Дэвид Шиклер - Американский поцелуй
— А ты кто такой? — потребовала она объяснений.
— Сосед Патрика, — ответил Джеймс.
Женщины попятились. Они затерялись в толпе, все еще хихикая.
Джеймс кусал губу, стоя перед закрытой дверью. Он слышал смех Патрика, но понимал, что хорек может изгрызть мебель в спальне в шестьдесят секунд. Поэтому впервые в жизни он проскользнул в комнату Патрика и закрыл за собой дверь.
— Эйзенхауэр, — шептал Джеймс. Свет был выключен. — Эйзенхауэр?
Джеймс услышал писк хорька.
— Иди сюда, Эйзенхауэр, — Джеймс похлопал себя по ноге, — иди сюда.
— Патрик? — произнес голос. — Патрик, это ты?
Джеймс застыл. Голос был женский. Кто-то еще был в комнате.
— Эй, — голос казался взволнованным.
— Я не Патрик, — ответил Джеймс в темноту. — Я Джеймс. Джеймс Бранч. Сосед Патрика.
— О, — говорившая прочистила горло. — Хорошо, сосед Патрика, не могли бы вы убрать этого грызуна с моего живота?
Джеймс сделал несколько шагов вперед. Его глаза привыкли к темноте, и лунного света было достаточно, чтобы разглядеть, кто лежал на кровати Патрика. Это была обнаженная молодая женщина. Она лежала на спине на покрывале, а ее лодыжки и запястья были крепко привязаны черными галстуками к основанию кровати. У нее был медовый цвет волос и короткая стрижка под мальчика. Изгибы ее тела должны были пленять мужчин и злить женщин, а по ее обнаженному телу сновал хорек.
— Ух ты! — Джеймс уставился в пол. Его лицо пылало. — Привет… простите… Хмм. Я пойду.
— Пожалуйста, не уходите, — произнесла женщина. — Мне так скучно.
Джеймс поднял глаза, не в силах устоять.
— Все нормально. Можете смотреть, мне безразлично. Я здесь уже много часов. Только уберите этого проклятого хорька.
Джеймс задержал дыхание. У него, в сущности, не было опыта в общении с обнаженными женщинами. У него только однажды была подружка, студентка из Пратта. Ее звали Элеонор. Несколько раз он с ней переспал. Элеонор никогда не лежала и не стояла обнаженной перед Джеймсом. Во время секса она надевала полностью скрывающую ее тело ночную рубашку. Рубашка была пурпурной и огромной, как одеяние жрицы, и Джеймс вбил себе в голову, что женщины надевают такие рубашки, чтобы привыкнуть к любовнику.
— Иди сюда, Эйзенхауэр. — Джеймс проглотил комок в горле, приблизился к кровати и сел. — Давай, Эйзенхауэр. Пойдем. — Хорек визжал и пытался вырваться, но Джеймс схватил его. Его пальцы коснулись обнаженной груди, но больше он не трогал женщину. Он поднес хорька к ее лицу, будто она его родила.
Молодая женщина широко раскрыла глаза.
— Маленький ублюдок! Кто придумал назвать хорька Эйзенхауэром?
— Уолтер Глорибрук, — ответил Джеймс, — из квартиры 6F.
— Это был риторический вопрос.
— О, — Джеймс пытался перестать пялиться на прекрасные бедра перед ним. Он все еще был красным от смущения.
Женщина вздохнула.
— Выкиньте его отсюда. Но возвращайтесь поговорить со мной.
— Х-хорошо.
Джеймс избавился от Эйзенхауэра, убедился, что дверь заперта, и вернулся к кровати. Он поднял синее фланелевое одеяло с пола и укрыл незнакомку. Теперь была видна только ее голова.
— Не обязательно было это делать, — произнесла она, — я не стеснительна.
Джеймс начал ослаблять галстук на левой ноге женщины.
— Лучше не отвязывайте меня. Это приведет его в бешенство. Я Ралли.
Джеймс опустил руки. Он стоял и, моргая, смотрел на молодую женщину.
— Вы хотите сказать, что это взбесит Патрика?
Ралли опять вздохнула.
— Почему бы вам не придвинуть кресло?
Джеймс посмотрел в темноту. Он выглянул в окно и увидел Гудзон, залитый лунным светом, обернулся посмотреть на дверь. Затем, призывая на помощь всю свою смелость, он сделал то, что предлагала Ралли, — он пододвинул кресло и сел.
— Это, хмм, — произнес он. — Это очень странно.
— Расскажите мне об этом.
— Вы девушка Патрика?
— Я не знаю, кто я.
Джеймс осмотрел лодыжки и запястья Ралли.
— Вы уверены, что вас не надо развязать?
— Да.
— Вы… наказаны?
Ралли пожала плечами. Несколько минут они молчали.
— Я не знаю, как вести себя с женщинами, — объяснил Джеймс.
— Не беспокойтесь. Сейчас вы можете повторить алфавит, и я буду в восторге.
