Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад
162
«Картина, изображающая состояние души скупых и расточителей, глубоко задумана и выполнена с неподражаемым искусством. Тягостное, мучительное стремление тех и других совершенно бесплодно: обе стороны хлопочут только из того, чтобы, встретившись, придти в, враждебное столкновение. Обе стороны необходимы одна для другой: скупые ищут расточителей, чтоб получить большие, чем законно, выгоды, а расточители сближаются с скупыми, чтоб приобресть новые средства к удовлетворению своей наклонности к мотовству. Но как одни живут на счет других, то естественным следствием их взаимного столкновения бывает вражда, вражда мелкая, выражающаяся не презрением, как в натурах сильных, но низкою бранью и взаимным обвинением в противоположном грехе. Так и здесь мы видим скупых и расточителей, вращающих перед грудью тяжести – худопонятое богатство – с двух противоположных сторон круга, доколе в его средине они не столкнутся вместе: тогда укоряют они друг друга, сшибаются и опять без смысла и пользы катят назад свои камни, чтобы снова столкнуться с прежнею враждою.» Штрекфусс.
163
Со времен Иннокентия IV папский двор стал прибегать к самым недостойным средствам для приобретения себе денег.
164
В этой низкой толпе нет ни одного грешника с именем.
165
На италианском языке есть пословица относительно мотов: dissipare in sino ai pelli, все промотать до самых волос.
166
Свет лучший (в подл.: lo mondo pulcro) обозначает не райскую, но земную жизнь, помраченную пороком скупости.
167
Фортуна есть добрый, Плутус злой гений богатства.
168
Виргилий защищает фортуну от нападений Данта, который, придав ей когти, по-видимому, относит ее к числу адских, злобных сил.
169
По Аристотелевой философии, каждое небо имеет своего двигателя, свою интеллигенцию, которою оно приводится в движение. Древние эти силы называли богами, Платон назвал их идеями и полагал, что их столько, сколько в природе различных родов вещей: так, одна управляет всеми богатствами, другая всеми людьми и проч. По понятиям Данта, двигатели небес (beati motori) получают свою силу свыше и потом развивают ее повсюду (Рая II, 112–129), – И так Фортуна, согласно с учением Аристотеля, есть гений всех даров счастья, от нее зависят все перемены в земных благах, как от двигателей светил небесных их движение. Как интеллигенции разливают во вселенной небесный свет, отблеск славы Создателя, так Фортуна управляет земным блеском.
170
Т. е. как другие интеллигенции, или боги, как называли их древние язычники, управляют сферами неба и светил небесных.
171
Первые творения суть Ангелы.
172
Шар или Сфера Фортуны есть область земных благ, управляемая ею; сравнение взято от сфер неба, управляемых интеллигенциями.
173
Как мы пошли относится к последнему стиху первой пес. Ада. Странствие Данта началось в конце дня, когда звезды восходили над горизонтом; теперь они склоняются: значит, полночь уже прошла, наступает 26 Марта или, по другим, 5 или 9 Апреля. Странствие поэта по сие время продолжалось шесть часов.
174
Поэты проходят в пятый круг, где казнятся души гневных. «Кипящий, мутный поток, образующий болотистое озеро Стикс, есть символ гнева, жар которого овладевает человеком и потемняет его рассудок. Волны потока, более мутные, чем черные, обозначают, что гнев есть следствие не столько злых наклонностей, сколько потемнения внутреннего света, внезапной потери самосознания. Здесь, на поверхности болота, гневные на самих себе испытывают, каким тяжким бременем были они для ближних на земле. Как люди злые и завистливые, они погружены в грязную стихию: они не могут произнести вполне ни одного слова, потому что мутная и злая среда, в которой живут они, ни на минуту не дает им сосредоточиться в самих себя, лишает их спокойствия и при каждом проявлении их внутренней жизни еще сильнее волнуется.» Штрекфусс.
175
В тину погружены вероятно души тех, которые, в противоположность гневным, таили в душе своей, как медленный огонь, зависть и скрытую ненависть.
176
Я продолжаю (Іо dico seguitando). К пояснению этих слов комментаторы приводят следующее предание: до своего изгнания Данте написал только первые семь песен, которые и остались во Флоренции. Спустя несколько лет после того, жена Данта между вещами, спасенными ею во время разграбления Дантова дома, нашла эту рукопись и немедленно отправила ее к Маркизу Морелло Маласпини в Луниджиане, где в то время находился Данте, с просьбою передать рукопись поэту и убедить его продолжать начатую поэму. Таким образом, Данте опять получил свою собственность и словами: я продолжаю, связал нить прерванного рассказа. Впрочем, другие толкователи Данта сомневаются в истине этого предания.
