Болеслав Прус - Форпост
- Чего-то болтают у нас, будто вы совсем перекрестились в немцы... Оно, конечно, - прибавила она, помолчав, - господь бог везде один, а все-таки, что там ни говори, поганый народ эти швабы!..
Чтобы прекратить сплетни, Слимак, по совету жены, заказал в воскресенье обедню и в тот же день вместе с ней и Ендреком исповедался у викария. Но и это не помогло. Тотчас же Гжиб у костела, а вечером Иосель в корчме растолковали мужикам, что не стал бы Слимак молиться с таким усердием, кабы не было у него столько грехов.
- Видать, натворил он дел, раз уж с бабой ходил к исповеди!.. гуторили мужики, потягивая пиво.
В конце мая Овчаж сообщил Слимаку, что уже несколько дней подряд, еще до зари, немцы посылают куда-то пустые подводы. Угоняют они подводы на целый день, а возвращаются поздно вечером. Затем Овчаж подсмотрел, как Вильгельм Хаммер вывозит из дому мешки муки, крупы и свиные туши. Едет он вроде в ту деревню, где костел, но потом сворачивает в овраг, а уж куда дальше - не разглядеть.
Известия эти снова заставили Слимака раньше подниматься и следить с холма за происходящим в окрестностях. Он убедился, что действительно еще затемно из всех немецких колоний выезжают подводы, а куда - этого он не мог сообразить.
Зато однажды, глядя в поле, он заметил на горизонте немного правее костела какую-то желтую точку. К вечеру эта точка увеличилась и на другой день уже казалась черточкой; постепенно она росла и, наконец, превратилась в желтую полосу, подвигающуюся к Бялке. Одновременно он узнал от Ендрека, что подводы немцев возвращаются испачканными песком и глиной.
- А ты не спросил, куда они ездят? - поинтересовался Слимак.
- Спросить-то спросил, но меня живо прогнал Фриц Хаммер, тот бородатый, - ответил мальчик.
Слимак вдруг догадался.
- Эге! - вскрикнул он. - Теперь-то я знаю, где они пропадают! Верно, начали строить железную дорогу... Так оно и есть, тут думать нечего!..
- Чудно, отчего это к нам не пришел ни один дорожник чего-нибудь купить, - вмешалась Слимакова.
- Они еще далеко. Да я сам к ним съезжу, - ответил Слимак.
- Ох, и прохвосты эти швабы! - прибавил он, подумав. - Гляди, как таятся, чтобы другим не достались барыши...
- Да поезжай ты скорей! - закричала хозяйка. - Теперь только и можно заработать как следует...
Мужик обещал поехать завтра с утра. Но он проспал, потом как-то замешкался, а напоследок сказал, что ехать уже поздно. Только на другой день жена насилу прогнала его из дому.
По дороге мужик завернул в ту деревню, где был костел. Там все уже знали, что в миле или полутора от них с прошлой недели копают рвы и свозят песок для насыпи под железнодорожное полотно.
Было тут даже несколько человек, которые ходили наниматься на земляные работы, но приняли только одного, да и тот через три дня вернулся, надорвавшись.
- Собачья работа, нашим мужикам не под силу, - говорили Слимаку в деревне. - Хотя, если у кого есть лошади, стоит поехать: с подводой там зарабатывают рубля по четыре в день.
"Четыре рубля? - думал Слимак, подгоняя лошадей. - Об этаких заработках в имении и не слыхивали!.."
С час он кружил окольными дорогами, пока не выехал наконец к месту работ. Уже издали он увидел огромные, как холмы, кучи глины, на которых копошилось не меньше сотни людей. Народ был все пришлый, рослые, бородатые мужики в цветных рубахах, силачи как на подбор. Одни копали глину, другие вывозили ее в огромных тачках, которые не всякая лошадь сдвинула бы с места.
Слимак покачал головой.
- Ого! - бормотал он. - Нет, нашему брату этого наверняка не одолеть.
Он с изумлением смотрел на горы и пропасти, в такой короткий срок вырытые руками людей.
Подъехав ближе, он обратился было к одному из тачечников, но тот ему даже не ответил, поглощенный своей тяжелой работой. К счастью, его заметил какой-то еврей в коротком сюртучке, стоявший в кучке людей, не принимавших участия в работе.
- Чего тебе, хозяин? - осведомился он.
- Да я приехал спросить... - оторопело забормотал мужик, теребя шапку в руках, - приехал спросить, не потребуется ли панам крупы или сала?..
- Дорогой мой, у нас есть свои поставщики. Хороши бы мы были, если бы нам пришлось покупать у мужиков каждую мерку крупы!
"Важные, видать, господа! - подумал оробевший Слимак. - У мужиков не хотят покупать: верно, всё берут у шляхты".
Еврей уже повернулся, собираясь уйти. Вдруг Слимак, поклонившись ему в ноги, снова спросил:
- Скажите, пан, будьте столь милостивы, не найду я у вас работенки с подводой?
Тому понравилось смирение мужика.
