Джон Голсуорси - Усадьба
Миссис Пендайс побрызгала из флакончика в плетеном футляре на платок мужа.
- У тебя усталые глаза, дорогой, - сказала она, - голова болит?
ГЛАВА VIII
ВОЕННЫЙ СОВЕТ В УОРСТЕД СКАЙНЕСЕ
На следующий вечер, когда ожидался приезд сына и мистера Парамора, сквайр, облокотившись на обеденный стол и подавшись вперед, говорил:
- Что вы на это скажете, Бартер? Я сейчас обращаюсь к вам" как к человеку, знающему жизнь.
Священник, нагнувшись к рюмке с портвейном и пригубив, ответил:
- Эту женщину ничто не может оправдать. Я всегда считал, что у нее дурные наклонности.
Мистер Пендайс продолжал:
- Наша семья не знала скандалов. При мысли об этом меня бросает в дрожь, Бартер.
Священник что-то промычал в, ответ. Он столько лет был знаком со сквайром, что чувствовал к нему какую-то привязанность.
Мистер Пендайс говорил:
- Наш род - от отца к сыну, от отца к сыну - насчитывает сотни лет. Для меня это такой удар, Бартер!
Священник опять издал звук, похожий на мычание.
- Что будут думать соседи? - продолжал сквайр, - и особенно фермеры. Это беспокоит меня больше всего. Многие еще помнят моего дорогого отца, хотя нельзя сказать, чтобы они его очень любили. Нет, это невыносимо.
Наконец священник заговорил:
- Полно, Пендайс, может быть, до этого не дойдет. - Он казался несколько смущенным, а в глубине его светлых глаз притаилось даже нечто вроде раскаяния. - Как отнеслась к этому миссис Пендайс?
Сквайр первый раз за весь вечер поднял глаза на Бартера.
- От женщин разве добьешься толку? Чем ждать от женщины дельного совета, так уж лучше разом! выпить всю эту бутыль, чтобы разыгралась подагра.
Священник допил свою рюмку.
- Я вызвал сюда Джорджа и своего поверенного, - продолжал сквайр. - Они вот-вот будут.
Мистер Бартер отодвинул стул, заложив ногу на ногу, обхватил руками правое колено, а затем, подавшись вперед, устремил взгляд из-под нависших бровей на мистера Пендайса. В этой позе ему лучше всего думалось.
А мистер Пендайс все говорил:
- Сколько труда я вложил в эту усадьбу с тех пор, как она перешла ко мне! Я, как мог, старался следовать традициям отцов; возможно, я не всегда был таким рачительным хозяином, каким бы хотел, но я всегда помнил слова отца: "Я уже стар, Хорри, теперь усадьба на твоих руках".
Он закашлялся.
Минуту оба молчали, только тикали часы. Спаньель Джон неслышно выполз из-под буфета и привалился к хозяйским ногам, глубоко вздохнув от удовольствия. Мистер Пендайс глянул вниз.
- Отяжелел мой Джон, отяжелел.
Тон его голоса давал понять, что он хотел бы, чтобы его приступ откровенности был предан забвению. И священник всей душой одобрил это желание.
- Превосходный портвейн, - сказал он.
Мистер Пендайс опять наполнил рюмку священника.
- Запамятовал, знакомы ли вы с Парамором. Он старше вас. В Хэрроу учился со мной.
Священник долго не отрывался от рюмки.
- Я боюсь быть лишним, - наконец проговорил он, - пожалуй, мне лучше пойти домой.
Сквайр протянул руку, протестуя:
- Нет, нет, Бартер, останьтесь. Вы для нас свой человек. Я решил действовать. Я не могу больше выносить эту неопределенность. Сегодня будет и кузен Марджори - Виджил, ее опекун. Я послал ему телеграмму. Вы знаете Виджила? Он был в Хэрроу одновременно с вами.
Священник покраснел, нижняя губа выпятилась. Он почуял врага, и ничто теперь не заставило бы его покинуть Уорстед Скайнес. И убеждение в том, что он поступил правильно, слегка поколебленное исповедью Хорэса, укрепилось мгновенно, как только уха его коснулось это имя.
- Да, я знаю его.
- Мы сегодня все и обсудим, - сказал мистер Пендайс, - здесь, за этим портвейном. А вот уже и подъехал кто-то. Джон, встань!
Спаньель Джон тяжело поднялся, взглянул презрительно на мистера Бартера и снова лег на ногу хозяина.
- Вставай, Джон! - приказал опять мистер Пендайс.
Спаньель Джон вздохнул.
"Если я встану, ты уйдешь, и снова для меня начнется неопределенность", - казалось, говорил он.
Мистер Пендайс освободил ногу, встал и пошел к двери. Не дойдя, оборотился и вернулся к столу.
- Бартер, - проговорил он, - я не о себе думаю, не о себе... Наш род из поколения в поколение живет на этой земле. Это мой долг. - В его лице была чуть заметная перекошенность, как будто она, отражала некоторую непоследовательность его философии; глаза его смотрели печально, и покоя в них не было.
Священник, не спуская глаз с двери - оттуда каждую минуту мог появиться его враг, - тоже подумал:
"И я не думаю о себе! Я уверен, что я поступил правильно. Я пастырь этого прихода. Это мой долг".
Спаньель Джон пролаял три раза - по числу вошедших. Это были миссис Пендайс, мистер Парамор и Грегори Виджил.
