Валентина Немова - Изъято при обыске
— Правда, устно!
— И то дай сюда! — "окучивали" дружно плутовки-дочки чудаковатого отца, и мать, хотя уже не так открыто, им подсобляла.
Не могла никак нарадоваться Наталья, что в сборе все ее семейство, все дочери "около мамы" и старшие две, Галина и Юлька, вечно недовольные друг другом, не ссорятся промеж себя, а заодно хохочут.
Но рано радовалась мать ладу-складу в доме. Зря потратилась на дорогое угощение. Не успели окончить завтрак и встать из-за стола — начался скандал. Вся в золоте, в панбархате Галина у рваного отца потребовала вдруг денег… себе на обновку. А Юлька — ее вразумлять, срамить. Отец молчал. После всего того, что он только что делал и говорил, отстаивая свое право быть сверхдобрым, не мог он " дать задний ход" и отказать Галине. Мать это хорошо понимала, кроме тог, беспокоилась, как бы ему не стало плохо "через" больное сердце, а потому недолго думая, сунула в загребущие руки старшей дочери пухлый кошелек с тем, что осталось от получки отца, а Юльке пообещала "дать клочку", если она, выскочка, будет лезть не в свое дело.
И вот уже идет отец впотьмах, в прихожей, с протянутой рукою, запинаясь, как слепец, и Галина при нем поводырем, направились к соседям деньги занимать, недостающие четыре сотни гостье долгожданной на костюмчик "оригинальный", в котором она "как из журнала мод картинка". А Юлька, не подчинившись приказу матери, кричит отцу вдогонку:
— Папка! Остановись! Вспомни, зачем она приехала! Об экзаменах ей нужно думать, не о тряпках!
Но поздно, поздно сама Юлька спохватилась, заговорила о главном, никто ее уже не стал слушать…
Оставшись в квартире вдвоем со средней дочерью (когда младшая, Лидия, улизнула под шумок, собрав со стола абрикосовые косточки, никто не заметил), осознала Наталья свою оплошность, приуныла. Захотелось ей помириться с Юлькой, ни за что ни про что обиженной. Повинная речь для этой надобности была у матери давно припасена:
— Мол, Юленька. не гневайся, уж так выходит. На одного рассердишься — другой виноват. Не суди так строго отзывчивое сердце мамы. Всех родных ему жалко. Вот как пять пальцев на руке: режь любой — все больно".
Но теперь Юлька, в свою очередь, не пожелала выслушать отговорки матери. Заперлась в девичьей комнате, не отозвалась на стук в дверь.
Прошло две недели от получки отца до другой, и опять Галина потребовала жертвы от него. Дело было, как всегда, на кухне, служившей родителям еще и спальней. Сидели они рядышком на кровати. Мать свою шаль "ковыряла", отец "творил" себе поддевку под плащ на зиму — к изнанке бумажного свитера пришивал клочки от старого тулупа. И Юлька была тут же, как на посту, сестру подкарауливала. Известно было Юльке, чем занимается в эти дни Галина. Не учебники перелистывает в библиотеке, как утверждает. а месит грязь осеннюю на тротуарах, протаптывая тропки от одного промтоварного магазина к другому. Как нарочно, последняя экзаменационная сессия совпала по времени с ноябрьскими праздниками, и опять потребовалась обновка. Когда это модница ходила на вечеринки в том одеянии, которое на ней уже прежде видели?!
Родителям о своих догадках ничего Юлька не говорила. Знала: не поверят они ей. Поклеп, скажут, возводишь по злобе на нелюбимую сестру, напраслину. И будет эта ее новая размолвка с отцом и матерью лишь на пользу Галине. Ждала Юлия, когда обманщица разоблачит сама себя. И дождалась…
Вбегает вдруг Галина в кухню, подлетает к окошку:
— Обратите внимание, — говорит, — всюду флаги, транспаранты. Даже каменные дома к празднику наряжаются. А я не каменная, живая! Молодая и красивая!
Вскочила Юлька с места, будто выхватили табурет из-под нее, но промолчала. И мать не сразу откликнулась. Рот ее двумя глубокими скорбными морщинками был словно в скобки взят. Брови страдальчески вздернулись. Наконец она промолвила:
— Что ты, дочка, долги-то наши костюмные еще при нас. Глаза со стыду лопаются, как встренутся те люди добрые, кто выручил в тот раз отца.
— Кто виноват! — как всегда не поддалась отцова любимица на уговоры. — Зачем на всю зиму накупили мяса? Можно было позднее докупить.
Отец нахохлился сердито над своей работой. Главным долгом хозяина считал он досыта кормить семью. Старшая дочь замахнулась на самое для него священное. Это и ей, любимице, даром не пройдет.
— Чо бы понимала, тетка! — изрек отец дежурную свою фразу.
— И не загадывай, и в голова не клади! — услужливо подхватила мать. Деньги клянчить больше не пойдем. — И повернулась подчиненно к мужу: правильно ли растолковала его ответ?
