Рубен Абелья - Тень иллюзиониста
— Давай-ка сюда кирпичи! — крикнул управляющий с крыши дома.
Мужчина охотно кивнул головой, улыбнулся и продолжил свой путь, пропадая из вида и снова появляясь на вершинах холмов, насвистывая веселую песенку. Неожиданно небо заполнилось черными тучами. Коровы в панике бросились бежать и покинули пейзаж. Человек с тачкой больше не появился между холмов. Полуденный зной сменился пронизывающим холодом и ураганным ветром. Голиаф прижал к себе Беатрис, чтобы защитить ее и согреть.
Он проснулся на матрасе в грузовике, объятый безотчетным страхом. Его голова кружилась, а к горлу подкатывал новый приступ тошноты. Он не без труда поднялся и вышел на улицу. Борясь с тошнотой, он попытался разгадать причину внезапно наступившего холода. С другого конца улицы он услышал крики и зашагал в их сторону, по пути опираясь на стоящие у тротуара машины, превозмогая головную боль, которая сдавливала ему виски. С каждым шагом запах Беатрис перебивал в его голове все звуки. Дойдя до заброшенного дома, Голиаф толкнул железную дверь и вошел в сад. Несколько соседей закладывали кирпичами дверной проем ангара, изнутри которого послышался предсмертный стон. Беатрис была среди тех, кто наблюдал за происходящим. Голиаф подошел к ней со спины и вдохнул ее запах. Он поднял руку и потянулся к ее плечу. Он был уже готов к ней прикоснуться, когда она сделала шаг вперед и крикнула:
— Я останусь с ним!
Рука Голиафа застыла в воздухе. Он с ужасом понял, что Беатрис имеет в виду совсем не его, а стон, донесшийся из ангара, принадлежит Беато. Правда обрушилась на него, словно чудовищный горный обвал. Он вдруг понял, что многолетний поиск был бессмысленным, что Беатрис предпочитала смерть с Беато жизни с ним, с Голиафом. Полностью уничтоженный, он безмолвно взирал на то, как ее тело постепенно скрывалось за кирпичами, пока на виду не осталось только ее лицо. Тогда он медленно подошел к Беатрис, думая, что кто-нибудь попытается его остановить. Но он беспрепятственно достиг стены и заглянул ей в глаза.
— Твой сын у меня дома, в подъезде напротив повозки. Забери его.
Голиаф отошел от стены, в последний раз взглянул на Беатрис и ушел, рыдая как дитя.
2
Его дальнейшие действия имели мало общего со здравым смыслом и объяснялись скорее инстинктом. Он повиновался порыву, более могущественному, чем голос рассудка, и более поспешному, чем любое умозаключение. Подъезд был открыт. Он поднялся по ступеням, следуя за пятнами крови Беато. Дверь в квартиру тоже была открыта. На полу гостиной, посреди полного беспорядка, сидели двое детей. Он узнал своего сына по светлым волосам и большим голубым глазам. Рядом валялась дорожная сумка. Он рывком открыл молнию: сумка была набита детской одеждой. Он взял ребенка и сумку и отнес их в повозку. Ногой выбил клинья из-под колес. Взялся руками за крюк и перетянул повозку на другую сторону дороги, где прицепил ее к грузовику. Затем он посадил ребенка, завернутого в одеяло, на переднее сиденье, сел за руль, завел мотор и сорвался с места.
За каменным мостом по лобовому стеклу застучали первые капли дождя, и ребенок уснул. Голиаф, не оглядываясь, гнал машину сквозь темноту. Вокруг шуршали белые струи воды. Утром, после бесконечных изгибов дороги, они приехали в порт. Это был причудливый мир подъемных кранов, судов и контейнеров, который источал сильный запах моря. Голиаф нашел корабль, готовившийся отправиться в трансатлантический рейс. Капитан, сухощавый мужчина с лицом, загрубевшим от ветра и морской соли, согласился помочь им с документами и взять их на борт, включая грузовик и повозку, если Голиаф будет мыть полы на судне и развлекать экипаж во время плавания. Голиаф улыбнулся и показал ему пустую ладонь. Затем он сжал руку в кулак, а когда разжал, из нее вылетели два воробья, которые на глазах изумленного морского волка, чирикая, растворились в голубом небе.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Беатрис
1
Был положен последний кирпич, и ангар погрузился во тьму. Шагнув в сторону Беато, Беатрис словно занесла ногу над пропастью. Она протянула руку в темноте, чтобы прикоснуться к его истерзанному телу, но обнаружила только пустоту. Она несколько раз произнесла его имя. Ее голос дерзким эхом отдавался в пространстве, лишенном системы координат. Она сделала еще несколько шагов, остановилась и подождала, надеясь, что Беато придет сам и будет любить ее во мраке. Но Беато не пришел. Пришел только дождь, который начал барабанить по оцинкованной крыше ангара. Вскоре послышался приближающийся вой полицейской сирены. Затем звук сирены внезапно смолк, и из дверного проема на голый пол обрушились кирпичи. Они упали отвесно, поверх лейки с золотым корпусом и пленок и подняли густое облако пыли. В образовавшийся пролом проник свет фонаря, который ослепил Беатрис больше, чем сама темнота.
