Рихард Вурмбрандт - Христос спускается с нами в тюремный ад
"Это явилось не очень обнадеживающим началом", - сказал Брайляну.
- Чем вы можете тогда объяснить, что отсюда возникла всемирная религия?
"Ученики собрались снова", - нерешительно сказал Гастон.
- Но что придавало им силу проповедовать и умирать за веру?
- Я считаю, что через некоторые время они преодолели страх.
"Правильно, они также сообщили, как они с этим справились: на третий день им явился Сам Иисус и придал им мужества. Петр, испугавшийся служанки, встал и объявил перед всем Иерусалимом, что он и его братья по вере видели Иисуса и разговаривали с Ним, и что Он, действительно, воскрес. Петр сказал, что римляне могли бы его убить, прежде чем он отречется от этого, что они потом и сделали".
"И все-таки разумно ли верить в то, что Петр и остальные ученики позволили распять себя ради обманщика. Свою первую проповедь о Воскресении Петр произнес на расстоянии 500 метров от пустого гроба. Он знал, что этот факт нельзя опровергнуть, и никто среди врагов Иисуса даже и не пытался этого сделать. Или, почему так легко пришел к вере Савл Тарсийский, когда перед ним появился Иисус по пути в Дамаск и наставлял его? В то время Савл был гонителем христиан", - сказал я.
"Наверное, это была галлюцинация, которой подвергались его глаза и уши", - считал Брайляну.
- Павел что-то понимал в этих вещах. Явление еще долго не было бы для него доказательством. Его самоотречение потому было таким быстрым и полным, что, как член Верховного судилища, он знал о великой тайне, о том, что гроб был пуст.
В то время, пока мы разговаривали друг с другом, здесь же сидел архимандрит Мирон и пришивал заплатку к брюкам. Он посмотрел на Гастона своими ясными блестящими глазами и сказал: "Несколько лет тому назад я получил от своего брата открытку из Нью-Йорка. Он изображен там на вершине Эмпайр стейт билдинга. Но, пастор Гастон, он не исследовал вначале фундамента. Факт, что зданию уже 30 лет, послужил ему доказательством того, что фундамент был в порядке. То же самое касается и церкви, которая уже в течение 2000 лет стоит на основании истины".
Наши аргументы произвели на Гастона впечатление. Его боль немного уменьшилась, а вера углубилась. Желание покончить с собой исчезло в течение нескольких недель. Но все еще казалось, что он носил с собой груз какой-то вины.
Летом начался новый наплыв заключенных. Нас распределили по разным камерам, и я потерял его из виду.
Победа любви
Прошли месяцы. Я проповедовал, работал в различных камерах Герлы. Часто меня наказывали, и однажды порка привела к тому, что я снова увидел Гастона.
Это произошло следующим образом: в камере мы играли в шахматы фигурками из хлеба. Дорабанту, который все еще прохаживался по коридорам, неожиданно ворвался к нам и проворчал: "Я не выношу азартных игр".
Я заметил, что шахматы - это историческая, а не азартная игра.
Комендант распетушился: "Ха, да это просто смешно! Хотя и имеется историчность, но это также дело удачи!"
Довольный своим ответом, он важно вышел. Когда он ушел, заключенные разразились хохотом и стали передразнивать его голос.
Дверь снова распахнулась. Дорабанту подслушивал: "Вурмбрандт, выходи!" Вместе со мной в коридор вызвали остальных.
"Теперь можете смеяться до упаду", - закричал комендант. Каждый из нас получил 25 ударов плетью и был переведен в карцер. Там я застал Гастона, лежащего на нарах лицом вниз. Мы положили ему на спину намоченную в воде рубашку и таким образом пытались смягчить боли. Когда худшее уже было позади, я собрал древесные осколки с открытых ран. Его тело дрожало, как в лихорадке. Сначала он не мог говорить, но медленно, отрывочными предложениями, он объяснил, что его наказали за проповедь. Один заключенный донес на него. Потом он сказал: "Я хотел вам еще кое-что сказать..."
- Вы не должны сейчас говорить.
- Сейчас или никогда. О профессоре Поппе - и пасторе, который предал его...
Он запнулся, его губы дрожали. "Вам не стоит мне ничего говорить", начал я.
- Я не мог выдержать давления! Я так страдал. А когда он умер... Он начал всхлипывать. Мы вместе молились. Он сказал, что никогда не сможет простить себе.
"Профессор не простил меня, как же это сможет сделать кто-то другой?" сказал он.
- Ну, конечно, может, и Попп простил бы вас, если бы все знал. Я хочу рассказать вам о человеке, который был намного хуже вас. Это поможет нам продержаться ночь. Речь шла о человеке, который убил всю семью моей жены. Моя жена простила ему, и он стал нашим самым близким другом. Существует только двое мужчин, которых целует моя жена: своего мужа и человека, который убил ее семью.
