тишины. Где-то возле старой церкви остановился на минуту Петар Коич (как остановились и все остальные в Панчево в этот час) и впервые в жизни услышал все четыре фонтана. Звук доносился в тишине с Тамиша, из Нижнего переулка, от верхней церкви и с кладбища, и можно было сосчитать каждую каплю. Потом, словно считая эти капли, ударил барабан, и на вечернюю службу в Данилову церковь промаршировали пятнадцать солдат в великолепных мундирах XVIII века, белых и красных. Последний ряд был неполным, Коич, к своему ужасу, увидел, что не хватает одной красной пешки, рабочего со стекольной фабрики, который в тот день обжег себе рот.
Когда после вечерни солдаты торжественно проследовали через городскую площадь и вошли в зал «Трубача», Коич пришел к выводу, что ему самому придется переодеться и заменить недостающую пешку.
В зале были влажные окна, на сцене стоял Яцика, позади него курил трубку цимбалист, и уже играла виолончель Яцики, про которую говорили, что ее выдали замуж в другое село, и теперь, когда она играет в Панчево, ее слышно в Старчево.
«Домовой может быть и мужского рода, и женского», – думал Коич, глядя, как собираются и строятся фигуры – солдаты, офицеры, конница, артиллерия, как подходят красные король и королева – молодые Срдановичи; он заметил, что нет старого Шварца с красавицей дочкой. Пришли предсказатели судьбы по рыжей шерсти, пришла Ягодичка, появились лингвисты и дрессировщики собак со словарями собачьего языка, д-р Читинский, маэстро сердечных дел; молодые офицеры с поручиком Чириловым, бледным, как его седина, с конским потом между ног и кровью на шпорах; фотограф Ронаи с красивыми, как на иконе, руками; Вайферты, про которых ходили слухи, будто бы они спят в постели, черной от старинных книг, что они берут с собой в кровать; Ковачка, перешивающая мундиры и платья и тихо поскуливающая в свое декольте, где скрывалась одна грудь побольше, а другая – поменьше.
«Интересно, – думал Петар Коич, глядя на толпу, – можно бросить крейцер[27] или яйцо – на пол не упадет. Только Шварцев нет. Будто заранее почувствовали…»
С этими мыслями Петар Коич увидел, что под смех и рукоплескания идут десять кучеров в сапогах со шпорами, на которые надеты перчатки. Они шли в две колонны, потом резко остановились, одновременно трижды щелкнули кнутами, повернулись лицом друг к другу, и им поднесли по бутылке шампанского. Потом сквозь эти шпалеры гостиничный официант пронес на серебряном подносе запотевший бокал белого вина с минеральной водой. Наконец в дверях появился господин Шварц, выпил вино и под щелканье кнутов вошел в зал в сопровождении Ленки. Красивая, как никогда, она несла в муфте щенка, которому говорила «вы» и писала письма из Пешта. Во внутренних уголках ее глаз были прилеплены два драгоценных камешка, словно две слезинки.
Увидев их, Коич облегченно вздохнул и зашел на минуту за ширму. Снял потную рубашку и вытер ею спину, надел красный пехотный мундир и натянул золотистый парик. Затем велел Ковачке приготовить в глубине сцены роскошное красное платье для третьей, запасной королевы.
К этому времени на красно-белом полу уже стояли четыре кресла, обозначающие белые и красные престолы. Под громкую музыку промаршировало отделение пехотинцев, которое вели четыре офицера, а один солдат нес знамя в красно-белую клетку с надписью:
НЕБЫВАЛОЕ, ВЕЛИЧЕСТВЕННОЕ И НЕВИДАННОЕ ЗРЕЛИЩЕ!
8 НОЯБРЯ 1922 ГОДА В ЗАЛЕ «ТРУБАЧА»
ШАХМАТНАЯ ПАРТИЯ С ЖИВЫМИ ФИГУРАМИ,
БЕСПОЩАДНАЯ СХВАТКА МЕЖДУ КРАСНЫМИ И БЕЛЫМИ.
УЧАСТВУЮТ САМЫЕ ИЗВЕСТНЫЕ ОСОБЫ.
ИГРА БУДУЩЕГО В КОСТЮМАХ XVIII ВЕКА.
