Фрэнк О'Коннор - Часовой
- Так вы же застали его в вашем огороде, - резко сказал Хау. - А в это время на лагерь могли напасть врасплох и захватить его.
Священник до того был огорчен, что чуть не посоветовал офицеру не болтать чепухи. Как будто на военный лагерь в центре Англии можно напасть врасплох и захватить его, пока часовой забежал в соседний огород натягать себе луку! Как это похоже на англичан! Все-то они понимают буквально.
- Нет, постойте-ка, постойте, - священник повелительно поднял руку. По-моему, тут какая-то ошибка.
Я не говорил, что поймал его в огороде.
- Вы - нет, но он говорил, - раздраженно ответил Хау. - А разве это не так?
- Никаким образом! - категорическим тоном заявил отец Мак-Энерни, чувствуя, что казуистика уже не спасает. - Это, безусловно, не так. Вы вполне уверены, что парень в своем уме?
На его счастье в эту минуту появилась Элси с кофе, и он получил возможность смотреть на нее и на кофейник, а не на Хау, который, он знал, пристально за ним наблюдает. Отец Мак-Энерни надеялся, что хотя бы со стороны он не выглядит тем, кем себя ощущает - исключительно неумелым преступником.
- Благодарю, - Хау сел поглубже, держа чашку с кофе в руке. Затем безжалостно продолжал: - Должен ли я понять так, что вы побили парня, находясь за оградой?
- Послушайте, друг мой, - в отчаянии проговорил отец Мак-Энерни. Уверяю вас, у вашего солдата явно не все дома. Неврастеник, должно быть, первостатейный.
С ними случаются такие приступы. Называется мания преследования. Если бы его в самом деле избили, он бы не так про это говорил. Поверьте моему слову, что это нелепейшее преувеличение. Мне редко случается давать волю кулакам, но уж если я поколочу кого-нибудь, то следы останутся.
- Охотно верю, - Хау бесцеремонно ухмыльнулся.
- Не скрою, я грозился разбить ему башку, - признался священник, - но тогда я еще думал, что это он выдрал у меня лук. - В своем возбуждении отец МакЭнерни все ближе придвигался к Хау и теперь буквально нависал над ним - этакая могучая, грузная туша. К собственному удивлению, он вдруг ощутил на глазах выступившие слезы. - Между нами говоря, я вел себя скверно, - продолжал он с волнением. - Вам я не боюсь в этом признаться, но мне бы не хотелось, чтобы это стало широко известно. У меня отвратительный характер. Совершенно несдержанный. Часовой даже пригрозил сдать меня в полицию.
- Ах он шельма! - Хау произнес эти слова с удивлением, но в голосе его послышалась нотка удовольствия.
- И у него были все основания, - с горячностью подхватил священник. - Я не имел никакого права обвинять его в воровстве, раз у меня не было ни малейших доказательств. Будь я на его месте, я отвел бы того, кто обвиняет, в караульную и заставил бы там повторить свои слова. Я вел себя безобразно.
- Я не стал бы из-за этого так расстраиваться, - весело проговорил Хау.
- Ничего не могу с собой поделать. К величайшему сожалению, я употребил недопустимые выражения. Откровенно говоря, я решил непременно РХЗВИНИТЬСЯ перед ним, когда его встречу.
Он вернулся на свое место, чуть не плача.
- В жизни не сталкивался с таким странным случаем, - заметил Хау. - А вы уверены, что мы говорим об одном и том же человеке? Парень, которого вы видели, высокий, черноволосый, с маленькими усиками, так?
На миг отец Мак-Энерни испытал сильнейшее облегчение; стало быть, все-таки произошла путаница, мелькнуло у него в голове. Мгновенной его реакцией было постараться еще больше запутать дело. Он заметил ловушку, только когда было уже поздно.
- Все правильно, - ответил он и в ту же минуту понял, что все неправильно. Хау улыбнулся и немного помедлил, затем его рот захлопнулся, как мышеловка, отчего тяжелая нижняя челюсть выпятилась вперед.
- Зачем вы мне рассказываете все эти небылицы, падре? - спокойно спросил он.