И я рассказал Гастону, как это случилось.
Когда Румыния вступила в войну на стороне Германии, то начался погром, при котором были депортированы или убиты многие тысячи евреев. Только в Яссах за один день было убито одиннадцать тысяч человек.
Моя жена, которая разделяет мою христианскую веру, тоже еврейка. Мы жили в Бухаресте, откуда не был депортирован ни один еврей. Но ее родители, один из ее братьев, три сестры и еще другие родственники, жившие в Буковине (районе Восточных Карпат) были отправлены в Приднестровье, приграничную территорию, которую Румыния завоевала в России. Евреев, которых не уничтожили в конце этого путешествия, заставили просто голодать. Там умерла семья Сабины.
Я должен был передать ей эту новость. Когда она снова взяла себя в руки, то сказала: "я не хочу плакать. Ты имеешь право на веселую жену, Михай - на веселую мать, а наша община - на мужественного слугу". Я не знаю, проливала ли она слезы тайком, но с этого дня я, во всяком случае, никогда не видел Сабину плачущей.
Через некоторое время наш владелец дома, добрый христианин, с сожалением рассказал мне об одном человеке, который жил у нас в доме во время военного отпуска. "Я знал его до войны, - сказал наш домовладелец, но он полностью изменился. Он превратился в чудовище и с удовольствием хвастался, что добровольно представил себя в распоряжение Приднестровья для уничтожения евреев и сотни из них застрелил своими руками".
Я был глубоко опечален и решил провести ночь в молитве. Чтобы не мешать Сабине, которая неважно себя чувствовала, хотя охотно бодрствовала со мной, я пошел после ужина в квартиру нашего домовладельца, чтобы помолиться. Вытянувшись в кресле, там сидел человек огромного роста, хозяин назвал его имя: Борила. Итак, это был убийца евреев в Приднестровье. Когда он встал, я заметил, что он был даже выше, чем я, и что вокруг него распространялась атмосфера ужаса. Она действовала как запах крови. Вскоре он рассказал нам о военных приключениях и о евреях, которых убил.
"Да - это история, возбуждающая страх, - сказал я. - Но я не беспокоюсь за евреев, Господь вознаградит их за их страдания. Напротив, с большим страхом я спрашиваю себя, что случится с их убийцами, когда однажды они предстанут перед судом Божьим".
Наш хозяин предотвратил неприятную сцену. Он сказал, что мы оба - его гости и перевел разговор на нейтральную тему. Обнаружилось, что убийца был не только убийцей. Он оказался приятным собеседником, и, наконец, выяснилось, что у него была большая любовь к музыке. Он упомянул, что во время своей службы на Украине был просто очарован украинскими народными песнями. "Я бы хотел их еще раз послушать", - сказал он. Я посмотрел на Борила и подумал про себя: "Рыбка попалась в мои сети!"
"Если бы вы хотели послушать некоторые из них, - сказал я ему, - тогда пойдемте ко мне. И хотя я - не пианист, но могу сыграть несколько украинских мелодий".
Домовладелец, его жена и дочь пошли вместе с нами. Моя жена уже была в постели. Она уже привыкла к тому, что ночами я часто играл на пианино, и не просыпалась. Я играл народные мелодии, способные вызвать глубокие чувства и переживания. Я видел, как глубоко был тронут Борила, думая о том, как юный Давид играл царю Саулу на арфе, в то время, когда царя мучил злой дух.
Я прервал свою игру и обратился к Борила: "Я должен сказать вам нечто очень важное".
"Пожалуйста, говорите", - сказал он.
- Если вы заглянете за эту занавеску, то сможете увидеть того, кто спит в другой комнате. Это моя жена Сабина. Ее родители, ее сестры и двенадцатилетний брат вместе с остальными членами семьи были убиты. Вы рассказывали мне, что убили сотни евреев недалеко от Голты. Семью моей жены доставили туда.
Я посмотрел ему прямо в глаза и добавил: "Вы сами не знаете, кого убили. Итак, мы можем предположить, что вы - убийца семьи моей жены".
Он вскочил, его глаза пылали. Он выглядел так, будто хотел вцепиться мне в горло.
Я поднял свою руку и сказал: "Теперь давайте проведем эксперимент. Я разбужу свою жену и скажу ей, кто вы и что вы сделали. Я хочу сказать вам, что произойдет. Моя жена не сделает вам ни единого слова упрека. Она обнимет вас, как будто вы ее брат и приготовит вам ужин из всего самого лучшего, что есть в доме. И если моя жена, которая такой же грешный человек, как и все мы, может так простить и любить, тогда представьте себе, как может простить вас и любить Иисус, который Сам является совершенной любовью. Вернитесь к Нему, и вам простится все, что вы сделали".
