Уильям Голдинг - Повелитель мух (сборник)
Стенли отнял локоть от скалы и поднял вопрошающий палец.
– Что тебе?
– Но разве мы… разве…
Он съежился и потупился.
– Нет!
Дикари затихли, каждый боролся с собственной памятью.
– Нет! Как мы могли… убить… его?
Успокоенные, но и устрашенные возможностью новых ужасов, дикари загудели опять.
– Итак, от горы подальше, – строго произнес Вождь, – и оставлять ему голову, когда свинью убиваешь.
Стенли опять вздернул палец:
– Я думаю, зверь принимает личины.
– Возможно, – сказал Вождь. Тут открывался уже путь к богословским прениям. – В общем, с ним надо поосторожней. Мало ли что он еще выкинет.
Племя призадумалось и содрогнулось, как от порыва ветра. Довольный произведенным эффектом, Вождь рывком встал.
– Но завтра – охотиться, и, когда у нас будет мясо, закатим пир.
Билл поднял руку:
– Вождь!
– Да?
– Чем мы огонь для костра добудем?
Краску, хлынувшую Вождю в лицо, скрыла белая и красная глина. Снова племя выплеснуло гул голосов в растерянную тишину. И тогда Вождь поднял руку:
– Огонь мы возьмем у тех. Слушайте все. Завтра мы идем на охоту. У нас будет мясо. А сегодня я и двое охотников… Кто со мной?
Руки подняли Морис и Роджер.
– Морис…
– Слушаю, Вождь?
– Где у них костер?
– На старом месте, у скалы.
Вождь кивнул.
– Остальным – ложиться спать, как только сядет солнце. А нам втроем, Морису, мне и Роджеру, придется поработать. Выходим перед самым закатом…
Морис поднял руку:
– А вдруг мы встретим…
Взмахом руки Вождь отмел это возраженье:
– Мы пойдем вдоль берега по песку. Так что если он явится, мы опять… опять станцуем наш танец.
– Это втроем-то?
Снова поднялся и замер гул.
Хрюша отдал очки Ральфу, и теперь он ждал, когда ему вернут зрение. Дрова были сырые; они уже в третий раз пытались их зажечь. Ральф встал и буркнул себе под нос:
– Нельзя вторую ночь без костра.
Он виновато оглянулся на троих стоящих рядом мальчиков. Впервые он признал двойную роль костра. Конечно, первая его роль – слать вверх призывный столбик дыма; но он еще и очаг и согревает ночью. Эрик дул на дерево, пока оно не занялось и не загорелось. Поднялся бело-желтый вал дыма. Хрюша снова надел очки и, довольный, смотрел на костер.
– Хорошо бы радио сделать!
– Или самолет бы…
– …или лодку.
Ральф поворошил в памяти блекнувшие представленья о мире.
– Мы бы в плен к красным могли попасть.
Эрик откинул волосы со лба.
– Лучше бы уж они, чем…
Переходить на личности он не стал, и Сэм кончил за него фразу, кивнув вдоль берега. Ральф вспомнил нелепо мотающееся под парашютом тело.
– Он же что-то насчет мертвеца говорил… – И страшно покраснел, выдав, что присутствовал на том танце. Он весь подался к костру: – Нет-нет! Только не гасни!
– Совсем стал жидкий.
– Еще дерево нужно, хоть и сырое.
– У меня астма…
И – неизбежный ответ:
– Слыхали про твою какасыму.
– Если я бревна опять стану таскать, меня астма схватит. Я сам не рад, Ральф, но тут куда же денешься?
Втроем пошли в лес, принесли охапки гнилых сучьев. Снова поднялся густой желтый дым.
– Давайте поедим чего-нибудь.
Все вместе пошли к фруктовым деревьям, захватив с собой копья, и торопливо, молча, долго набивали животы. Солнце уже садилось, когда они вышли из лесу, и только угли дотлевали в золе, и дыма не было.
– Я больше не могу ветки таскать, – сказал Эрик. – Я устал.
Ральф откашлялся.
– Наверху костер у нас все время горел.
– Так тот маленький был. А здесь большой нужно.
Ральф подкинул в костер щепочку и проводил взглядом качнувшуюся в сумерках струю.
– Надо, чтоб он горел.
Эрик растянулся плашмя.
– Нет, я совсем устал. Да и какой смысл?
– Эрик! – выкрикнул Ральф. – Ты не смей так говорить!
Сэм встал на колени с Эриком рядом:
– Точно. Ну какой, какой смысл?
Ральф негодуя старался вспомнить. С костром было связано что-то хорошее. Что-то потрясающе важное…
– Ральф вам уже сто раз говорил, – проворчал Хрюша. – Как же вы еще хочете, чтоб нас спасли?
– Именно! Если у нас не будет дыма…
И он сел перед ними на корточки в загустевших сумерках.
– Неужели вы не понимаете? Что толку мечтать о лодках, о радио?
Он вытянул руку, сжал кулак.