— Ты подожди здесь. Я добью этого подонка, — произнес мужской голос.
Пучок света скользнул по полу, стенам, потолку и, не найдя того, что искал, сосредоточился на Беатрис.
— Где он?
— Не знаю, — ответила Беатрис едва слышно.
С улицы проникал запах мокрого асфальта. Яростный ливень теперь сопровождался порывистым ветром, который пригоршнями рассыпал капли по крыше. Беатрис направилась к дверному проему, когда человек с фонарем зашел в ангар. Поравнявшись с ним, Беатрис узнала Августина, полицейского, обычно патрулировавшего район. В руке он держал резиновую дубинку, а фонарем освещал угол, где до этого лежал Беато.
— Куда, черт возьми, подевался этот тип! — воскликнул он с досадой.
Его напарник, подросток в полицейской форме, ждал на улице рядом с машиной. Завидев Беатрис, он потянулся рукой к виску, чтобы отдать честь, но женщина даже на него не взглянула. Она бросилась бежать под дождем. Она пересекала сверкающие от дождя улицы и примолкшие площади. Оставила позади парк, в котором царило буйство пробужденных дождем запахов. Она неслась сквозь незнакомый город, где не было ни дорожного движения, ни тротуаров, ни светофоров. Она прибежала на станцию, выбившись из сил. Какой-то поезд нетерпеливо гудел у дальней платформы.
Она пересекла пути по подземному переходу и заскочила в вагон за несколько секунд до того, как двери закрылись. Она зашла в какое-то купе и села у окна. По мере того как поезд набирал скорость, силуэты зданий размывались и на их месте возникал водоворот огней. Когда город остался позади и огни исчезли, поезд двинулся навстречу ночи.
— Куда идет этот поезд? — спросила она женщину, дремавшую напротив.
— В Лиссабон.
Она никогда не была в Лиссабоне и попыталась нарисовать его в своем воображении. Она закрыла глаза и представила прекрасный теплый город, купающийся в солнце и море. Там ей будет хорошо, подумала она, а потом за ней придет Беато.
Леандро
1
Он добрел до дома и там уснул мертвым сном. Его подкосили выпитое спиртное и потрясение от случившегося. Он проснулся только к полудню, и вчерашняя расправа представилась ему просто пьяной выходкой. Отупляющая дымка перед глазами растаяла, и на смену ей пришло похмелье вместе с болезненной ясностью ума. Он сел на край кровати, опершись руками на колени, и уставился взглядом в пол. Перед его глазами одна за другой возникали картины вчерашнего позора, которые заставили его содрогнуться. Он был сам себе противен. Леандро встал с кровати с твердым намерением вызволить Беато и Беатрис из их бессмысленного заточения. На лестничной клетке он столкнулся с Августином. Тот шел к нему рассказать о том, чем закончились события в ангаре. Беато исчез как по волшебству. Жена Паниагуа пустилась в бега, и ни ее муж, ни родители не знают, где она.
— Сегодня улица кишит журналистами. Я не удивлюсь, если они будут тебе надоедать.
— А что с Голиафом?
— Несколько человек видели, как он скрылся с повозкой и старшим сыном Паниагуа. Не знаю, куда катится мир. Ах да! — он протянул Леандро полиэтиленовый пакет, в котором лежали фотоаппарат с разбитым объективом и пленки. — Я нашел это среди кирпичей. Делай с ними что хочешь.
Леандро поблагодарил его и вернулся в квартиру. Несколько секунд он стоял в прихожей, привалившись спиной к двери, обдумывая свои дальнейшие действия. Затем он бросил пакет в мусорное ведро, отключил телефон и снова залез в кровать. Не обращая внимания на звонки в дверь, то бодрствуя, то проваливаясь в сон, не замечая смены дня и ночи, он провел там трое суток. Анализируя свою жизнь, он перебирал неоднородный материал, из которого были слеплены его дни, и отбрасывал в сторону то, что было лишним, что не имело никакого отношения к глубинным порывам его души. По мере того как росла гора отходов, все явственнее проглядывала правда. Когда наконец через три дня Леандро поднялся с постели, он уже знал, чем будет руководствоваться до конца своих дней. Он зашел в ванную и попытался придать себе хоть сколько-то благообразный вид. После душа он встал перед зеркалом и намазал лицо кремом для бритья. Почти инстинктивно он протянул руку и включил маленькое радио на стеклянной полке. Специальный корреспондент объявлял о конце войны. Прежде чем он закончил свой рассказ, Леандро выключил радио и принялся за бритье.
