Вишну Кхандекар - Король Яяти
Предсказатель удалился, и Деваяни, даже не посмотрев в сторону Яяти, приказала мне следовать за ней.
Она прошла в опочивальню короля. Я помедлила у порога, но Деваяни жестом приказала мне войти и сама затворила дверь.
— Ты не забыла, надеюсь, что ты моя прислужница? — спросила Деваяни, когда мы остались наедине.
— Помню, ваше величество.
— Я многое прощаю слугам. И буду прощать. Но я не потерплю распутства при моем дворе.
— Я распутница?
— А разве нет? Незамужняя женщина рожает сына — разве она не распутница?
— Меня благословил святой.
— Как его звали?
— Что людям до имени человека, который отрекся от мира?
— Людям есть дело до имени отца твоего ребенка.
Я молчала.
— Я королева. Если ты ослушаешься, я могу назначить тебе любую кару. Завтра я созову весь двор, и предо всеми ты будешь обвинена в прелюбодеянии. Докажи свою невиновность или…
Не помня себя, я прижала Пуру к груди и бросилась вон.
— Куда ты? — голос Деваяни пригвоздил меня к месту.
Мне еле удалось сдержать крик ужаса. Король, где же король, он один может спасти меня… но тогда все откроется!
Я не позвала на помощь, не двинулась с места.
Деваяни приблизилась к восточной стене, нажала на выступ, открылся ход. Не говоря ни слова, она указала на ступени.
Я повиновалась. Деваяни спускалась за мной. Я не знала, куда меня ведут, какая судьба мне уготована.
Мы остановились перед дверью в какой-то чулан.
— Входи! — приказала Деваяни.
Когда за нами закрылась дверь, Деваяни, продолжала:
— Здесь никто не найдет тебя. Ночь — твоя, а завтра ты либо назовешь имя твоего любовника, либо глашатаи объявят, что ты прелюбодейка! Ты знаешь, как карается прелюбодеяние?
Деваяни улыбалась.
— У тебя есть и другой выход — сейчас же назови мне имя отца ребенка, чтоб я знала, почему ему предсказывают трон.
— Я родила от благословения святого человека, — упрямо отвечала я.
— Ах так? Тогда может быть святой сумеет тебя вытащить из этого чулана своими молитвами?
— Почему же нет? Все может быть!
Мне было нечего терять, но, как я ни храбрилась, мое сердце упало, когда в двери повернулся ключ и послышались затихающие шаги королевы.
Сколько времени я провела во мраке? Пуру плакал, напуганный темнотой, но успокоился, когда я накрыла его краем сари…
Вдруг резкая вспышка света ударила мне в глаза. Глухо прогрохотал гром. Только теперь я разглядела крохотное оконце под самым потолком. Не знаю, почему вспышка молнии заставила меня вспомнить о Каче. Что же, на мне надето его карминное сари, которое либо убережет меня, либо поможет сохранить спокойствие в минуту смерти. Я успокоилась и, крепко прижав Пуру к себе, заснула. Меня разбудил скрип двери. Надежда и страх разом взметнулись во мне — пришли освободить меня? Или Деваяни несет мне чашу с ядом?
В неясном свете я узнала фигуру короля. Он молча потянул меня за руку. Мы быстрым шагом прошли по подземелью — кажется, в южном направлении. Король нашарил выступ к стене — мы оказались в хорошо знакомом мне проходе, который вел в Ашокаван. Я быстро шла, и Пуру, проснувшись от тряски, завел было свое «па-па-па», но я зажала ему рот ладонью.
В моей комнате король впервые заговорил:
— Не медли ни минуты. Колесница ждет, мой друг Мадхав отвезет тебя. Быстрее! Не знаю, удастся ли нам свидеться. Не плачь, спеши.
Король поцеловал меня, коснулся губами Пуру — и за ним закрылась дверь.
Я бросилась к колеснице, и невидимый в темноте возничий сразу щелкнул бичом.
Мы не успели выехать из города, как полил проливной дождь. Занимался промозглый рассвет. Колесница уносила нас по лесной дороге.
Не знаю, сколько прошло времени — неожиданно колесница остановилась у разрушенного храма.
— Ваше высочество!
Я вздрогнула от забытого обращения.
Насквозь промокший Мадхав склонился в низком поклоне.
— Ваше высочество, мы прибыли.
— Король приказал отвезти меня сюда?
— Да, ваше высочество, а мне приказано немедля возвращаться, чтобы не возбуждать подозрений. Вашему высочеству нельзя в столицу — это смертельно опасно.
— Не можете ли вы передать королю несколько слов?
— Приказывайте.
— Скажите: Шармишта вечно будет всем сердцем любить короля, будет благословлять его, даже умирая. Шармишта во всем покорна воле короля и так же воспитает она Пуру.
Яяти
Деваяни закончила танец.
