Бенедикт Спиноза - Этика
Тело человеческое (по постул. 3 части 2) испытывает разнообразные действия внешних тел. Таким образом, два человека в одно и то же время могут испытывать разные впечатления; а поэтому (по акс. 1 после леммы 3, которую см. после пол. 13 части 2) от одного и того же предмета могут получать разные впечатления. Затем (по тому же постул.), человеческое тело может испытывать впечатления то одного, то другого рода, и, следовательно (по той же акс.), от одного и того же предмета в разное время получать разные впечатления, – что и требовалось доказать.
СхолияИз этого мы видим, каким образом происходит, что один любит то, что другой ненавидит, и чего один боится, того другой не боится, и что один и тот же человек любит то, что раньше ненавидел, и отваживается на то, чего раньше боялся, и проч. Далее, так как каждый по своему аффекту судит о том, что хорошо, что плохо, что лучше и что хуже (см. схол. пол. 39 этой части), то из этого следует, что люди могут различаться как по суждениям, так и по аффектам[4]; а вследствие этого бывает, что когда мы сравниваем одних с другими, то они отличаются от нас только различием аффектов, и потому мы одних называем бесстрашными, других робкими, и т. д. Например, я назову бесстрашным того, кто презирает зло, которого я обычно боюсь; и если, кроме того, я обращу внимание на то, что его желание причинять зло тому, кого он ненавидит, и делать добро тому, кого он любит, не сдерживается опасением зла, которое меня обычно сдерживает, то я назову его отчаянным. Затем, мне покажется робким тот, кто боится зла, которое я обычно презираю, и если, кроме того, я обращу внимание на то, что его желание сдерживается опасением зла, которое меня не может сдерживать, то я назову его малодушным; и так будет судить каждый. Наконец, из этой природы человека и непостоянства суждения – так как человек часто судит о вещах только по аффекту и так как вещи, которые, по его мнению, причиняют радость и печаль и которые он старается вызвать к существованию или устранить, часто существуют только в его воображении, не говоря уже о многом другом, что мы показали о недостоверности вещей во 2 части, – мы легко понимаем, что человек часто бывает причиной как того, чтобы печалиться, так и того, чтобы радоваться; другими словами, как своей радости, так и печали, сопровождаемых идеей его самого как причины. Из этого также мы легко понимаем, что такое раскаяние, и что – довольство собой; именно, раскаяние есть печаль, сопровождаемая идеей самого себя, а довольство собою есть радость, сопровождаемая идеей самого себя как причиной. И эти аффекты бывают самыми сильными, так как люди считают себя свободными. См. положение 49 этой части.
ПОЛОЖЕНИЕ LII
Предмет, который мы видели ранее с другими предметами, или в котором мы не воображаем ничего, кроме того, что обще ему со многими, мы будем представлять себе не так долго, как тот, о котором мы воображаем, что он имеет нечто особенное.
ДоказательствоКак только мы вообразим предмет, который мы видели вместе с другими, то сразу же вспомним и другие (по пол. 18 части 3, и см. также его схолии), и таким образом от представления одного мы немедленно переходим к представлению другого. Точно то же бывает и с предметом, в котором мы не воображаем ничего, что не было бы обще ему с другими. Ибо мы тем самым предполагаем, что мы в нем не находим ничего, чего прежде не видели бы в других предметах. Но когда мы предполагаем, что мы в каком-нибудь предмете представляем себе нечто особенное, чего мы раньше никогда не видели, то выражаем этим не что иное, как то, что душа, пока представляет себе этот предмет, не имеет в себе ничего другого, к представлению чего она могла бы перейти от представления этого предмета. И поэтому она определена к представлению себе только его одного. Следовательно, предмет, который и проч., – что и требовалось доказать.