- А где Джордж? - спросил сквайр, но никто не ответил.
Священник, вернувшийся на свое место, рассматривал золотой крестик, который вынул из жилетного кармана. Мистер Парамор взял вазочку и стал нюхать розу. Грегори подошел к окну.
Когда до сознания мастера Пендайса дошло, что сын его не приехал, он подошел к двери и отворил ее.
- Марджори, будь добра, уведи Джона, - сказал он. - Джон!
Спаньель, увидев распахнутую дверь и поняв, что это означает, лег на спину.
Миссис Пендайс посмотрела на мужа, и в глазах ее были слова, которые она, как истинная леди, не умела произнести.
"Я должна остаться. Позволь мне не уходить. Это мое право. Не отсылай меня прочь". Вот что говорили ее глаза, и то же самое говорили глаза спаньеля, лежавшего на спине (он знал: так его трудно сдвинуть с места).
Мистер Пендайс ногой перевернул его.
- Вставай, Джон! Марджори, будь добра, уведи отсюда Джона.
Миссис Пендайс вспыхнула, но не сделала ни шагу.
- Джон, иди со своей хозяйкой, - сказал мистер Пендайс. Спаньель завилял опущенным хвостом. Мистер Пендайс ногой чуть-чуть придавил его хвост. - Это не женское дело.
Миссис Пендайс наклонилась к спаньелю.
- Идем, Джон, - сказала она.
Спаньель Джон, показывая белки глаз, упирался, так что ошейник налезал ему на морду; наконец его вывели. Мистер Пендайс затворил дверь.
- Хотите портвейну, Виджил? Вино сорок седьмого года. Мой отец заложил его в пятьдесят шестом, за год перед своей смертью. Сам я пить его не могу и я, знаете ли, заложил две бочки в год Юбилея {"Юбилей" королевы Виктории, в 1887 году праздновавшей пятидесятилетие своего царствования.}. Наливайте себе, Парамор. Виджил, садитесь рядом с Парамором. Вы знакомы с мистером Бартером?
Лица Грегори и священника стали очень красными.
- Мы все здесь бывшие воспитанники Хэрроу, - продолжал мистер Пендайс, и, неожиданно повернувшись к мистеру Парамору, добавил:
- Ну, так что же?
Точно так же, как вокруг наследственного принципа стоят Государство, Церковь, Закон, Филантропия, вокруг обеденного стола в Уорстед Скайнесе расположились сейчас сквайр, священник, мистер Парамор и Грегори Виджил, и никто из них не хотел начать разговор первым. Наконец мистер Парамор, вынув из кармана письмо Белью и ответ Джорджа, сколотые вместе и мирно терпящие соседство друг друга, вернул их сквайру:
- Дело, как я понимаю, обстоит следующим образом: Джордж отказывается с ней порвать, но он готов защищаться и отрицать все. Он ожидает, что я буду действовать именно в этом духе.
Взяв со стола вазочку, мистер Парамор опять принялся нюхать розу.
Мистер Пендайс нарушил молчание.
- Как джентльмен, - начал он резким от волнения голосом, - он, я полагаю, должен...
Грегори, натянуто улыбаясь, докончил:
- Лгать.
Мистер Пендайс мгновенно возразил:
- Дело не в этом, Виджил. Джордж вел себя возмутительно. Я не защищаю его, но если эта женщина хочет все отрицать, Джордж не может вести себя подло, - во всяком случае, меня воспитали в таких правилах.
Грегори подпер рукой голову.
- Вся система никуда не годится... - начал он.
Мистер Парамор вмешался:
- Давайте придерживаться фактов. Они и без системы достаточно неприятны.
Первый раз открыл рот священник:
- Я не знаю, что вы имеете в виду под системой, но, по-моему, оба они, и этот мужчина и эта женщина, виноваты в том...
Грегори перебил его дрожащим от гнева голосом:
- Будьте так добры не называть миссис Белью "эта женщина"...
Священник вспыхнул:
- Как же прикажете называть ее?..
Мистер Пендайс голосом, которому несчастье придавало некоторое достоинство, проговорил:
- Господа, дело идет о чести моего дома.
Наступило еще более долгое молчание - глаза мистера Парамора переходили с одного лица на другое, и губы, над розой, растянулись в улыбку.
- Я полагаю, Пендайс, - наконец начал он, - вы пригласили меня сюда, чтобы выслушать мое мнение. Так вот, не доводите дела до суда. Если в вашей власти что-нибудь сделать, делайте. Если в вас говорит гордость, заставьте ее замолчать. Если вам мешает честность, забудьте ее. Между деликатностью и законом о разводе нет ни одной точки соприкосновения; между правдой и нашим законом о разводе нет ничего общего. Я повторяю: не доводите дела до суда. Пострадают все: и безвинный и виноватый; только безвинный пострадает больше, и никто не выиграет. Я пришел к такому выводу по зрелому размышлению. В иных обстоятельствах я, возможно, и посоветовал бы что-нибудь иное. Но в этом случае, я повторяю, никто не выиграет. Надо сделать так, чтобы дело не дошло до суда. Не давайте пищи праздным языкам. Послушайтесь моего совета, напишите еще раз Джорджу, потребуйте с него обещание. Если он опять откажется, что ж, возьмемся тогда за Белью, попытаемся его припугнуть.