- Небылицы? - воскликнул, заливаясь краской, отец Мак-Энерни.
- Разумеется, небылицы, - без злости, но и без жалости подтвердил Хау. - Возмутительные небылицы!
Явная ложь! Последние десять минут вы пытаетесь меня одурачить и чуть не добились своего. Вы очень умелый лжец, падре, но меня вам не обмануть.
- Ну как мне было его запомнить? - жалобно проговорил отец Мак-Энерни. - Откуда вы взяли, что я придаю такое значение горсти лука?
- Сейчас меня гораздо больше интересует, какое значение вы придаете той чепухе, которую вы тут плели.
Видимо, вы пытаетесь выгородить Коллинза, хотя, убейте, не пойму зачем. Субъект довольно противный, на мой взгляд.
Отец Мак-Энерни промолчал. Будь Хау ирландцем, он бы не задавал таких глупых вопросов, но, коль скоро он не ирландец, то и отвечать бесполезно, все равно ему не понять. Все Мак-Энерни были такими. Отцу его, человеку в высшей степени правдивому и богобоязненному, грозило судебное преследование за ложные показания в пользу соседа.
- Словом, так, - ироническим тоном заключил Хау, - дело обстояло следующим образом: вы вернулись домой, обнаружили, что в огороде побывали воры, поздоровались с часовым и спросили его, кто это сделал. Он ответил, что ребятишки из деревни, после чего у вас с ним, вероятно, завязалась беседа о распрекрасной лунной ночи. Все очень трогательно. Хорошо, а не зайдете ли к нам на днях отслужить вечернюю мессу и пообедать?
- Охотно, - с ребяческой живостью откликнулся священник. Какое облегчение знать, что Хау, в общем-то, не сердится на него. - Сказать вам святую истину? Я тут просто погибаю оттого, что не с кем поговорить.
- Приходите в четверг, - заключил Хау. - От кормежки многого не ждите. Приходится вести психологическую подготовку к ужасам современной войны. Но зато лука получите вволю. Надеюсь, своего вы не узнаете.
И он, рассмеявшись, ушел. Отец Мак-Энерни тоже засмеялся, но смех его продолжался недолго. Ему вдруг пришло в голову, что у англичан весьма своеобразное чувство юмора. Ему самому свидание их совсем не показалось смешным. Он, который всегда терпеть не мог вралей, наврал сейчас столько, что даже Хау теперь превирает его. Согласитесь, странное поведение для священника... Он позвонил в монастырь и попросил к телефону сестру Маргарет. Ведь она была его главной наперсницей.
- Помните про вчерашнего часового? - спросил он мрачным, тусклым голосом.
- Да, отец мой, - сказала она встревоженным топом. - А что?
- Его собираются арестовать, - угрюмо ответил он.
- Да ну?! - Она довольно долго молчала, потом добавила: - За что, отец мой?
- За кражу лука и самовольную отлучку с поста. Ко мне тут приходил офицер, расспрашивал. Его даже, кажется, могут расстрелять.
- Ой, отец мой, какой ужас!
- Да, дело плохо.
- Нет, все-таки как это похоже на англичан! - воскликнула она. Богатые что хотят, то и делают, а бедняка готовы расстрелять за несколько луковиц! Им, небось, и в голову не приходит, что, может, он голоден?
Их, бедняг, никогда досыта не кормят. И что же вы ему рассказали?
- Ничего.
- И правильно, - с запальчивостью подхватила она. - Я бы им наврала с три короба.
- Я и наврал.
- Ни за что не поверю, отец мой, что это грех, - возбужденным тоном сказала она. - Мне все равно, что подумают другие. Я бы самому папе так же сказала.
Я убеждена, что это ложь во спасение.
- Вот и я так решил. Но мне не очень-то поверили.
Правда, офицер мне понравился. Я его скоро опять увижу, может быть, мне и удастся его перехитрить. Англичане очень доверчивы, когда ближе с тобой познакомятся.
- Я прямо сейчас начну читать за беднягу девятидневную молитву, твердо проговорила сестра Маргарет.