177
Два огонька дают знать перевозчику, что прибыли двое, третьим отвечает сам перевозчик на поданный ему сигнал. Ландино.
178
Флегиас, царь Лапитов, мстя за дочь свою, обольщенную Аполлоном, завоевал Дельфы и сжег Аполлонов храм. Уже для древних этот грех казался так ужасен, что они поместили Флегиаса в Тартар.
Виргилий (Aen. VI, 618 et s.) говорит об нем:
Phlegiasque miserrimus omnes
Admonet et magna testatur voce per umbras:
Discite justitiam moniti et non temnere divos.
Весьма глубокомысленно Данте сделал его перевозчиком, переправляющим души через болото гневных, сквозь чад, испаряемый этим болотом, в адский город, защищаемый возмутившимися ангелами и населенный неверующими. – Обращение Флегиаса в единственном числе означает гнев, который не позволяет ему видеть, сколько прибыло. Ландино.
179
Данте своим телом обременил легкую ладью, предназначенную для перевоза теней. – Подражание Виргилию. Aen. VI 413.
180
Виргилий (разум) чувствует вместе с Дантом отвращение от порока, но одобряет справедливый гнев.
181
Филиппо Ардженти, очень богатый флорентинец из фамилии Кавуччиули, ветви Адимари, прозванный Ардженти за то, что подковал свою лошадь серебряными подковами, был, по словам Боккаччио (Decam. IX, 8) очень вспыльчив, так, что при малейшем поводе приходил в неистовый гнев. – Адимари были Черные и личные враги Данта.
182
Адский город (слич. Ада III, 3), названный Дис (одно из названий Плутона или Люцифера), составляет шестой круг ада, отделенный от пятого (болотистого Стикса) стеною и глубокими рвами. Многие думают, что Данте заимствовал идею об адском городе у Виргилия (Aen. VI, 549 ets.)
183
Назвав башни адского города мечетями, Данте придает ему характер демонского города, а вместе с тем дает знать, что населяющие его грешники не следовали в жизни учению Христовой Церкви.
184
«Subverti vos, sicut subvertit Deus Sodomam, et Gomorrham, et facti estis quasi torris raptus ab incendio.» Vulg. Amos. Cap. 4, 11.
185
Вечный огонь, раскаляющий стены адского города, есть тот самый божественный свет любви и истины, который в чистилище возжигает надежду, а в раю составляет высочайшее блаженство душ или светов; но в аду он уже не светит и не согревает врагов Божьих, отрекшихся от божественной любви, но не возмогших совершенно от ней отрешиться. Эта глубокая идея проведена, как мы увидим, во всей поэме Дантовой (Ада XIV, 28, XV, XIX, 25, XXVI, 42; Чистил. XXV, 112 и Рая V, 118). Копишь и Рут.
186
Глубоким адом Виргилий называет следующие круги в отличие от вышележащих, в которых наказуется одно только невоздержание, тогда как ниже наказуются злоба и грех дикой животности. (См. Ад. XI, 79).
187
Воды Стикса вливаются во рвы вокруг города, а потому в них можно проникнуть из этой адской реки. Филалетес.
188
Тут вступаем мы в шестой круг, где наказуются еретики, особенно основатели еретических сект (ересіархи).
189
«Здесь, на рубеже истинного глубокого ада, Данте видит толпы ангелов, свергнутых с неба с Люцифером. Они, столько же с яростью, сколько и с предусмотрительностью, заграждают вход пришельцу, руководимому разумом. Еще разум они и согласны были бы принять (ст. 89.), вероятно, с целью овладеть им и тем лишить странника его руководительства; но человека, ведомого разумом, они уже никак не хотят впустить. Им непременно хочется отпустить Данта одного без Виргилия: оставленный разумом, человек неминуемо становится жертвою заблуждения, которое и наказуется в этом огненном городе. Виргилий передает им волю неба, но демоны запирают врата города: они не хотят уже слушать разума, как скоро он говорит им о повиновении Богу. Но Виргилий не теряет упования на высшую силу: она, как враг всякой лжи, как непреложная защитница истины, должна рано или поздно явиться на помощь уповающему.» Копишь и Штрекфусс.