- Поезжай, голубчик, - сказал он, - в ту сторону, где возят песок и гравий; там тебя, может быть, возьмут.
Мужик поклонился еще ниже, сел на подводу и, проехав часть пути оврагами, снова добрался до железнодорожного полотна, где насыпали огромный песчаный вал. Тут он увидел десятки подвод и среди них телеги немецких колонистов.
Они тоже его заметили, и перед ним тотчас же очутился Фриц Хаммер. Он был, по всей видимости, надсмотрщиком.
- Ты откуда взялся? - сердито спросил он Слимака.
- Хочу и я тут наняться на работу.
Немец нахмурил брови.
- Ничего ты здесь не заработаешь, - сказал он.
Но видя, что Слимак оглядывается по сторонам и ждет, он подошел к писарю и с минуту о чем-то с ним говорил.
Писарь поспешил к мужику, уже на ходу крича ему:
- Не надо нам подвод! Не надо... И этих много... Нечего тут дожидаться, только другим дорогу загораживаешь. Сворачивай в сторону!..
Приказание было отдано самым резким тоном, и смешавшийся мужик совсем растерялся.
Он повернул лошадей с такой быстротой, что едва не опрокинул подводу, и еще быстрее уехал. Ему казалось, что он оскорбил какую-то высшую власть, которая вырубила здесь лес, выгнала помещика, напустила на деревню колонистов, а теперь даже землю выворачивает наизнанку, вырывая пропасти там, где были горы, и воздвигая новые горы на равнине.
Слимак ехал домой, нахлестывая лошадей; в голове у него проносились тревожные мысли: ему казалось, что вот-вот кто-то схватит его за шиворот и бросит в тюрьму с криком: "Ты как посмел, хам этакий, просить работу, за которую взялись немцы!.."
Не меньше часу проблуждал он по оврагам, пока не выбрался наконец в открытое поле. Он обернулся и увидел вдалеке желтые холмы нарытой глины, поглядел вперед - и узнал костел соседней деревни. Это отрезвило его.
"Ведь ходили же мужики из этой деревни наниматься, и никто на них не сердился", - подумал Слимак.
Затем ему пришло на ум, что песок и гравий возили не только немецкие, но и мужицкие подводы. Стало быть, мужикам тоже можно работать на железной дороге, не только швабам. А если так, то почему же его прогнали, да еще так скоро, что и осмотреться не дали?
Тут ему вспомнился Фриц Хаммер, его сдвинутые брови, его сговор с писарем, и он сообразил, что происходит. Вначале он не хотел этому верить, но вскоре нашел новые основания для подозрений. Почему колонисты тайком уезжали из дому? Ясное дело, чтобы Слимак не подглядел. А почему Фриц Хаммер прогнал Ендрека, когда тот спросил батраков, куда они ездят? Опять-таки, чтобы Слимак не узнал о выгодной работе.
- Ах вы собачьи сыны! - ругнулся мужик, впервые почувствовав отвращение к немцам. Его не удивляло, что они с такой жадностью бросаются на заработки, но возмутило до глубины души, что они хотят скрыть работу на железной дороге, хоть она у всех на виду.
- Хитрые, Иуды! Еще почище евреев!.. - твердил мужик, и сердце его кипело от гнева.
Вернувшись домой, Слимак коротко сказал жене, что работы не получил. Потом решил сходить в колонию к Хаммеру.
Подходя к новенькой ферме, Слимак заметил нескольких немок, копавших грядки в огороде, а возле плетня группу мужчин. Это были старик Хаммер, два незнакомых колониста и веснушчатый еврей, уполномоченный Гиршгольда. По их жестам и пылающим лицам Слимак догадался, что разговор у них очень горячий, а может, даже не разговор, а ссора.
Хаммер тоже узнал мужика, но, видимо, хотел избежать этой встречи. Он повернулся спиной к дороге, пошел со своими спутниками во двор и скрылся в риге.
- Гляди, какой умный! - проворчал Слимак. - Знает, зачем я пришел... Так я же тебя все равно поймаю и все выложу прямо в глаза!
Однако с каждым шагом решимость его ослабевала и, наконец, совсем исчезла.
"У него и вся повадка барская, - думал мужик о Хаммере. - А я что? Бедняк. Скажи ему слово против, он еще, пожалуй, ударит, а я куда сунусь жаловаться?"
- Придется идти домой, - прошептал он.
Однако страх потерять заработок не позволял ему вернуться ни с чем. Он колебался. Ступит несколько шагов, потом обопрется на забор, словно смотрит, как немки копают гряды. Таким образом он понемножку добрался до дома Хаммера, но войти во двор у него не хватило смелости.
В доме колониста было открыто одно окно, и оттуда доносился гул, напоминавший жужжание пчел в улье. Мужик подвинулся ближе и увидел большую комнату, а в ней целую ораву детишек, сидевших на лавках. Один что-то громко рассказывал, остальные бормотали вполголоса. Посредине комнаты расхаживал больной учитель с линейкой в руке, время от времени покрикивая:
