Майя Луговская - Первый маршрут
Зиновия Ивановна устроилась в кабине. Не разделяя «крабьего» ажиотажа, она делает «посевы».
Звёзды с ладонь величиною взошли над Копет-Дагом и повисли в чернильном небе. И что-то благоухает, и кажется очень знакомым этот запах, но не поймёшь, чем пахнет.
И наплывает усталость, блаженная, сладкая. Закрываешь глаза и видишь опять дорогу, голубые и розовые горы, зелёную долину, и Сумбар, и синее небо, и камыши, и опять горы. И так без конца наплывают, сменяются пейзажи, как кинокадры. И незаметно всё переходит в сон.
Утро ясное, звонкое. Небо безоблачно, высоко, сине. Щебечут птицы радостными голосами. Еле заметной тропинкой, сквозь заросли кустарника идём к источнику, захлёбываясь от восторга. Только Зиновия Ивановна, нагруженная приборами, с рюкзаком за плечами и с ящиком в руке, хмурится. Не нравятся ей эти коллективные восторги. И не потому, что не любит природу, нет, очень любит, но любовь признаёт сдержанную — без рекламы собственных чувств. Она сердится и не хочет остановиться, когда тропинка приводит нас в царство ежевики.
Синие ягоды гроздьями свешиваются с колючих ветвей. Созревшие, сочные, они осыпаются в наши ладони и невозможно оторваться — так они вкусны. И Володя, наш начальник, «пасётся» на ежевике, хотя на всё, что не относится к работе, жалеет время. Но Зиновия Ивановна и минуты не хочет задерживаться.
— Не на пикник приехали, не на прогулку. Нечего лакомиться!
Она уходит вперёд, не дожидаясь нас. Мы с трудом пробираемся следом.
— Казалось бы, родник должен быть здесь, — говорит Володя. — Но нет.
Аллочка тянет на спине рюкзак с бутылками для проб. Устала с непривычки. Виду не показывает, только губы облизывает. Жара. Тропинка оборвалась, густеют заросли. Мы в джунглях Копет-Дага. Всё оплетено, перекручено. Хватает и колется держидерево. Травы по пояс.
— Стойте! Кажется, он! — восклицает Володя. — Наконец-то. Ура!
Дрожит ручеёк, бежит. На своём пути пробивает тропические заросли. Путь к нему был уже пройден до нас, изучен, отмерен. Топографы пришли с теодолитами, отметили этот маленький выход воды, первыми нанесли его на карту, оставили добрый, мудрый след.
До выхода источника надо ещё подняться. Володя нас опередил. А мы с Аллочкой не можем отдышаться. Дорого стоит каждая бутылка пробы. Отыщи источник, доберись до него, подойди. Сотни километров надо проехать, десятки пройти без дороги… Оценишь эту водичку, каждую её каплю, когда сам отберёшь пробу.
Зиновии Ивановны нет, где-то плутает.
— Зиновия Ивановна, ау! — кричит Аллочка.
И Володя сердится:
— Нечего кричать. Готовь бутылки. Отбирай пробы. Пусть… Будет знать, как отбиваться в маршруте.
Трещит валежник. Продираясь через кустарник, ломая ветви, пробивает себе дорогу Зиновия Ивановна. Она как взмыленный конь. Ковбойка прилипла, изорвалась. Руки в царапинах.
— Вот вам результат индивидуализма, — шепчет мне Володя. — Не пей, простудишься, — останавливает он Аллочку. — Ангину захотела схватить? Надо сперва остыть.
Рюкзак с полными бутылками совсем придавил Аллочку. Ремни врезались в узкие плечики. Спуск ещё тяжелее подъёма.
Зиновия Ивановна помягчела.
— Володя, — говорит она, — помогите Аллочке. Что вы, не видите? Ей тяжело.
— Вижу. Но у нас не развлекательная прогулка, Зиновия Ивановна, не пикник, а маршрут, — ехидно отвечает он.
Я вмешалась:
— Но вы же мужчина, как не стыдно.
— Мужчина, мужчина. Заладили одно. У нас не гулянье. Я должен научить коллектора работать. Вы думаете, мне не хочется ей помочь? Да, может быть, я и её бы с удовольствием пронёс вместе с рюкзаком. Откуда вы знаете? Но я начальник партии и не имею права.
«Ах, вот оно в чём дело…» — улыбаюсь про себя.
Вышли на тропинку. Узенькая, она вьётся в зарослях. Вдруг что-то летит сверху и хлюпается у ног. Виноград. Нас забрасывают гроздьями винограда. Откуда это? Что такое?
Подбираем. Ягоды полопались. А в нас кидают ещё и ещё. Ничего не понимаем.
— Может быть, обезьяна?
— Человекоподобная! — бурчит Володя.
Это Виктор. Он забрался на дерево и продолжает бомбардировку. Всё дерево оплетено вьющимися лозами. Высоко к солнцу поднялись виноградные кисти, совсем красные на свету.
— Как ты оказался здесь?
— Всё расскажу. Уже два ящика нарвал. Видали, какое богатство? — Он спрыгивает с дерева, да так ловко! И впрямь обезьяна. — Вы представляете? Два вьючных ящика, с верхом. Рви сколько хочешь: задарма. Что вы скажете? Чудеса. Тары не хватает.