– У нас только один способ отсюда выбраться. Кто-то там пусть играет в охоту, пусть добывает мясо…
Он переводил взгляд с одного лица на другое. Но в минуту наивысшего подъема и убежденности вдруг этот занавес заколыхался у него в голове, и сразу он совершенно сбился. Он стоял на коленях, сжимал кулак, важно переводил взгляд с одного лица на другое… Наконец занавес снова взвился.
– Ах, ну да. А наше, значит, дело – дым. И чтоб побольше дыма…
– Но не получается же у нас! Смотри!
Костер догорал.
– По двое – следить за костром, – бормотал про себя Ральф. – Это выходит по двенадцати часов в сутки…
– Ральф, мы больше не можем таскать дрова…
– Темно же…
– Ночь же…
– Мы можем его зажигать каждое утро, – сказал Хрюша. – В темноте дым никто никогда не увидит.
Сэм убежденно затряс головой.
– Другое дело, когда костер был…
– Наверху.
Ральф встал, чувствуя странную беззащитность перед давящей тьмой.
– Ладно. Пусть ночью не горит.
Он пошел к первому шалашу, который еще стоял, хоть и шатался. Груды листьев лежали тут, сухие и шумные на ощупь. В соседнем шалаше малыш говорил со сна. Четверо старших залезли в шалаш и зарылись в листья. Близнецы легли рядышком, Ральф с Хрюшей – в другом углу. Листья долго шуршали, скрипели, пока они устраивались на ночлег.
– Хрюш.
– У-у?
– Ты как – ничего?
– Да ничего вроде.
Наконец – только изредка шорох и хруст – в шалаше стало тихо. За низким входом висела утыканная звездами чернота, и с полым гулом набегали на риф волны. Ральф, как всегда по ночам, стал играть в «вот если бы»…
Вот если бы их отправили домой на реактивном, они бы уже к утру были на том большом аэродроме в Уилтшире. Потом поехали бы на машине. Нет, для полного счастья лучше на поезде. И прямо бы до Девона. И опять бы в тот дом. И дикие пони опять подходили б к забору и заглядывали бы в сад…
Ральф беспокойно завертелся под листьями. В Дартмуре вообще дико, вот и дикие пони. Дикость его больше не привлекала.
Мечты повернулись к обузданной прирученности города, где нет места дикарству. Что может быть безопаснее автобусной станции, там колеса, там фонари… Уже Ральф танцевал вокруг фонаря, и автобус полз от стоянки – странный автобус…
– Ральф! Ральф!
– А? Что?
– Ты не надо так шуметь.
– Извини.
Тьму в дальнем углу прорезал ужасный стон, и их затрясло под листьями. Сэм и Эрик дрались, вцепившись друг в дружку.
– Сэм! Сэм!
– Эй! Эрик!
И снова все успокоилось.
Хрюша тихонько сказал:
– Нам пора мотать отсюдова.
– Ты про что это?
– Чтоб нас спасли.
Впервые за день и несмотря на давящую тьму, Ральф прыснул.
– Нет, правда, – шептал Хрюша. – Если нас скоро не спасут, то все – мы свихнемся.
– …и будем немного того.
– …психи ненормальные!
– …шизики!
Ральф сдунул с лица взмокшую прядку.
– А ты тете своей напиши.
Хрюша всерьез призадумался:
– Я не знаю, где она теперь. И у меня конверта нету. И марки. И здесь почтового ящика нету. И почтальона.
Ральф не ожидал от своей шутки такого успеха. Он давился смехом, он весь дергался, трясся.
Хрюша с достоинством укорял:
– Я ничего не сказал такого ужасно смешного.
Ральф хихикал, ему уже стало невмоготу. Он мучился и, сокрушенно задыхаясь, лежал и ждал, когда на него опять нападет смех. Во время одной из таких пауз его подстерег сон.
– Ральф! Опять ты шумишь. Ты лучше тихо, а, Ральф, а то…
Ральф приподнялся и сел. Он был благодарен прервавшему его сон Хрюше, потому что автобус приблизился и стал уже виден ясней.
– Что – а то?
– Тш-ш. Слушай.
Ральф улегся, осторожно, под долгие вздохи листвы. Эрик простонал что-то и успокоился. Тьма, кроме глупой полоски звезд, была плотная, как войлок.
– Я ничего не слышу.
– Там снаружи шевелится что-то.
Ральфу сжало виски. Шум крови в ушах утопил все звуки, потом затих.
– Нет, ничего не слышу.
– А ты слушай. Ты подольше послушай.
Ясно, отчетливо и в двух шагах от шалаша хрустнул сучок. Снова кровь загремела в ушах у Ральфа, в мозгу замелькали смутные, смешанные образы. Их совокупность осаждала шалаш. Хрюшина голова ткнулась ему в плечо, рука стиснула его руку.
– Ральф! Ральф!
– Тихо ты. Слушай.
Ральф взмолился в отчаянье, чтобы зверь предпочел малышей. Страшный шепот шипел у входа:
– Хрюша… Хрюша…