Джеймс покачал головой. Он проник в комнату Патрика, где не оказалось ничего примечательного, кроме связанной обнаженной женщины. На полу у кровати лежал черный лифчик и кружевное белье.
— Это нелепо, — произнес Джеймс.
— У тебя испанский акцент, — Ралли впервые улыбнулась Джеймсу. — Ты испанец?
— Нет. Я, хмм… — Джеймс потер шею. — В старших классах я занимался с женщиной из Венесуэлы. Она помогала мне избавиться от заикания, и я перенял ее акцент.
— Правда? Как тебе удалось? Ты осознавал, когда заикаешься?
Джеймс вспыхнул. Одеяло было тонким, и он мог видеть очертания бедер и груди Ралли.
— Расскажи мне.
— Хорошо. — Джеймс произнес несколько фраз так, как он говорил до занятий с Анамарией.
— Ух ты! Действительно плохо.
— Да.
— Но теперь ты полностью здоров?
— Думаю, да.
— А я совершенно голая. — Ралли осмотрела себя со всех сторон. — Я думала, комната Патрика неприкосновенна. Что привело тебя сюда, Джеймс Бранч?
— Эйзенхауэр. Девушки запустили его в комнату. А я решил, что… что он тут погрызет вещи.
— Какие девушки?
— Ханна и Ева. А третья одета в костюм конфеты.
— Идиотки! — фыркнула Ралли.
Опять повисла пауза. Джеймс вспомнил Элеонор, которая всегда одевалась сразу после секса.
— Итак, чем ты занимаешься, Джеймс?
Джеймс не ответил. Его пах напрягся и расслабился. Он смотрел в окно, пытаясь сконцентрироваться на реке.
— Послушай, — сказал он, — думаю, я должен тебя развязать. Тебе разве… удобно?
— Нет, — отрезала Ралли, — это не твое дело.
— Прости.
Ралли повернула голову и теперь смотрела прямо на Джеймса.
— Ничего, — ответила она, — собственно, меня это тоже не касается. Он никогда не объяснял мне, почему это делает.
— Это не первый раз?
— Любопытной Варваре нос оторвали!
Джеймс сам удивился, что почти рассмеялся ее словам. Он сдержал смех.
— Может, мне уйти? — спросил он.
— Я хочу поговорить. Расскажи, чем ты занимаешься?
Джеймс посмотрел на Ралли. У нее были круглые щеки и острый подбородок. Он не мог определить цвет ее глаз, но ощущал их взгляд. Джеймс догадался, что молодая женщина лишь недавно коротко подстриглась. Ее симпатичное лицо выглядело испуганным, будто оно было голым, как и ее тело, которое, чувствовалось, не привыкло выставлять на всеобщее обозрение.
— Эй! Земля вызывает Джеймса!
Джеймс моргнул.
— Да, извини. Я бухгалтер в «Харроу Ист».
— Человек цифр. — Ралли кивнула. — Так ты живешь и работаешь с Патриком. Ты должен все о нем знать.
— Я ничего не знаю.
— Но ты на вечеринке. Ты всю ночь веселишься с ним…
— Что-то вроде. На самом деле я… уже уходил, — на Джеймсе была свободная рубашка и джинсы. Он напряг мышцы предплечья и икр, представляя, что чувствует связанная женщина. Его взгляд опять заскользил по спеленатому телу Ралли.
Ралли проследила его взгляд.
— У меня красивое тело?
Джеймс мотнул головой.
— Прости?
— Разве нет?
Джеймс кивнул, не поднимая глаз.
— Патрик заставляет меня смотреть на себя, стоя обнаженной перед зеркалом.
Джеймс молчал. Он никогда не слышал, чтобы женщины так говорили. Он не мог взять в толк, почему она его не отпускает.
— Я думаю, он хочет, чтобы я осознала свою сексуальность. Допустим, я сексуальна. Правда?
Джеймс изучал свои ногти.
— Я, пожалуй, пойду.
— Подожди минутку. Итак, я сексуальна, и он оставляет меня здесь беспомощную, пока он там флиртует, получается…
— Я не…
— Все мужчины так делают?
Джеймс посмотрел на стройные и изящные ноги молодой женщины, высовывающиеся из-под одеяла.
— Я не знаю. Я никогда… никого не связывал.
— Хотя бы представь. — Ралли заерзала, приподняла голову с подушки. Она вглядывалась в Джеймса, будто они были одноклассниками.
— Представь, что пытаешься пробудить свое либидо? Понимаешь, свою сексуальность?
— Это звучит странно, — мягко сказал Джеймс.
— О, перестань!
— Но, послушай… я даже не знаю тебя.
Ралли закатила глаза.
— Я Ралли Мак-Вильямс. Мне тридцать один. Я писатель-путешественник. Я люблю сидеть в «Минотавре».
— Писатель-путешественник? — Джеймс выпрямился. — Правда?
— О господи, — вздохнула Ралли.
— Прости, я только… — Джеймс поник. Он подумал о Венесуэле, о блюдах, которые Анамария готовит мужу. Он выглядел глупо в глазах молодой женщины.
