Хаймито Додерер - Слуньские водопады
В комнате преобладал зеленый цвет. Слева за окном виднелась верхушка правда, не вся - большого дерева. Через неделю это была уже как бы собственная их комната. Так сильно она изменилась. Они это ощущали, но об этом не говорили. Воспоминание о том, как Харриэт стояла на лугу (еще раньше она стояла около пруда в венском Пратере), причиняло боль Клейтону. Теперь он знал, что женился на ней, с самого начала предчувствуя, что так будет. Случалось, небо бывало затянуто облаками, свет, точно серая пыль, лежал в уголках окна. Большая комната была тогда вся заполнена слабым светом. В ней стоял письменный стол. Харриэт вечно писала письма. Все у нее было для этого приспособлено, включая надежно закрывавшуюся дорожную чернильницу. Закрытая она имела форму жокейского кепи и была расчерчена соответствующими полосками. Клейтон был не в силах писать письма, Харриэт же могла писать даже поздно вечером после ужина. Мужу ее иногда казалось, что она устроила здесь самую настоящую канцелярию. Писала она быстро. За час четыре, а то и пять писем. В Англию, в Канаду и еще по разным адресам. Почерк у нее был крупный и прямой, перо явственно скрипело, двигаясь по сиреневой бумаге. Клейтон лежал на огромном гнутом диване. Они однажды написали открытку и Милоничу в Вену.
Лишь через десять дней супруги двинулись дальше. Хозяин-словенец жалел, что уезжают гости, которых он всячески обхаживал, так что комфортом, пусть несколько старомодным, они здесь наслаждались больше, чем в каком-нибудь роскошном отеле. После поездки, не слишком долгой, они очутились в совершенно другой долине, образовавшейся вследствие несколько втиснутой в узкое русло реки. Когда после тряской дороги от Цетине до реки Кораны супруги впервые пошли вдоль ее берега, им уяснилось, что неумолчный и все нарастающий грохот, наполнявший воздух, не мог исходить от суженного ложа реки рядом с ними.
Слева, за излучиной, река разливалась шире. Но устье ее оказалось перегороженным белой вертикальной стеною невероятной высоты, грохотавшей теперь уже вблизи от них.
На мгновение у Клейтона перехватило дыхание, вернее, ему стало вдруг нечем дышать. Вряд ли ему тогда или позднее довелось простейшим образом объяснить себе всю мощь впечатления, которое он сейчас испытывал, а именно что огромные массы воды, которые он доселе видел лишь горизонтальными например, во время морских путешествий, - вдруг вздыбятся и стеной встанут перед ним (во всяком случае, в первые мгновения эта стена показалась ему не только вертикальной, но и монолитной).
Харриэт молчала. Значит, и ей был ведом страх.
Наверху у бело-пенного края - нижняя часть водопада была вся в дымке вдруг стали заметны какие-то непонятные детали: крыши, мостики, решетки или что-то в этом роде, из старого побуревшего дерева. Эти штуки там, наверху, были самым устрашающим в водопаде, но никто не сумел бы сказать, почему, собственно.
Они пошли дальше. Сейчас грохотало слева, потом за их спиной, но водопад был уже невидим.
Водопады Слуни - почти что посреди местечка Слунь достопримечательность, вернее, венец здешних краев. Нынче они уже не те, говорят даже, что несколько лет как они почти вовсе исчезли. Но в 1877 году развалюхи еще торчали из пенистых вод по всему верхнему краю водопада, видны были и дорожки, связывавшие их с крохотными участками, хижинами и мостиками, не внушавшими особого доверия. Все эти строения над водопадом были мельницами, принадлежавшими разным хозяевам.
Роберт и Харриэт перешли через глубоко зарывшееся в землю русло Кораны, потом уж заприметили мостик и словно бы очутились совсем в другой местности. Слуньчица текла издалека по своего рода каменистой равнине; и только здесь они увидели настоящие воды, широко разлившиеся, бурлящие, беспокойные, сколько глаз хватал. У самой воды и подальше первые строения рынка в Слуни. Ряд мельниц, венчающих водопад, Харриэт и Роберт теперь видели с другой стороны на расстоянии шагов эдак двухсот; дальше взор их упирался в пустое пространство. Они, видимо, только сейчас поняли, что, собственно, представляют собой хижины у кромки водопада. Под острым углом оттуда шла другая улица, чуть ли не к самой воде. Там стояли телеги, груженные мешками; какие-то мужчины снимали эти мешки и через мостик несли их вдоль водопада. Одни шли по пенной воде недалеко, до третьей или четвертой хижины. Другие были еле видны на дальних тропинках.