— А если бы мы стали тебя искать на старом месте? — сердится Володя»
-—Я оставил там кастрюлю с виноградом и записку. Но это же совсем рядом… Сижу один, вы ушли. Любуюсь на природу… Вдруг слышу: мяу-мяу — котёнок. Не поверил. Прислушиваюсь — в самом деле.
— Какой котёнок, откуда он сюда попал?
— Сам думал, откуда. Оказывается, котёнок, самый натуральный. Пошёл на мяу. Мяу всё ближе, ближе. Ага, — палатка. Она совсем здесь рядом. Аллочка, прими к сведению: двое ребят — первый класс! Твой вид никуда не годится. Давай рюкзак, приободрись.
Мы подходим к палатке. Нас встречает молодая женщина с маленьким серым котёнком на плече.
— Таня, — произносит она просто, протягивает руку.
Знакомимся. Уселись на кошме, разговариваем.
— Сейчас напою вас чаем, зелёным. У нас есть даже сушки, — говорит Таня. — Мальчики принесут винограду. У нас его здесь сколько угодно — и белого, и чёрного. Остатки парфянской культуры. Виноград одичал… Здесь совсем рядом парфянское кладбище. Могу вас отвести, показать.
Но Володя не хочет на кладбище. Впереди работа, время бежит, и пробы ещё не отобраны.
Появляются ребята с вёдрами винограда — Овез-дурды и Шир. Они студенты Ашхабадского университета, географы. А Таня — аспирант, ленинградка.
Вот так и проводят они лето втроём, перемещаясь со своей палаткой, с котёнком, с места на место. Таня собирает гербарий, лазает по склонам гор к вершинам Сюнт и Хосардак, отмечает различные фазы у растений.
«Как странно, — думаю я. — Как будто бы всё это уже было когда-то и мне знакомо. Ребята, ущелье, чай у костра… Так это же опять стихи Луговского, его герои…
Бойцы субтропиков. Рюкзак походный,
Кило пшена, заплатанные брюки
И длинный путь по огненным хребтам,
По зарослям, почти непроходимым…
Овез расставляет пиалы. Шир заварил чай.
— Дайте сушки, сахар, хлеб, — командует Таня, — виноград.
— У вас здесь дисциплина. Матриархат.
— Мальчики очень хорошие. Почти не понимают по-русски. Я воспитала их, и теперь они во всём меня слушаются, помогают. Всё научились делать. А вначале ничего не умели и ужасно стеснялись. В Кара-Кале они не хотели брать моего котёнка. Ольга Фоминична мне сказала: «Ты, Таня, с ними построже, и всё будет в полном порядке». Я так и делаю. Шир тогда выдержал все насмешки и гордо держал котёнка в руках, когда мы уезжали. Он у нас прелесть, Шир. Охотник. Приносит нам кегликов и сам жарит. И тебя угощает, да? — обратилась она к котёнку. — А костёр разжигает с одной спички, просто чудо. Жаль, что вы уезжаете… Я так соскучилась по русской речи. Ужасно захотелось домой, к своему сынуле.
Оказалось, у Тани семилетний сын. Она побоялась взять его с собой, а теперь жалеет. Почти полгода здесь, истосковалась. В этом году должна закончить работу над диссертацией.
— Я занимаюсь злаковыми и бобовыми — эфемерами. В Туркмении они являются единственным пастбищным кормом. Я собрала уже около восьмидесяти видов. Это всё Ольга Фоминична, она продумала всю мою диссертацию. Удивительная женщина. Она расскажет вам про эфемеры. В Кара-Кале вы обязательно должиы заехать в ВИР. Она чудо!
Виктор озабочен, куда набирать виноград.
— Нажали бы вина… А тары нет.
Володя не разрешает опорожнить вьючные ящики и рисковать бутылками из-за винограда. Виктор не на шутку расстроен. От соблазна надо скорее уезжать.
На прощанье Таня дарит нам целую пачку дикобразьих игл.
— Это он оставил свои визитные карточки. Дикобраз сбрасывает их, когда боится или сердится, — объясняет Таня. — Всю ночь не давал мне уснуть. Я думала, тигр, и тряслась от страха, так он фырчал, скрёб лапами… А против тигра у нас нет защиты. Ружьё только для кегликов.
— А ваши телохранители?
— Мальчики — моё спасенье. С ними не страшно. Но они так крепко спали…
Молчаливые ребята улыбаются. Очевидно, Таню они понимают.
Таня всё махала и махала рукой вслед уходящей машине, пока совсем не скрылась в выцветшем своём халатике, светловолосая, милая.
Опять прогон. Опять остановка. Вылезли из машины. Володя забирает «Тулку».
А вдруг и нам попадутся кеглики.
Довольно быстро находим ручеёк, оправленный в бетонное ложе. Володя поднялся вверх по склону, зовёт нас. Источник найден.
— Сюда!
Нестерпимая жара. Отбираем пробы.
— Алла, измерь температуру воздуха. Наверное, не меньше сорока, — говорит взмокший Володя.
