Андреа Грилль - Полезное с прекрасным
— Нет, по-моему, хозяин не указывается.
Раздается скрежет ключа в замке, и оба, разом вздрогнув, как две марионетки на одной веревочке, поворачивают головы в одну сторону.
— У тебя гости? — холодно осведомляется Финценс. Какой мастер скрывать свои чувства, думает Фиат, глядя, как он подходит к Валентине, с протянутой рукой.
— Вы застали нас в несколько деликатный момент, — продолжает Финценс, пожав руку Валентины, — в день хаоса.
Она тотчас встает.
— Я уже заметила, что пришла не вовремя. — Голос у нее теперь нерешительный. Совсем не такой, какой был только что. — И уже собиралась уходить.
— Нет-нет, посиди еще немного! — Фиат не хочет ее отпускать, не хочет и оставаться наедине с Финценсем.
— Ну, разве еще минутку… — Сразу сев на прежнее место, она отпивает глоток воды.
Финценс, он уже в своей комнате, знаком подзывает Фиата.
— Я должен кое-что показать ему, — извиняющимся тоном говорит Фиат Валентине, учтивей некуда. В следующее мгновение Финценс крепко стискивает его локоть и втаскивает в свою спальню.
— Что это значит? Ты спятил! Кто это?
— Подруга.
— С каких пор у тебя подруги?
— Не подруги. Подруга.
— Какая разница! Немедленно — вон. У нас сейчас другие проблемы. Люди не должны видеть мертвую зверюгу.
— Может быть, у моей подруги найдется идея. Она умная.
* * *Удар в гостиной, грохот и стук. Падают какие-то вещи. И крик, негромкий, подавленный, крик боли.
Валентина стоит над грудой осколков разбитой стены, ее правое плечо в крови, кровь на висках, на лбу. Фиату не сообразить, разбит лоб или только запачкан кровью. Половина перегородки осталась целой, но при ударе сорвалась со стенных креплений. Этот кусок оргстекла лежит, громадный осколок, накрывший труп кошки, отчего тот кажется увеличившимся, как под лупой. По всей комнате — мелкие осколки, несколько застряло в плече и руке Валентины. А она будто оцепенела.
— Я не видела, что тут стена, — говорит она, — налетела на нее с размаху, ударилась. Моя голова крепче этого стекла, или это не настоящее стекло? Я крепче этого стекла. Мне очень жаль, извините, я не увидела стену. Хотела к кошке подойти, рассмотреть ее получше.
Рука Валентины серьезно поранена.
— От самого плеча рука онемела, — нерешительно признается Валентина. В предплечье и ладонь вонзилось множество кусочков оргстекла и щепочек. Падая, Валентина угодила прямо на колченогую табуретку, которую давно надо было выбросить, она хотела опереться, а табуретка развалилась.
— С локтем что-то не так, похоже, сломала. — И с голосом Валентины что-то не так, он звучит неестественно звонко. Рукой она потерла ушибленный лоб, так что и там расцарапала осколками кожу. В эту минуту Валентина внешне ничем не напоминает ту хорошенькую женщину, которую Фиат встретил в ночь похищения. Она пошатывается и все тем же странным голосом говорит: — Мне плохо.
Фиат подводит ее к дивану.
— В глазах звезды, звезды…
— Отвезти тебя в больницу?
— Погодите, погодите… Есть у вас пинцет?
После долгих поисков Финценс приносит из ванной пинцет. Валентине, кажется, немного лучше.
— Черт, как больно. Чувствительность вернулась. Боюсь, там что-то сломано. Есть зажигалка? Пинцет надо стерилизовать. Спирт есть? Ну, водка или что-нибудь…
Финценс приносит бутылку текилы.
— И стакан давай. — Она выпивает два стакана, по ее щекам катятся слезы. — Как жутко я, наверное, выгляжу… — Вытащи, пожалуйста, эти осколки и занозы.
— Извините, я ненадолго вас покину. — Финценс уже в кухне, он не выносит вида крови. — Поищу какую-нибудь выпивку для вас! — И был таков.
Фиату деваться некуда. Он судорожно сглатывает слюну, стискивает зубы и кропотливо, осторожно вытаскивает из Валентининой руки занозы и осколки оргстекла, вытирает ей лоб смоченным текилой платком, текилой же заливает раны и царапины. Валентина вздрагивает, слезы ручьем льются из ее глаз, но хоть бы раз пикнула.
— Куда тебе надо было идти? — Лишь управившись с самыми серьезными осколками и уже спокойно глядя на Валентину, Фиат замечает, что ее платье в крови: как будто она вырвалась из рук бандитов.
— Какая теперь презентация… Домой надо. — Она все так же четко и ясно произносит каждое слово.
— Сперва передохни хоть немного. — Что до Фиата, он бы нисколько не возражал, останься она здесь и до утра.
