Ионел Теодоряну - Меделень
* * *
- Не стоит беспокоиться, господин Штефля!
- Простите великодушно! Жара, знаете ли...
В низкой душной комнате полно мух.
Начальник станции в накинутом на спину сюртуке тщетно пытался всунуть заведенную назад руку в рукав... В конце концов, продравшись через туннель на синей подкладке, рука начальника станции устремилась к затянутой в перчатку руке госпожи Деляну. С героическим для толстого человека усилием он склонился над перчаткой. Вспомнив о носовом платке, смущенно сдернул его с головы.
Дэнуц испытывал радостное волнение, словно попал на склад, полный загадочных игрушек. Он не сводил глаз с медленно движущейся бумажной ленты, скользившей по телеграфному колесику... Он знал: эта лента - таинственный фуникулер, который перемещает по воздуху слова... и отказывался верить этому.
- А поезд не опаздывает, господин Штефля?
- Боже праведный, сударыня, да вот он! - задыхаясь отвечал начальник станции.
- Пойдем на перрон, Дэнуц!
На перроне, между двумя каштанами, ожидали прихода поезда связанные гуси, полосатая сума и светлое летнее утро.
- Ну-ка, покажись, Дэнуц... Господи! На кого ты похож!
Хорошенькая матроска, впервые надетая сегодня поутру, немало пострадала от катастрофы на дороге. Из сандалий на каждом шагу сыпалась пыль, носки спускались гармошкой, так что были видны белые, в сравнении с загорелыми икрами, щиколотки.
Госпожа Деляну села на скамейку, поставив перед собой Дэнуца, словно задачу по архитектуре. Она подняла вуаль, сняла перчатки и приступила к реконструкции.
Белая бескозырка с дерзкой кокетливостью сдвинулась на затылок и немного набок, полностью открыв лоб и короткий нос; ленты бескозырки развевались по ветру; синий с якорем галстук вернулся на свое место - туда, где соединялись кончики воротника...
- Теперь только невесты недостает! - восхитился начальник станции, появляясь на перроне с блокнотом под мышкой и в красной фуражке поверх носового платка.
- Идет?
- Идет.
- Дэнуц! Дэнуц!
С радостной покорностью спасаемого от смертельной опасности Дэнуц отошел от края. В отдалении, там, откуда бежали рельсы, чернела точка, чужая и враждебная, словно дуло заряженного пистолета.
И они напряженно всматривались в эти туго натянутые, как нервы, рельсы... Угрожающе сопя, появился паровоз и сердито проследовал мимо них...
- Багажный... багажный... багажный; третий класс... третий... третий... - вслух считал Дэнуц, моргая и крепко сжимая руку госпожи Деляну.
- А вот и папа! Видишь?! Папа! Папа!
Из окна купе высовывалась рука господина Деляну, машущая встречавшим зажатыми перчатками... В дверях вагона мелькнули черные кудри Ольгуцы. Поезд еще не успел остановиться, а Ольгуца уже соскочила с подножки, веселая и приветливая. Так по утрам она спрыгивала с кровати на коврик.
- Боже, Ольгуца! Ты хочешь, чтобы я заболела? - воскликнула госпожа Деляну, подбегая к ней.
Ольгуца наспех поцеловала ей руку и помчалась к кучеру.
- Дед Георге! Дед Георге! Я приехала!
Следом за Ольгуцей появились вещи, переданные в окно Иону, потом господин Деляну, благодушный, шутливо настроенный, в чесучовом костюме и в сдвинутой на затылок шляпе; а за ним - большеглазая, спокойная, олицетворяющая собой каникулы - Моника.
- Ты рада, что приехала к нам, Моника? - встретила ее госпожа Деляну, снимая с последней ступеньки и целуя.
- Да.
Соломенная шляпа с круглыми полями, черной лентой и резинкой под подбородком соскользнула ей на спину и повисла на шее.
Госпожа Деляну улыбнулась, глядя на ее волосы - солнечные, точь-в-точь блик солнца, который вместо желанной бабочки дети находят в траве под шляпой.
- Дети, мы ничего не забыли в поезде?.. Отлично... Все в порядке! Прекрасно! Я в превосходном настроении! - весь сиял господин Деляну, потирая руки, словно после удачного процесса.
Радовался, досадовал и мыл руки господин Деляну одинаково.
Дэнуц надулся: никто не замечал его, никто не смотрел в его сторону! Он закрыл глаза и сделался невидимым!
- Мама, а где моя шляпа? - спрашивала запыхавшаяся Ольгуца, только что примчавшаяся от лошадей.
Голова старика в очках в золотой оправе на кончике носа высунулась из окна вагона.
- Простите, в купе осталась дамская шляпа, это не ваша?
- Конечно, наша! - протянула Ольгуца руку за своей шляпой.
- Лучше поблагодари господина, Ольгуца... Вот вам, пожалуйста! Что ты еще забыла? - выговаривала дочери госпожа Деляну, оглядывая ее с головы до ног.