Восторженный гул толпы, заполнившей зал, был подхвачен первым раскатом грома. Небо затянуло черными грозовыми тучами, хотя, может быть, они были не так черны, как намерения Деваяни.
— Почему ты не позвала Шармишту посмотреть твое выступление? — спросил я.
— Я ее звала, но Шармиште нездоровилось, и она вернулась в Ашокаван.
Ответ Деваяни не рассеял моих подозрений — слишком победоносно сияла ее улыбка.
Я потихоньку отрядил Мадхава в Ашокаван. Он быстро возвратился с известием, что Шармишты там нет. Я был убежден, что Деваяни знает, где Шармишта — более того, что исчезновение Шармишты — дело ее рук. Вдруг страшная мысль пронзила меня: чулан, в котором умерла Алака… По обычаю, каждой королеве, когда она восходит на престол, сообщают о существовании потайной каморки. А что, если Шармишта там? Как мне спасти ее?
Деваяни снова была на сцене — теперь она танцевала весенний танец. В зале собрались ценители, знаменитые танцовщики и музыканты, многие из которых приехали издалека. Слава о таланте королевы Хастинапуры гремела по всей Арияварте, но Деваяни очень редко соглашалась показать свое искусство. И в этот раз ее пришлось так долго уговаривать!
Как танцевала Деваяни! Она умела передать в движениях все человеческие чувства, все девять состояний души — но умела ли она чувствовать?
Я громко выразил свое восхищение танцем Деваяни — и незаметно покинул зал. Мадхав уже дожидался — мы поскакали в Ашокаван. Старая служанка Шармишты залилась слезами, увидев меня. От слуг не бывает секретов — она уже знала, что Шармишта заперта в чулане. И не одна, а с Пуру. Я содрогнулся, представив себе их судьбу.
Времени на размышления, однако, у меня не было — нужно было действовать, каждый миг промедления мог стоить им жизни.
Сердце мое колотилось, когда сбегал я вниз по темной лестнице. Вот дверь в чулан, где в страшных муках умирала Алака, где сейчас ожидает гибели Шармишта. Я был причиной смерти нежной Алаки, но Шармишту я должен спасти. Перед ней я тоже виноват…
Я вытащил Шармишту за руку. Прижимая к себе Пуру, спотыкаясь, торопилась она за мной.
До смерти не забуду, как мы бежали, как я наспех прощался с Шармиштой в ее комнате, как отсылал ее с сыном неведомо куда!
Маленький Пуру, мой сын, в чем была твоя провинность в прошлой жизни, что ты — плоть и кровь короля — обречен на сиротство? Тебе предсказаны престол и слава, но мать бежит с тобой из Хастинапуры, как нищенка с незаконнорожденным ублюдком…
Мне так хотелось взять Пуру на руки, но после этого я не сумел бы с ним расстаться, а потому я лишь слегка коснулся его губами. Увижу ли я их — Шармишту и моего сына?
Но мне пора было обратно в зал, где продолжала танцевать Деваяни, иначе мое отсутствие будет замечено. Я возвратился подземным ходом во дворец, выбрал старинное ожерелье из ларца в моей опочивальне и вступил в зал. Деваяни как раз готовилась к танцу любви. Деваяни так изображала женщину, сгорающую в любовном огне, что снова я подумал, отчего она так холодна в моих объятиях?
Деваяни покорила своим танцем всех, кроме меня. Впрочем, я почти ее не видел. Я ждал Мадхава и тревожно думал, что могло задержать его? Уж не остановила ли его городская стража? Да нет, я дал ему королевский перстень.
Наконец, ко мне приблизился слуга и незаметно подал перстень — Мадхав возвратился в Хастинапуру, оставив Шармишту с малышом около заброшенного храма. Я взял себя в руки и стал замечать, что происходит в зале. Деваяни танцевала танец сезона дождей, и зал восторженно откликался на каждое ее движение.
После этого танца я подошел к Деваяни, надел ожерелье на ее стройную шею.
— Это не подарок супруга, — объявил я. — Это скромный знак нашего общего преклонения перед великим талантом!
На другой день Деваяни поздно встала. Ко мне она вошла уже тщательно убранная и, стоя у окна, спиной ко мне, сказала:
— Какое прелестное утро… И ночь была прекрасной… Мне было так приятно, когда ты надел на меня это ожерелье.
Что-то в ее голосе заставило меня насторожиться.
— Но мне хотелось другого подарка, — продолжала она.
— Любая драгоценность подземного царства Куберы будет твоей.
— Мужчины совсем не понимают женщин. — Деваяни все глядела в окно. — Мне хочется совсем другого подарка… Столько цветов сейчас в саду — если бы король собственноручно срезал цветы для гирлянды и вплел бы гирлянду в мои волосы. Пускай это детское желание, но это единственный подарок, которого мне хочется.
