Там, где кончается волшебство - Джойс Грэм
– Завалились.
И только я подумала, что эти гляделки никогда не кончатся, как Чез склонился и смачно поцеловал Джудит в губы. Я ожидала, что она отстранится, а она возьми и поцелуй его в ответ. Так они целовались и целовались. Целовались и целовались.
Жаль, у меня не было с собой секундомера, а то бы я засекла, сколько они сосутся. Я оглянулась по сторонам, не наблюдает ли еще кто-нибудь за бесконечным поцелуем, но всем, похоже, было наплевать. Грета поймала мой взгляд и усмехнулась; по-моему, без особой радости. Я снова обернулась к целующейся парочке: они, видать, на мировой рекорд пошли. Смешно, что Чез по-прежнему меня приобнимал, правда, подавшись в сторону Джудит. Мне резко захотелось убрать его руку.
Шлюха.
По прошествии, как мне казалось, целой вечности музыка стихла, а с ней остановился поцелуй. Сразу же стало слышно, как лают за окном собаки. Чез отклонился от Джудит, но глаз не отводил. Она смотрела на него не отрываясь и облизывала губы. Он вынул из-за уха самокрутку, зажег ее. Сначала затянулся сам, почти наигранно, потом передал сигарету Джудит, которая тоже глубоко вдохнула дым, не менее наигранно. После чего она протянула самокрутку мне.
– Не буду, – сказала я. – Это же трава.
Меня пугала не столько трава, сколько маленькие пузырьки слюны, оставшиеся на кончике сигареты после их поцелуя.
– Естественно, трава, – сказала Джудит и помахала сигаретой перед моим носом.
– Убери, она воняет.
Джудит пожала плечами и снова затянулась. Чез перевел взгляд с нее на меня и ухмыльнулся.
Меня его ухмылочка взбесила, но я сдержалась. Просто встала и собралась уйти. Заметив, что я куда-то направляюсь, Грета вскочила и подошла ко мне.
– Осока, я рассказала, как ты поешь. Ты же не против?
– Зачем?
– Да брось. Ты только представь, какой подарок сделаешь Чезу, если споешь. Он просто сойдет с ума.
Я посмотрела на Чеза. Он и без моего пения сходил с ума, выдувая кольца дыма, а Джудит протыкала их пальчиком. Что я могла сказать? Конечно, голос у меня был хороший, наверное, даже больше чем хороший, но на людях я пела редко. А потому стеснялась. Промямлив, что, мол, хочу пить, я ускользнула на кухню.
Грета пошла со мной. Буквально на пороге кухни нам повстречалась компания из троих мужчин и высоченной женщины. Один мужчина мило поздоровался, но что-то было в них не так. Я поинтересовалась у Греты, кто эти люди.
– Понятия не имею, – сказала она. – Осока, милая, я буду сегодня петь. Умоляю тебя, спой тоже.
– Вы что, пускаете в дом посторонних? – Я не могла избавиться от нехорошего предчувствия. С этими людьми что-то было неладно.
– У нас двери вечно нараспашку. Входи кто хочет. – И с этими словами Грета выглянула в окно. – О черт! – воскликнула она и побежала обратно в комнату.
Я тоже посмотрела в окно. На улице стояли две полицейские машины. Одну подпирал спиной Билл Майерс. Похоже, он наконец-то дослужился до полицейского автомобиля, поскольку вместо велосипедного шлема на башке у него красовалась мягкая приплюснутая фуражка. Он разговаривал с тремя офицерами, один из которых шикал на собак, чтобы они угомонились.
Я возвратилась в комнату. Музыка не играла, все поднялись с матрасов. Один из тех мужчин, с которыми мы пересеклись на кухне, держал в руках полиэтиленовый пакет. Его товарищи вытаскивали из пепельниц бычки и складывали их в другой пакет. Высокая женщина извинилась и попросила разрешения обыскать меня. В итоге она просто похлопала меня по карманам и перешла к следующей девушке. Похоже, они уже набрали достаточно того, ради чего пришли.
– Что происходит? – спросила я у Чеза.
Он улыбнулся и вместе с тем нахмурился.
– Нас, видишь ли, шмонают, – промолвил он.