ДОБРОВОЛЬНЫЙ ВЗНОС В ПОЛЬЗУ ШАХМАТНОГО ОБЩЕСТВА ПАНЧЕВО.
Военные обнажили сабли и выстроились друг напротив друга. Петар Коич стоял крайним справа в красном мундире с платком под воротником и исписанными ногтями. Офицеры встали позади него, подкатили пушки, на их сиденья сели артиллеристы с горящими фитилями, с хлыстами в голенищах сапог, вошли белые и красные конники. На минуту наступила тишина, и тут с обеих сторон одновременно появились королевы, следом за ними – белый и красный короли и сели на свои престолы на колесиках. Музыка заглушила все, и аплодисменты отметили конец построения. С галерки, невидимый, безумным голосом закричал Величкович, словно командуя ротой в настоящем бою:
– Е четыре!
– С пять! – послышался ответ со сцены, где скрывался и отдавал приказы другой командир – Конда-младший.
Пешки сделали первые шаги навстречу друг другу. Помощник закройщика Коста Сарич взмахнул саблей как сумел и перешагнул ее свист. Судебный писарь Ружичка, чей белый парик едва скрывал его черные волосы, двинулся с другого конца поля боя навстречу Саричу. Под его белым шелковым доломаном скрывались сильные лопатки, которыми можно палец укусить. Белый конник, родственник Ленки д-р Стеван Михаилович, не захотел надевать золотистый парик поверх своих красивых волос, на которых идеально сидела треуголка, и размышлял о своих долгах, но при этом имел вид человека, бесконечно довольного жизнью.
– Эту выкормили левой грудью, – заключил он, глядя на Ленку, одетую в роскошный белый мех и восседающую напротив него в кресле в глубине юбки на кринолинах.
Но тут перед молодой белой королевой появляется красный офицер. Это Чирилов. Он галантно кланяется своей невесте, словно приглашая на танец, но они в противоположных лагерях, и на самом деле он представляет серьезную угрозу и для нее, и для других белых фигур. Это понимают и Конда-младший на галерке, и белые фигуры на доске. Капитан артиллерии Алекса Николич поворачивает ствол своего орудия на красного конника Чирилова, но конь, который ходит кочергой, имеет преимущество. Он повергает артиллериста, и «сбитого» капитана Алексу вывозят на лафете с поля боя. Чирилов опять поворачивается к белой королеве. Теперь на опасность отреагировал д-р Михаилович. Петлей своего хлыста он ловко захватывает саблю поручика Чирилова. В мгновение ока разоружает его, срывает с него, будто при разжаловании, эполеты и по команде Конды-младшего удаляет с поля. Все совершается настолько быстро, что белая королева успевает лишь вскрикнуть, поручик обессилен и бледен, как выжатая тряпка, а потом происходит нечто необычное. Д-р Читинский по команде подходит совсем близко к белой королеве. Его красный доломан прекрасно сочетается с париком, он умело марширует, смеется, протягивает руку и целует пальцы Ленки Шварц.
– Не подходите слишком близко! – восклицает она. – Я вас побью!
– Будто вы на меня сквозь сито смотрите, так я слаб, – шепчет д-р Читинский белой королеве. – Какую книгу вы взяли?
– Црнянского[28]. А вы?
Читинский чувствует, как мурашки бегают у него по спине, он кланяется еще ниже, словно приносит извинения, и, подчиняясь приказу, который читает с галерки судьба, съедает белую королеву Ленку Шварц. Он выводит Ленку с красно-белого поля, поднимая ее руку очень высоко, словно показывая всему свету. В этот миг они – самая красивая пара в зале, их белая и красная одежды гармонируют, золотые и черные волосы – тоже. Д-р Читинский возвращается в отчаянии, за обшлагом он несет Црнянского и ощущает на своей голове два вида волос – те, что выпадают, и те, что растут. Он чувствует, что в затылок ему давит толстый королевский палец, и слышит, как позади него кто-то хрипит или шумно чешется. Это белый король, господин Шварц, наказывает его за дерзость и предает его судьбу в руки своих воинов. Те выпроваживают Читинского, отобрав у него кавалерийскую саблю.
– Красная конница отступает! – кричит ему вслед Шварц.