— У вас своих проблем полно. Кстати, по-моему, я знаю место, где можно похоронить животное. Маловероятно, что там его найдут. По-моему, лучше вам самим похоронить его, чтобы не сомневаться. Там поле, земля довольно рыхлая, потому что поле вскапывают, это плантация помидоров. Я знаю, в какие часы фермер наверняка не придет. Я очень хорошо знаю это поле, каждое растение, каждый кустик знаю. Кое-где там и деревья растут. Говорят, там экологическое хозяйство.
— Экологическое хозяйство?
— Я просто так сказала, для вас-то это никакой роли не играет. — Валентина здоровой рукой пожимает его руку, ободряя и вместе с тем требовательно. — А не найдется у тебя чем перевязать руку? Бинт или что-нибудь? Надо повязку сделать вроде петли. Если ты сходишь в аптеку, я тут прилягу пока, а когда начнет смеркаться, поедем в поле и похороним вашу кошку.
— На чем же мы поедем? У меня нет машины.
— На поезде. Дорожная сумка у вас ведь осталась? — И опухшим глазом она подмигивает Фиату.
27. Mapiana
Карликовый кустарничек родом из Камеруна. Научное описание этого вида появилось лишь в 2006 г. По имеющимся сведениям, исчезновение ему пока не угрожает.
— По-моему, вы ее убили, — говорит она. Мужчины озабоченно переглядываются. — Вы перекормили ее кофе — такое мое мнение.
Трио в молчании стоит на перроне. Валентина знает короткую дорогу в поля. Если бы Фиат раньше иногда ездил на местной электричке, а не на экспрессе в аэропорт и обратно, он бы давным-давно заметил, что в двух шагах от поля, над которым он запускал в небо бумажных змеев — вестников своего восхищения, есть железнодорожная станция.
— Я уже год работаю на этом поле, — говорит Валентина почти весело, — должно быть, боль в руке поутихла. Поле — еще один источник ее заработка, поясняет она, нелегальный — разумеется. Работается там неплохо, по сравнению с другими местами. Во всяком случае, в поле она сама себе начальница.
Сердце у Фиата вот-вот выскочит из груди. Он тащит тяжелую дорожную сумку с мусангом. Мертвый зверек тяжелее, чем живой. Но Фиат не решается сказать об этом вслух, как и о том, что Валентину он впервые увидел дважды, причем уже давно, и что дважды в нее влюбился. Вспоминает ли она воздушных змеев? Заметила ли, что они вдруг перестали взмывать в небо?
Они втроем являют собой весьма необычную картину.
Женщина с замотанной белыми бинтами рукой, одетая явно с чужого плеча: брюки, которые ей дал Фиат, туго стянуты ремнем, майка, тоже Фиата, с надписью «Man-Machine», купленная когда-то давно, на концерте группы Kraftwerk, — самая маленькая, какая у него нашлась, опять же Валентине велика. Далее: мужчина с клетчатой дорожной сумкой, у него прическа «под пажа» и двуцветные волосы, вообще облик маскарадный. Другой мужчина, в трио он самый старший, — высокий, сухощавый блондин, густые волосы до плеч; несмотря на жару, он в черных вельветовых штанах; какой-то невзрачный, но лишь на первый взгляд, — этой невзрачностью он как раз и привлекает внимание; вблизи можно заметить, что его лицо покрывает светлый пушок, это не щетина, просто все лицо как будто поросло шерсткой. У него рюкзак, но не за плечами, а на согнутой руке, болтается туда-сюда на одной лямке. В рюкзаке лежит складная лопата, какие используют спасатели, когда откапывают попавших под снежную лавину, лопата из специального сплава, чтобы легко было носить на длинных переходах.
Валентина идет впереди. Узкая тропинка петляет, огибая засаженные участки; овощи тут самые разные. Проходя вдоль кукурузного поля, Фиат хотел отломить початок, да не смог. Ножа ни у кого нет. «Не застревайте там надолго», — говорит высокий блондин, — как видно, он строит из себя человека благоразумного. Хлебные поля уже сжаты. А в других местах растения так высоки, что нелегко прокладывать себе дорогу. Впереди идут мужчины, прокладывая дорогу женщине с поврежденной рукой, — никаких проторенных дорог теперь уже нет. Лица у всех троих блестят, под мышками и на спине расплываются пятна пота. На краю поля нечастые деревья и тень, но тропинка, по которой идут трое, приводит к ним редко. Под одинокой яблоней они ненадолго останавливаются.
— Вон там я работаю, — показывает Валентина: впереди, над темными грядками, вздымаются блестящие купола.
— Мое, так сказать, царство, — она смеется; чуть несмело, и в то же время очень смело, — здесь она чувствует себя как дома. — Под этими куполами — грядки: листовой салат, больше всего кочанного салата, но есть и портулак, и кресс-салат, и латук. Что сажают, зависит от погоды и от спроса. Хозяин человек разворотливый. Салат быстро растет. Хозяин говорит, что каждый год сажает новый сорт. А дальше там кустики помидоров. Там, я думала, как раз и можно его похоронить. Там есть подходящие места.
