Дженет Уинтерсон - Тайнопись плоти
Я мотаю головой и стягиваю с себя пальто - мне кажется, оно стало слишком тяжелым.
- Садись, лапа. Я сейчас приготовлю чай.
Я опускаюсь в продавленное кресло. Вот таким и должен быть правильный конец? А если не правильный, то неизбежный?
Гейл возвращается с чайником, пар над ним клубится, как джинн, выпущенный из бутылки. Это новый чайник - не тот, что с отбитым носиком плесневел на полке. Новый горшок для старого питья.
- Мне не удалось найти ее, Гейл.
Она треплет меня по плечу.
- А много было попыток?
- Бессчетное множество. Она исчезла.
- Люди не исчезают.
- Еще как исчезают. Она возникла из воздуха, а теперь испарилась. Где бы она ни была, я не могу туда добраться.
- А если сможешь?
- Если бы... Верь я в загробную жизнь после смерти, ты нашла бы меня на дне реки. Уже сегодня.
- Не надо! - говорит Гейл. - Я не умею плавать.
- Как ты думаешь - она умерла?
- А ты?
- Я не могу ее найти. Я не могу обнаружить никаких ее следов! Будто Луиза никогда не существовала, будто она - персонаж романа. Неужели она - моя фантазия?
- Нет, но чуть было не стала ею, - замечает Гейл. - Не тебе ее придумать.
- Разве это не странно? Жизнь, что должна быть богатой и полной приключений, как поиск сокровищ, на поверку оборачивается стертой медной монеткой. Голова - на одной стороне, история - на другой: кого-то любишь, и вот что случилось. И в карманах больше ничего. А самое главное - на монете чье-то чужое лицо. Но чей же еще профиль тогда отпечатался на пальцах?
- Ты все еще любишь ее?
- Всей душой.
- И что ты собираешься делать?
- А что я могу сделать? Луиза как-то сказала, что все беды - от клише. А что хочешь от меня услышать ты? Что я все это переживу? Ведь так? Так принято говорить. Время - великий умертвитель.
- Прости меня, - говорит Гейл.
- И ты меня тоже прости. Мне бы так хотелось сказать ей правду.
В дверях кухни - лицо Луизы. Тоньше, бледнее, но густая грива волос по-прежнему - кровавая. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до нее. Она берет мою ладонь, и подносит к губам. Знакомый шрам жжет меня. Может быть, я схожу с ума? Она теплая и живая.
Вот здесь и начинается наша история - в этой запущенной комнатушке. Стены раскалываются, окна превращаются в телескопы. Увеличенные луна и звезды вплывают в комнату. Солнце зависает над камином. Протянув руку, я достаю до края света. Мир сворачивается в клубок и весь умещается в комнате. Мы же выйдем наружу, за двери, туда, где река, туда, где дороги. Мы можем прихватить с собой весь мир, когда уйдем, можем сунуть солнце подмышку и забрать его с собой. Давай скорее, уже темнеет. Не знаю, можно ли считать такой конец счастливым, но мы выходим на волю - в открытые поля.