Тарас молча воткнул и вытянул иглу с длинной суровой ниткой, давая понять, что разговор окончен.
Взбешенная отказом, Галина ринулась вон, оставив на полу грязные следы. Наталья отложила вязание.
— Я сама! — Юлька вышла за тряпкой. Подтерла пол в прихожей, притихла перед застекленной дверью.
Родители, оставаясь на прежних местах, занимались каждый своим делом. Будто занозы из тела, выдергивал отец иголку из шитья.
— Когда мы только ее сдышим? — легонько забросила удочку мать.
— А я тебе чо говорил? — возразил ей отец, будто денно и нощно лишь тем и занимался он, что способ изобретал, как бы ему Галину сбагрить… — Замуж ее надо было отсортировать.
Вот на что, оказывается, надеется отец, так долго мучаясь с любимицей, что просватает ее и, не портя отношений с нею, избавиться от необходимости заботиться о ней. Другого способа освободиться от ига эксплуатирующей его дочери он не видел. Подобрать жениха Галине поручено было, значит, матери. Это его распоряжение и претило ей, конечно, больше всего. Испокон веку в таких делах, как "замуж", дети родителей не слушают. Забыл, видно, отец, как сам на бедной сироте женился, как шла она за него всей родне, и той и этой наперекор. И было то давно. Теперь подавно свободные все стали. Галина пуще всех. И жениха себе сама высмотрела. И не какого-нибудь прощелыгу, чтоб "морду бил, да щеголь был", — красавчика; а самостоятельного парня. С четырнадцати годов робит. Сестрам и братьям заменил отца, что с фронта не вернулся, всех выучил, поставил на ноги. Сам уже десять лет совмещает образование с производством. Не нынче — завтра институт "добьет".
Работал Александр Бережной на одной станции с Тарасом, и знали Русановы наизусть всю его "автобиографию"… Не прочь была Наталья пристроить дочь таким образом. Но вот беда: не берет он ее. Толмила мать дочери не раз, чтоб в рамочки завела себя или бы вовсе выкинула из головы сбираться за него. Она же хихикает: "Выскочу замуж за ангела и буду всю жизнь переделывать его в черта".
Вспомнила мать эту бесстыжую Галинину шуточку, вышла из себя да и ляпнула отцу — потатчику в глаза то, что давно у нее с языка просилось:
— Замуж? За кого? Хорошего жениха из палочки не выстругаешь. За плохого не спровадишь. Нет, отец, не венчанием ее лечить надо. Поперек ей надо поставить: больше дорогих платьев не справлять. Неправильный, отец, твой порядок в доме.
К такому крутому повороту был не готов Тарас.
— Чо бы понимала! — отчеканил он заученно. — Дорогих не справлять! На пустяки деньги переводить? Сорить копейку? Как Юлька? Вишь, сколько книжек накупила — вагон! А их в библиотеке дарма дают!
Даже тогда, когда отец серчает на старшую дочь, хает он опять же по привычке среднюю. Маленькая этажерка с книгами — бельмо у него в глазу. Не понимает, что книги по специальности, для будущей работы. Половина — учебники из тех же библиотек. Подарки от друзей. Но объяснять все это, пререкаться с отцом, довольная уже тем, что он отказал любимице своей, Юлька не стала.
Ее этажерку оборонила мать:
— Им без этого нельзя, отец, без книг. Они же ученые. За всякой в библиотеку не набегаешься. Да и не всякая стоит на полке, пылится, читателя дожидается. Пусть когда и купит книжку. Пусть каждый свой облюбованный узор плетет… — мать говорила осторожно, как больного голубят. — Эх, нужда, нуждища, пристегнула и не отпускает. Богаты мы с тобой, отец, одними девками. Всю жизнь пришлось трудиться, да не пришлось опериться. Убегает наша силушка к девкам, как нитка с клубка в шаль. А сколько им еще надо. И Юльке, и Лидке. Они не выдирают, как Галина. Да пора нам самим сдогадаться. Невесты тоже.
— Купим все старшей, потом средней, потом младшей. По очередности.
— Эх, Тарас! Не насытишь ты ее. Глаза-то завидущие…
Отважилась-таки мать (допекла ее Галина), высказалась. Себе на голову. Не успел отец дать ей отпор. Откуда ни возьмись — опять Галина. Шмыгнула в комнату — Юлька за ней. Видит: срывает сестра в шкафу с плечиков жакет и юбку нового костюма, завертывает на ходу в газету. Нетрудно было сообразить, что она затеяла. Частенько она так поступала, когда отец отказывался дать ей денег. А мать, опасаясь, как бы он не расстроился, скрывала от него эти Галинины проделки. Но раньше это были ей надоевшие, поношенные вещи. А теперь — ненадеванный, с иголочки костюм. Она же просто с ума сошла!