СхолияЭто впечатление души или воображение отдельной вещи, поскольку она носится в душе одна, называется удивлением; если же оно возбуждается предметом, которого мы боимся, то называется смущением, потому что удивление ко злу до того приковывает к себе представления человека, что он не может рассуждать о чем-нибудь другом, посредством чего можно было бы избежать этого зла. Но если то, чему мы удивляемся, есть благоразумие человека, прилежание или что-нибудь в этом роде, и мы представляем, что этим он далеко превосходит нас, тогда удивление называется уважением; а в другом случае – ужасом, если мы удивляемся гневу человека, его зависти и проч. Затем, если в человеке, которого мы любим, мы удивляемся благоразумию деятельности и проч., то наша любовь по тому самому (по пол 12 этой части) будет еще больше, и эту любовь, соединенную с уважением, мы называем преданностью. И, таким образом, мы можем также понять, как ненависть, надежда, безопасность и другие аффекты соединены с удивлением; а потому мы могли бы вывести больше аффектов, чем сколько существует в общепринятом языке слов для их обозначения. Отсюда видно, что названия аффектов скорее составились из употребления их в житейском языке, чем на основании их точного познания.
Удивлению противополагается презрение, причина которого, впрочем, большей частью заключается в том, что мы на том основании, что видим, как кто-либо какой-нибудь вещи удивляется, любит ее и боится ее, и проч., или на том, что какая-либо вещь с первого взгляда кажется нам похожей на вещи, которым мы удивляемся, любим, которых боимся, и проч. (по пол. 15 с его коралл. и пол. 27 этой части), определяемся к тому, чтобы удивляться этой вещи, любить ее, бояться ее и проч. Но если, вследствие присутствия самой вещи или более тщательного ее рассмотрения, мы бываем вынуждены отрицать в ней все то, что может быть причиной удивления, любви, страха и проч., тогда душа в силу самого присутствия вещи пребывает определенной к мышлению скорее того, чего нет в предмете, чем того, что есть в нем; хотя обычно, наоборот, вследствие присутствия предмета она преимущественно мыслит то, что есть в предмете. Далее, как преданность происходит от удивления к вещи, которую мы любим, так издевательство происходит от презрения к той вещи, которую мы ненавидим или боимся, а пренебрежение – из презрения к тупости, как почитание – из уважения к благоразумию. Наконец, мы можем понять, как любовь, надежда, слава и другие аффекты соединены с презрением, и отсюда вывести еще другие аффекты, которых мы обычно не обозначаем особыми названиями.
ПОЛОЖЕНИЕ LIII
Когда душа представляет себе саму себя и свою способность к деятельности, то она радуется, и тем больше, чем отчетливее она воображает себя и свою способность к деятельности.
ДоказательствоЧеловек знает самого себя не иначе как посредством испытываемых его телом впечатлений и их идей (по пол. 19 и 23 части 2). Следовательно, когда бывает, что душа может созерцать саму себя, тогда она этим самым переходит к большему совершенству, т. е. (по схолии пол. 11 этой части) предполагается испытывающей радость, и тем большую, чем отчетливее она может вообразить себя и свою способность к деятельности, – что и требовалось доказать.
КоролларийЭта радость поддерживается все более и более, чем более человек воображает, что другие хвалят его. Ибо чем больше он воображает, что другие хвалят его, тем большей воображает ту радость, которую он причиняет другим, и притом в сопровождении идеи себя самого (по схол. пол. 29 этой части). И потому (по пол. 27 этой части) он и сам испытывает большую радость, сопровождаемую идеей самого себя, – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ LIV
Душа стремится воображать только то, что полагает ее способность к деятельности.
ДоказательствоСтремление души или способность есть сама сущность души (по пол. 7 этой части). Сущность же души (как ясно само собой) утверждает только то, что она есть и что может (делать), а не то, что она не есть и чего не может (делать). Поэтому она стремится воображать только то, что утверждает или полагает ее способность к деятельности, – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ LV
Когда душа воображает свое бессилие, то она от этого печалится.
ДоказательствоСущность души утверждает только то, что душа есть и что она может (делать), или природе души свойственно воображать только то, что полагает ее способность к деятельности (по пред. пол.). Следовательно, когда мы говорим, что душа, созерцая саму себя, воображает свое бессилие, то говорим этим не что иное, как то, что в то время как душа стремится воображать что-нибудь такое, что полагает ее способность к деятельности, это стремление ее задерживается, другими словами (по схол. пол. 11 этой части), что она печалится, – что и требовалось доказать.