- Фууу! - выдохнула Ольгуца, встретившись глазами с Дэнуцем.
И что-то шепнула на ухо Монике.
- Фууу! - фыркнули обе девочки.
- Чок-чок, чок-чок, Плюшка, Плюшка дурачок! - крикнула Ольгуца брату.
За две недели каникул, проведенных в деревне, у него округлились щеки, - потому и возникло новое прозвище. Дэнуц косо посмотрел на сестру и теми же руками, что совсем недавно держали веревку змея, закатил ей две звонкие оплеухи, так что с ее щек разом исчезла бледность, приобретенная за время экзаменов.
- Браво! Галантный кавалер! - произнес из окна вагона тронувшегося поезда старичок.
- Мое почтение, господин Йоргу, - послышался голос из окна вагона.
- Vus tis di Iancl?.. A ghiten Weig*.
______________
* Как поживаешь, Янкл?.. Счастливого пути (идиш).
Услышав фразу на безупречном идише, из окон вагона второго класса стали высовываться курчавые головы, - как из кофейни на улице Штефана Великого, приветливейшим образом кивавшие господину Деляну. Кто из ясских торговцев не был клиентом Йоргу Деляну!
- Дети! Дети! Перестаньте! - усмиряла между тем брата и сестру госпожа Деляну, которой удалось вовремя спасти Дэнуца от кулаков и подножек Ольгуцы.
- Я тебе покажу! - кипятилась Ольгуца.
- Полно, Ольгуца, ну что разговаривать с драчуном, - успокаивала ее Моника, держа за руку.
И они пошли вперед вместе с госпожой Деляну... Дэнуц нагнал их.
- Вы... вы девчонки! - крикнул он, захлебываясь от негодования.
- Неправда! - топнула ногой Ольгуца, возмущенная до глубины души.
- Нет никакого сомнения! Ты мальчик, - вмешался господин Деляну. - У нас есть только одна девочка - Моника. Правда, Моника?
- И я тоже! - запротестовала Ольгуца... - Но я не позволю ему, - она указала пальцем на брата, - меня оскорблять!
- Чистый огонь наша барышня, - прошептал, улыбаясь усами и глазами, дед Георге, обращаясь к человеку, который грузил в телегу чемоданы.
- Утихомирьтесь! - приказал, смеясь, господин Деляну. - Кто поедет со мной на дрожках?
- Я! - выкрикнул Дэнуц.
- Нет, я! - оттолкнула его Ольгуца.
- Я первый сказал!
- Ну и что?
- Как что?
- Я с тобой не разговариваю!
Тем временем госпожа Деляну села в коляску.
- А со мной никто не едет?
- Я, tante* Алис, - вызвалась Моника.
______________
* Тетя (фр.).
- Тогда вы оба садитесь вместе со мной на дрожки!
- Пускай он едет в коляске, - настаивала на своем Ольгуца.
- Барышня, - шепнул ей дед Георге, - садитесь рядом с дедушкой на козлы.
Ольгуца просияла... но тут же изобразила мученицу.
- Поезжай на дрожках! Мне они не нужны!.. Ну и пусть! - с притворным вздохом сказала она, взбираясь на козлы. - Все против меня, я знаю!
И, схватив кнут, стегнула лошадей.
- Сидите тихо, барышня, не то опрокинемся!
- Дед Георге, - подскочила Ольгуца, - гони что есть мочи... Чтобы не догнали! Слышишь, дед Георге?
- Мое почтение, господин Йоргу!
- А! Как поживаете, господин Штефля? Молодцом?! Все такой же бодрый?
- Покорнейше благодарю! Служба... Ммда!..
Нетерпение и ярость бушевали в душе у Дэнуца, сидевшего на дрожках, равно как в копытах у коня, стоявшего на месте.
- Поехали, папа, ну, пожалуйста... скорее...
- Подожди, братец, к чему такая спешка? Можно подумать, что ты председатель кассационного суда.
- Бог даст, глядишь, и станет! - от всего сердца пожелал ему господин Штефля.
- А что, дело дошло до суда?
- До кассационного-то суда не дошло, - скромно признался он. - Только до апелляционного!
- Может быть, подсобить?
- Хорошо бы!.. - осмелился попросить начальник станции.
- Ну что же! Обсудим!
Дэнуц изнемогал: коляска совсем скрылась из виду. У него перехватывало дыхание при одном воспоминании о том, как Ольгуца вскарабкалась на козлы... Столько горечи накопилось в его душе, что, прикрыв глаза, он внезапно представил себя в коляске рядом с матерью; ему хотелось плакать и чтобы его утешали... Но его место в коляске было занято Моникой!.. Дэнуц от нетерпения ударял ногой по колесам дрожек.
Ноги Моники не доставали до пола коляски; они висели в воздухе. Но она не болтала ими.
И не дотрагивалась носками тщательно вычищенных ботинок до чемодана. Руки Моники спокойно лежали на тесно составленных коленях. Только кончики пальцев иногда поднимались... и тут же опускались, снова приподнимались и слегка шевелились...