Люк взял гитару и стал на ходу сочинять песню под названием «Шмон в день рождения». Я поразилась, как все спокойны, – только один детеныш заплакал. Песня была про свиней; под ними, как я поняла, имелась в виду полиция.
– Заткнись сию же секунду! – зарычал на него один из полицейских, но Люк не прекратил играть.
Грета попыталась выйти из комнаты, но женщина-полицейский громогласно заявила, что все должны оставаться на своих местах. Полицейский пригрозил Люку, что если он в ближайшее время не заткнется сам, то его, на хрен, заткнут. Но Люк продолжал петь про свинок. Полицейский с полиэтиленовыми пакетами вышел, и, поскольку все внимание было приковано к Люку, я вышла за ним. Он отправился к машинам и передал пакеты Биллу Майерсу. Билл положил пакеты на пассажирское сиденье, захлопнул дверцу и тут увидел меня.
– Осока! Какого черта ты здесь делаешь?
– Меня позвали на день рождения.
– Осока, девочка, тебе нельзя с ними якшаться. Они наркоши, Осока, я говорю тебе, наркоши. Они торгуют наркотой, ты понимаешь?
Я сказала, что понимаю.
– Осока, они нехорошие люди. Господи, да как тебя угораздило здесь очутиться?!
Я объяснила, что пришла сюда впервые. Конечно, наврала.
– Послушай, давай-ка шмыг отсюда, – сказал мне Билл. – Я тебя прикрою. Ты здесь ни при чем. К чему тебе лишние проблемы?
Не успел он закончить фразу, как из дома раздался звук бьющегося стекла, крики и стоны. Все полицейские, стоявшие на улице, помчались в дом; Билл тоже рванул за ними.
Последнее, что он мне прокричал, было:
– Смывайся, Осока!
Так я и осталась во дворе одна. Оглянувшись по сторонам, я посмотрела через стекло машины на пассажирское сиденье. Пакеты лежали там же, куда Билл их положил. Я отворила дверцу, взяла пакеты и рассовала их по карманам. Потом закрыла дверцу и зашагала прочь.
20
– Ультразвук. Пусть повитухи кормят вас баснями, но я ответственно заявляю: только с помощью данного аппарата можно установить пол ребенка.
На кафедре стоял включенный в розетку аппарат. Какой-то дьявольский ящик с экраном, индикаторами, кнопками и тянущимися в разные стороны проводами и кабелями. Казалось, он потехи ради высиживает яйца, из которых потом вылупятся извивающиеся змеюки. Эдакая жуткая научно-фантастическая наседка. Чтобы вкатить махину в класс, понадобилось двое мужчин. МММ заметила, что с появлением данного изобретения заниматься родовспоможением стало намного проще. Она с такой любовью постукивала по машине, будто, как минимум, сама ее изобрела или благополучно вернулась в ней на Землю из космоса.
– Потребуется неслабый велосипед, – громко заявила Бидди, – чтобы таскать с собой такую бандуру.
МММ отреагировала так, как она всегда реагировала на замечания Бидди, – едва удостоив взглядом из-под очков, почесав верхними, сильно выдающимися зубами нижнюю губу и притворившись, будто имеет дело с малым ребенком.
– Нет, Бидди. Акушеркам не придется возить с собой такие аппараты. Настанет день, хотя до него еще далеко, когда подобные машины будут в каждой больнице. А пока – считайте, что вам повезло, потому что нашему колледжу достался учебный ультразвуковой аппарат.
Думаю, она иронизировала, хотя утверждать не берусь. Временами МММ была убийственно серьезна, и я не удивилась бы, поверь она, что Бидди собирается возить ультразвуковой аппарат в плетеной корзинке на руле. Но Бидди, надо сказать, нисколько не смутилась.
– Значит, нас учат пользоваться аппаратом, с которым нам никогда не придется работать? Понятно.
Шла только вторая неделя обучения, а между Бидди и МММ назревала война. Все комментарии Бидди были полны игры и юмора; ее намеки приходилось улавливать на лету. В то время как МММ всегда говорила четко и прямо и только то, что собиралась сказать, не оставляя места ни для возражений, ни для споров, ни для непонимания, преднамеренного или невольного. Им было противопоказано сидеть в одной комнате, дышать одним воздухом. Им даже не следовало рождаться в одну эпоху. Произошла трагическая ошибка.