Трудно сказать, что из увиденного так глубоко, в данный момент почти уничтожающе подействовало на Роберта и Харриэт. Водопад не такое уж редкое явление. Мельницы по его краю, конечно, курьез, но молодые супруги не сумели воспринять их как таковой, а значит, не сумели и защититься от неприятного впечатления. Уже идя домой, они оглянулись на водопады и снова увидели строения над ними теперь уже совсем маленькими.
Как обычно, от всего этого вместе их потянуло друг к другу, и до экипажа, их поджидавшего, они шли рука об руку вдоль реки и были счастливы за ужином в гостинице и счастливы у себя в спальне.
По возвращении с юга они узнали немаловажные новости. Сообщил их молодой чете очень старый Клейтон - хотя в то время ему было всего шестьдесят два года. Он еще жил тогда, отец Роберта; и жил даже весьма энергично.
Разговор, из которого они узнали эти новости, состоялся на следующий день после их приезда в Бриндли-Холл - действительно в холле. После обеда они решили посидеть у обязательного и веселящего душу камина. Папаша Клейтон неожиданно сообщил, что недавно побывал в Вене, где вел предварительные переговоры. Строительство завода сельскохозяйственных машин для пего уже дело решенное. Колоссальные возможности сбыта в некоторых слабо развитых областях юго-востока несомненны. Импорт из Англии, причем проблемы транспорта и пошлин тут отнюдь не первенствуют, по рентабельности никогда не сравнится с производством всего оборудования и необходимых для приведения его в действие локомобилей на месте, то есть в самой Австрии. Под конец совсем старый Клейтон объявил, что уже приобрел земельные участки и намерен незамедлительно приступить к переоборудованию наличествующих агрегатов и постройке новых. На первом месте сейчас для него технология: типы машин должны быть точнейшим образом приспособлены к спросу, главное, к спросу в альпийских странах. И наконец, сын должен изучить немецкий, по мере возможности еще и хорватский или какие-нибудь другие языки этого района и поселиться с Харриэт в Вене. Технология прежде всего. Он захватил с собой всю необходимую информацию, так, чтобы сразу можно было приступить к развитию производства. В Вене надо тотчас открыть контору, которая будет руководить всеми делами. К сожалению, пока что не удалось найти подходящего человека для управления канцелярией. С объявлениями и посредническими бюро он дела иметь не желает.
- Надо написать Милоничу, - сказала мужу Харриэт.
Сын объяснил отцу, кто такой Милонич.
- Очень хорошо, - отвечал старик.
На основании сказанного легко представить себе, что в ближайшее время многое изменилось, а по истечении полутора лет изменилось и того больше. Завод "Клейтон и Пауэрс" в Вене уже стоял, более того, работал на полную мощность. Старик Клейтон не ошибся. В конторе хозяйничал господин Хвостик. Деловитый Милонич - разумеется, щедро вознагражденный за свои старания раздобыл еще нескольких полезных людей. Боб Клейтон сносно говорил по-немецки и брал уроки хорватского у того же неутомимого Милонича. Харриэт меж тем ровно через девять месяцев после их приезда в Слунь родила сына, которого они назвали Дональдом.
Когда подошло время расставаться с Англией - об этом расставании всерьез никто почему-то не думал, - оказалось, что это дело нешуточное, и в какой-то день оно стало подступать к сердцу, к сердцу Харриэт тоже. Ее тогдашнее положение все еще позволяло ей ездить верхом, итак, Роберт и она, Харриэт, на своем жеребце рыжей масти, много раз побывали там, где гряда холмов становилась шире, и конь ее скакал по тому же лугу, как и в первый день, когда она увидела Роберта Клейтона.
Погода стояла не слишком ясная, воздух был теплый, затянутый молочным туманом, так что колокольня на другой стороне реки казалась всего лишь тонкой черточкой.
Дональд Клейтон появился на свет в Вене 10 мая 1878 года, но, едва он достиг школьного возраста, его отвезли в Англию, где он и воспитывался. Довольно жестоко по отношению к Харриэт, но старику Клейтону эта жестокость далась без труда. Посещая начальную школу, мальчик жил у деда. Закончив ее, он поступил в public school (реальное училище). Однако высшее техническое заведение он закончил в Вене - немецкий он знал с детства, за это время изучил еще и другие языки и весной 1902 года, следовательно, двадцати четырех лет от роду получил диплом инженера-машиностроителя.
С этого дня Дональд работал на их венском заводе, хорошо ему знакомом по производственной практике во время каникул.
